Я вдыхаю резкий, пряный запах — почти болезненный.
Меня выворачивает.
В висках гул, в груди ледяной ком, а в пальцах — дрожь.
Ирисы.
Моё имя… Ирис?
Сердце пропускает удар, а затем колотится так, словно хочет вырваться из груди. В ушах звенит. Вокруг будто сжимается воздух — слишком плотный, слишком тяжёлый. Я стою на краю чего-то бесконечно важного.
— Коллега? — интересуется Дима. — Кто прислал букет?
133. Изнанка
Мой жених ловко вытаскивает позолоченный квадратик, спрятанный внутри букета ирисов, и читает вслух:
— Ты можешь не помнить — я помню за нас обоих. Ты ищешь опору — но я давно стал твоей тенью. Думаешь, ты одна? Ложь. Я рядом. Всегда буду. Р.
Дима сжимает записку так, что костяшки белеют. Он поднимает глаза, в них злость, непонимание и что-то ещё… страх?
— Что это⁈ От кого⁈
Я молчу.
— Этот кобель Белинский? Да? Всё никак не угомонится⁈
— Причём тут Ростик? — отвечаю машинально, не сразу осознавая, что вслух произнесла имя своего конкурента.
И тут же что-то щёлкает внутри.
Как пазлы, один за другим, в сознании складываются мелочи: кот Тимофей, разбивший горшок, когда пришла Катя. Запах кофе. Случайный смех.
А дальше?
Тьма.
Я вскакиваю.
— Ира! — рычит Дима за моей спиной.
Выбегаю из палаты.
Останавливаюсь у окна.
На фоне закатного города, утопающего в мягком золоте и алом свете, в полутени стоит незнакомец. Его силуэт чётко вырисовывается среди оранжево-фиолетового неба и мерцающих огней улиц.
Почему-то у меня перехватывает дыхание.
Он поворачивается.
Всё как всегда: наши взгляды встречаются. Его лицо остаётся бесстрастным. Но в этот раз… в этот раз я замечаю кое-что новое.
В глазах мужчины — не просто безразличие. В них усталость. Грусть. Может быть, даже… боль?
Я молчу, жду, когда он, как обычно, уйдёт.
Но он не уходит.
Он делает шаг вперёд.
— Ты слишком глупая, Ири, чтобы понять, когда тебя любят, — его голос глух, но в нём слышатся эмоции, которые мне не разобрать.
Он замирает, и голос дрожит едва заметно:
— Ты должна вспомнить меня.
Ири.
Ирисы.
Ирис.
Я не двигаюсь, не могу оторвать взгляда от его глаз.
Карие, глубокие, как омуты, они вдруг начинают меняться. Густой каштановый цвет растворяется, и внутри вспыхивает янтарное солнце.
Золотистые искры пробегают по радужке, переливаясь, как расплавленный мёд, и в следующую секунду его глаза сияют чистым янтарём — живым, мерцающим, хранящим в себе древнюю магию.
Я видела эти глаза… в том воспоминании с аметистом.
— Ты должна меня вспомнить, — он повторяет, и в его голосе слышится не требование, а мольба.
Воспоминания всё ещё ускользают, но внутри разгорается что-то другое — тёплое, жгучее, пугающее.
Я чувствую его руку, осторожно скользящую по моей щеке. Большой палец мягко касается уголка губ.
Тело реагирует быстрее, чем разум.
В горле пересыхает.
— Кто ты? — мой голос звучит едва слышно.
Он не отвечает.
Просто смотрит на меня так, будто я — всё, что у него осталось.
Его ладонь скользит по моей скуле, пальцы зарываются в волосы, и в этом движении — такая нежность, такая осторожность.
Меня окатывает волной тепла.
Он ждёт. Дает мне выбор.
Я могу уйти. Могу отвернуться.
Но я не хочу.
Что-то внутри толкает вперёд, к нему. Я делаю шаг, грудь касается его тела.
Тепло. Слишком близко.
И в следующий миг его губы находят мои.
Медленно. Осторожно.
Как будто он боится меня спугнуть.
Я вдыхаю его запах — немного пряный, чуть терпкий, как лес после дождя.
И это чувство — будто я знала этот вкус, этот поцелуй…
Сердце сбивается с ритма, но я не думаю, не сомневаюсь.
Я тянусь к нему.
Губы становятся требовательнее, горячее, и я не замечаю, как пальцы сами находят его плечи.
Он отвечает.
Сильнее. Глубже.
Руки сжимают меня крепче, одна ложится на поясницу, другая скользит вверх по позвоночнику.
Я чувствую, как напрягается его тело, как бешено бьётся его сердце рядом с моим.
И в этот момент я забываю, где я. Кто я.
Я просто тону в нём. В этом поцелуе, в этом жаре, в этом ощущении, что я не одна.
Что он здесь.
Всегда был.
Всегда будет.
Я не знаю, сколько длится этот поцелуй — секунды или вечность. Но когда мы разрываем его, я всё ещё держу незнакомца за ворот рубашки, а он не отпускает меня.
Его дыхание горячее, тяжёлое, губы едва заметно касаются моего лба.
— Ри… — голос срывается, дыхание сбивается.
Сердце глухо ударяется в рёбра, в голове пульсирует одно слово. Нет, имя.
Его имя.
— Ривз, — шепчу я, и в тот же миг ощущаю, как что-то ломается во мне, хлынув потоком.
— О, Господи… — я прижимаю пальцы к губам, замираю. — Я… я всё вспомнила.
134. Время платить
Он обнимает меня крепче. Его щека прижимается к моей макушке, пальцы осторожно гладят по волосам, как будто проверяя: я действительно здесь, живая, настоящая.
Мы стоим так долго. И только теперь понимаю, как сильно скучала. Как безумно нуждалась в этом прикосновении.
— Я ждал, — шепчет он. — Не знал, дождусь ли. Но ждал.
— Почему ты молчал? — я отрываюсь от его груди, смотрю в глаза. — Почему не сказал раньше?
Он не отвечает сразу. Янтарный взгляд замирает на моих губах, затем медленно поднимается к глазам.
— Потому что я всегда оставляю тебе выбор, — тихо говорит Ривз. — Если бы сказал раньше — это был бы мой выбор. Моё желание. Моя слабость. А ты должна была вспомнить сама. В этих мирах любое лишнее слово — как трещина в стекле. Один неверный шаг — и всё рассыпается. Я не мог рисковать тобой. Если бы ты посмотрела на меня — и не узнала… если бы отвернулась… я бы не пережил этого.
Он замолкает, и в его глазах вспыхивает янтарь.
— Я сдерживал себя. Молчал. Прятал каждое движение, каждый взгляд. Пока ты рядом — я жив. Но если бы ты не вспомнила… я всё равно остался бы. Просто рядом. Просто тенью.
Я моргаю, сдерживая слёзы. Хочу сказать хоть что-то, хотя бы его имя, — но он мягко касается ладонью моей щеки.
— Кто-то вмешался в твой цикл перерождений. Нарушил его ход. Одно из воплощений было уничтожено.
— Значит настоящая Ирис мертва?
— Частично. Потому что она — это ты. Твоя проекция в другом времени, в другом слое мира. И когда твоя жизнь в Ильорине снова оборвалась, тебя притянуло сюда. В это тело.
Я киваю. В груди тяжесть — не от страха, а от чего-то более глубокого.
— Второе тело в крепости исчезает. С каждым днём — всё слабее. Тебе нужно решить, где ты останешься.
— Я… — в горле пересыхает. — Я не знаю.
— Ты не можешь знать. Ты только что всё вспомнила. Это слишком много, слишком быстро.
Ривз на мгновение закрывает глаза.
— Но у нас нет времени.
Я отвожу взгляд, и голос звучит тише, чем хотелось бы:
— А если я останусь… здесь?
— Тогда твоё тело адаптируется. Ты никогда не сможешь вернуться. Этот выбор необратим.
— А если не останусь?
— Это тело умрет. — Он не смягчает формулировку.
Я сжимаю пальцы в кулаки. Ноги будто налиты свинцом.
— Такое ощущение что я ошибка…
— Нет, — он смотрит на меня пристально. — Ты — не ошибка. Ты — подарок. Вопреки, несмотря ни на что. Настоящий.
Я смотрю на него. В голове — тысяча вопросов.
Он будто читает меня как открытую книгу.
— Я знаю, что ты хочешь спросить. Про Фехоса. Про то, как я попал сюда. Я обещаю — мы поговорим. Но сейчас тебе нужно вернуться. Отдохнуть. Завтра. Я обещаю.
— Но там… — мой голос срывается. Имя «Дима» повисает на языке, не желая срываться.
— Идём, — он вздыхает и достаёт из потайного кармана крошечный артефакт, похожий на хрустальную каплю с живым светом внутри.
