Островский. Вызов принят! (СИ) - Котович Виктор

А если и решится — далеко после такого точно не убежит. Отчего-то я в этом глубоко убеждён.

Однако дверь за собой всё равно запираю. Вдруг Патлатому всё-таки нравится ночами грезить о цепных пилах?

Дверь в левое крыло здания слегка приоткрыта, будто из неё наблюдали за дорогой. Надо бы отсечь этот путь к отступлению, чтобы потом блудного родича по местным лесам не вылавливать.

Достаю мобилет и набираю номер Глеба.

— Кирилл, ты живой? Судя по звукам, там здание до фундамента разнесли! — в голосе напарника чувствуется едва уловимый намёк на то, что и он не прочь был поучаствовать в демонтаже бандитского логова.

— Не, только пару этажей, да и те — изнутри, — потираю ушибленный при неудачном падении бок. — Подъезжайте к главному входу в левом крыле, дорога прямо на него выведет. Хочу быть уверенным, что у дядюшки моего внезапной тяги к прогулкам на свежем воздухе не образуется.

— Понял тебя, через минуту будем! — рапортует Скороходов и отключается.

Эх, никак он не научится поправку на стиль вождения Катерины делать. Секунд двадцать, не больше!

Слышу хруст гравия, извещающий о стремительно приближающейся машине, и шагаю внутрь помещения.

Света тут достаточно, чтобы разглядеть пыльные конторские столы и стойки да кучу стульев, беспорядочно сваленных у одной из стен.

А из коридора чуть дальше доносится размеренный стук и сдавленное мычание.

Интересно, они ещё и корову из ближайшей деревни свели?

Двигаюсь по коридору к источнику звука, пока не упираюсь в закрытую дверь какой-то подсобки. Изнутри слышна возня, будто здоровенная крыса пытается колбасу из кладовой вытащить.

Дёргаю дверь на себя, но та не поддаётся.

Что ж, другого выхода нет.

Рука привычным движением ложится на рукоять Выжигателя.

Направляю ствол под углом вверх — и одним выстрелом испаряю замок вместе с изрядным куском двери и стены.

Дверь, обиженно скрипя от такого обращения, распахивается сама.

Вглядываюсь в помещение и сквозь летающую в воздухе пыль и обрывки бумаги различаю скрючившуюся на полу фигуру человека в испачканном дорогом костюме.

Его рот завязан грязной тряпкой, на лбу запеклась кровавая ссадина, а руки скованы за спиной полицейскими наручниками.

— Андрей Петрович! — горестно всплёскиваю руками. — А вы оказались здесь как?

Родич радостно мычит сквозь кляп, всем своим видом выражая благодарность за неожиданное спасение.

Наверное.

Не слишком церемонясь, водружаю дядюшку на ноги и убираю тряпку с его рта. Тот, краснея от натуги, выплёвывает собственную перчатку.

— Фам мнутви глюф! — сообщает пленник едва ворочающимся языком. — Ыфдеваыфь, хады!

— Нет им прощения! — поддакиваю с праведным гневом в голосе.

Носком ботинка осторожно расправляю обслюнявленную перчатку и встряхиваю её, приподняв за один из пальцев. И правда, ключ внутри.

Воистину безгранична человеческая изобретательность!

— Кто же вас так, дядюшка? — отпираю браслеты.

И запасливо закидываю их вместе с ключом в карман куртки. Кто знает, вдруг ещё пригодятся?

— Хакие-то бан-диты, — выдавливает Андрей Петрович. Сейчас его речь куда понятнее, чем раньше. — Они в ваф дом валефли, кокда мы ф Тафьяной во тфоре пефедовали.

— Как же так выходит, что вы уже второй раз одновременно с ними в моём доме оказываетесь? — произношу с нажимом.

Но дядя делает вид, что не обращает на мой тон внимания.

— Я бы и шам хотев это внать, тьфу! — родич продолжает отплёвываться, тщательно изображая, как его бесит эта ситуация. — Может, подобное тянется к подобному?

Ну, дядюшка! Языком еле шевелит, но поглумиться шанса не упускает.

— Буду считать, что вы не оправились от ужасного эмоционального потрясения, пробыв… а сколько вы тут пробыли, кстати? — игнорирую подначки и сбиваю внимание неожиданным вопросом.

— Несколько часов, может и больше, — к Андрею Петровичу наконец возвращается способность внятно разговаривать. — А где Татьяна Викторовна? С ней всё в порядке? Ей удалось спастись?

— А вы сами разве не в курсе? — рявкаю в ответ. — Вместе же во дворе были!

— Она, когда бежать бросилась, мне чем-то в спешке по лбу так приложила, что аж искры из глаз посыпались! — обижается дядюшка. — А потом дышать стало нечем, и я потерял сознание. Очнулся уже здесь в этом вот неприглядном виде.

Жаль, конечно, этого добряка. Но почему-то не от всего сердца.

— Так нужно найти её, скорее! — слова вырываются раньше, чем я успеваю это обдумать. — Бандиты оставили письмо с требованием выкупа! Ей может угрожать серьёзная опасность!

Но дядюшку мои восклицания совсем не впечатляют.

— Ежели за неё требуют выкуп, то вреда не причинят, — родич безуспешно пытается отряхнуть пиджак, поглядывая на выход из подсобки. — Хотя главаря она всё же ослепила, так что…

Закончить фразу ему не удаётся.

Потому что мой кулак врезается ему в челюсть, вышвыривая этого лживого сукина сына из комнатушки в коридор.

— Сознание потерял, значит, мразь? — в голосе кипит с трудом сдерживаемая ярость. — А то, что она бандита ослепила, ты седалищной чакрой заметил? А что выкуп за неё требуют, а не за твою гнилую душу, тебе эти упыри сами рассказали? И Патлатый тебе лично главным представился? Когда? Когда ты, сука, собственную семью этим уродам продавал?!!

— Стой!!! Я всё могу объяснить! — верещит распростёртый на полу Андрей Петрович. — Я просто…

— Просто завязал себе рот и браслеты накинул?! А потом жертву изображал? Лучше б в актёры, мразь, подался! — кровавая пелена перед глазами чуть развеивается. Уже не так хочется задушить его голыми руками.

— Татьяне ничего не угрожало! — жалобно скулит обманщик. — Её связали только ради её же безопасности…

— Таня в безопасности с моими друзьями, — слова припечатывают извивающегося негодяя, будто удары кузнечного молота о наковальню. — Она рассказала достаточно, чтобы упечь тебя за решётку на всю оставшуюся жизнь!

Замолкаю ненадолго, чтобы подлец осознал, в какой заднице оказался. И, судя по бледнеющей роже и обвисшим усам, до него действительно начинает что-то доходить.

— Твои подельники сейчас отдыхают после нашей встречи в разных комнатах по всему зданию, — продолжаю сурово. — И каждый, узнав о своих скорбных перспективах, обязательно расскажет абсолютно всё о ваших тёмных делишках.

— Не моих! Это всё Василий Тимофеевич… Васька Серьга! — голос предателя дрожит от отчаяния. — Патлатый с подельниками — его люди, это он им приказы отдавал!

Вот это я называю «мир тесен»! И здесь тот паразит отметился.

— Больше не будет, — упираюсь в распростёртого на полу родственника тяжёлым взглядом. — Василий Тимофеевич скончаться вчера изволил. Сердечко не выдержало. И с ним ещё четверо дружков его отбыли. Не осталось у Патлатого других начальников, кроме тебя.

— Остался! Васька не на себя работал, над ним главный есть! — дядюшка сжимается в комочек, словно стремясь и вовсе исчезнуть. — Это Шалаш… шала…ш-ш-ш-аА!!!

Секунду назад трясшийся от страха Андрей Петрович неестественным образом отталкивается от пола, врезаясь в меня всем телом.

Отлетаю от неожиданного удара обратно в пыльную кладовку, с пола наблюдая за превращением родственника в двухметровый бугрящийся мышцами гибрид гориллы с крокодилом.

— Жра-а-ать!!! — взвизгивает окончательно потерявший человеческий облик дядюшка.

И, распахнув пасть, взвивается в воздух, метя острыми когтями на лапах прямо мне в живот.

Глава 38

Боммм!

Мутант, не рассчитав силу прыжка, врезается башкой в дверную притолоку. Шлёпается на пол прямо перед входом в своё бывшее узилище, коротко взвыв от досады и боли.

И это даёт мне несколько необходимых секунд.

Появившийся в руке хлыст выстреливает в сторону ящера, плотно обматывая его вытянутую пасть. Тот, резко мотнув головой, пытается вырваться, — и рывком вздёргивает меня на ноги.