Наагатинские и Салейские хроники (СИ) - Гичко Екатерина

– Но…

– Живо.

Оборотень под её суровым взглядом, всё так же стараясь не поворачиваться левым боком, прошёл к постели и присел на краешек.

– Вот так-то лучше.

А то действительно отморозит себе всё, и что ей тогда делать?

Иша озадаченно прищурилась.

А ей что-то надо с этим делать?

Тряхнув головой, женщина пошла закрывать дверь на балкон. А вернувшись, встала перед гостем и грозно сложила руки на груди.

– Ну и?

А гость-то был симпатичным. Иша наконец смогла рассмотреть его лицо. И волосы вон какие белые, даже в полумраке ясно видно, что снегу подобны. Обычно Ише не нравились красивые мужчины, настороженно она как-то посматривала на симпатичных братьев. А к этому странному незнакомцу она чувствовала пусть и слабую, но всё же необъяснимую расположенность. Наверное, оттого, что он так перед ней дрожит.

– Что ты делал на моём балконе?

– Госпожа, я так виноват, – забормотал оборотень. – Я просто… не смог устоять… мне нужно было посмотреть…

Он сбился, и наступило молчание.

– Что посмотреть?

Под любопытным взглядом лисички оборотень подтянул одеяло с правой стороны повыше, закрывая рассечённый шрамом сосок.

– Я… я… У меня здесь есть кое-кто, кого бы я страстно желал увидеть.

Гость продолжал пристально, с лихорадочным огнём в зрачках смотреть на Ишу.

– Так прошли бы в ворота!

Мужчина растерялся.

– Но я не могу. Согласно уговору с последователями монастыря, я не могу видеться… с ним.

У Иши внутри что-то тоненько тренькнуло. Душа задрожала и заволновалась, дыхание сбилось. Метнувшись взад-вперёд, лисичка подтащила стул и села напротив гостя.

– Не можешь? Но почему? Братья же заботятся от тех, о ком больше никто не может позаботиться. Например, обо мне. Если ты хочешь позаботиться о ком-то, то…

Лицо гостя стало ещё более растерянным.

– Если бы я мог, я бы давно забрал… его отсюда, – горячечно прошептал он. – Но мне согласились помочь только при условии, что я больше никогда не буду искать встречи с… ним. Но я не могу больше быть так далеко. Мне нужно посмотреть хотя бы… раз. Я только хотел увидеть… его. Видят боги, госпожа, я не собирался пугать вас! Я… вот этот светильничек должен был меня скрыть, но он так не вовремя закрылся, – мужчина посмотрел на горшочек, который продолжал лежать в углу на полу. – Я хотел полетать, посмотреть в окна и найти… его, но… вот но, – он виновато улыбнулся женщине. – Клянусь, в моих мыслях не было дурного.

Почему-то Ише хотелось ему верить. Она чувствовала себя растерянной и немного подавленной. Настоятель говорил, что все братья и сёстры, которые оказались здесь из-за болезни, были брошены. Он не упоминал, что есть и другие…

– А почему тебе запретили видеться с ним? – строго нахмурилась Иша.

Может, этот оборотень страшный негодяй, а она ему своё одеяло отдала!

– Не знаю, – гость смотрел на неё так простодушно-растерянно, что в неискренности заподозрить его было стыдно. – Может, они не хотели делиться какими-то секретами врачевания. Я был в таком отчаянии, что согласился.

Иша заёрзала.

– А кто именно? Может, я знаю?

– Простите, госпожа, – оборотень виновато улыбнулся. – Я не могу доверять вам. Вдруг… ему навредят, если узнают, что я нарушил обещание и прилетел сюда.

Ну, звучит разумно. Но Иша всё равно не позволила себе поверить ему полностью.

– Я знаю, что прошу о многом, но, госпожа, не могли бы не выдавать меня и сохранить мой визит в тайне?

– Вы думаете… – лисичка надменно вскинула носик, но именно в этот момент раздался вкрадчивый стук.

И гость, и женщина медленно повернули головы в сторону двери. Иша уставилась на неё с недоумением – кого Тёмные принесли в такой час? – а оборотень с нехорошим прищуром.

– Ишенька, – раздался сдавленный шёпот брата Сузы. – Ты спишь, душа моя? Я принёс стихи, хочешь почитаем вместе?

Иша воспламенилась мгновенно и, позабыв о госте, подскочила к каминной подставке. Выхватить кочергу не успела. Внимание привлёк приподнявшийся оборотень. Женщина с ненавистью уставилась на дверь. Вот если бы она в спальне была одна, то точно бы открыла дверь. И так бы отходила этого стихоплёта кочергой, что в свои покои он полз бы на бровях! Но пришлось ограничиться беззвучным ругательством и пару раз ударить кулаками воздух.

Брат Суза ещё раз тихонечко поскрёбся и ушёл.

– Что это такое?! – полный негодования и ярости шёпот гостя заставил Ишу подскочить. – Как он смеет стучаться к девушке ночью?! Эти братья здесь все такие?!

Ярость мужчины неожиданно польстила Ише и нашла бурный отклик в её душе.

– Другие братья очень благовоспитанные. Это только брат Суза такой. И только ко мне такой!

– Безобразие! – низкий сдавленный рокот вызвал у Иши целую толпу мурашек. – Такая низость – пугать и тревожить покой женщины ночью!

– Меня так просто не запугаешь, – Иша самодовольно улыбнулась. – Уж не помню, кем я была в прошлом, но наверняка преступницей. Так что такие царапания в дверь меня не проймут!

– Боги, госпожа, с чего вы решили, что были преступницей? – поразился мужчина. – Кто вам сказал подобное?

– Я сама вижу в себе все задатки, – лисичка ногой выпихнула из-под кровати полено и кивнула на него. – Видите? Там их ещё полно, и я их все украла.

– Зачем? Неужели братья так жестоки, что заставляют вас спать в холоде? – возмутился гость.

– Нет, на самом деле дров можно брать сколько угодно. Но мне захотелось именно украсть. И вообще, – Иша с сомнением посмотрела на дверь, – может, я падшая женщина? Иначе чего он за мной ходит.

– Вы не можете быть падшей женщиной, – горячо прошептал оборотень. – Поверьте мне, падшие женщины совершенно другие. У них есть свои отличительные черты. И даже я не буду говорить какие!

– Правда? – воспряла Иша. – Нет, на самом деле я это знала. Вот если бы вас здесь не было, я бы открыла дверь и так бы этого рифмоплёта отходила…

Выхватив из стойки кочергу, женщина запальчиво взмахнула ею и ткнула вперёд на манер рапиры.

– Если он постучится ещё раз, я открою светильник и исчезну. И вы можете делать с ним всё, что пожелаете, – улыбнулся гость Ише.

Он окончательно ей понравился.

Бросив кочергу в стойку, женщина протянула оборотню левую руку и с улыбкой представилась:

– Иша.

Мужчина неуверенно улыбнулся и тихо прошептал:

– Харид. Меня зовут Харид.

Левая рука под одеялом дёрнулась, но мужчина вовремя опомнился и перехватил протянутую ладонь правой. Попробовал пожать, но пожимание вышло неловким и забавным, и оборотень галантно потянул женскую ладошку к своим губам.

Он едва коснулся длани, как его тело прошибла сильная дрожь. Глухо застонав, он вдруг с силой прижал ладонь Иши к своим глазам и, задыхаясь, судорожно прошептал:

– Боги… госпожа, простите… простите меня… прошу вас, позвольте… позвольте мне ещё немного… немножечко посидеть так… умоляю… чуть-чуть…

Он задыхался, сотрясался всем телом и так сжимал её ладонь, что даже было больно.

Растерянная Иша хотела выдернуть руку из его хватки, но вдруг её ладони коснулось что-то влажное и тёплое. Тихий вой сорвался с губ оборотня.

– Да… конечно… – пробормотала обескураженная женщина, ощутив острый укол жалости.

Иерхарид еле сдерживался. Босая Риша в одной рубашке бегала по комнате, хозяйственно наводя уют, чтобы приветить позднего гостя. Она уже вытащила из шкафа чайничек и маленькую жаровню, щипцами подкинула в неё из камина горячих углей и поставила кипятиться отвар. Пока чайник тихо сопел, Риша шныряла по всей комнате, по всем укромным уголкам, куда, как белка, припрятала всякие вкусности. Иер остро пожалел, что не прихватил с собой какой-нибудь гостинец. Он уже забыл, каким тяжёлым был путь, как нелегко дался ему перелёт… Любые усилия стоили того, чтобы увидеть Ришу.

Долгое лечение истощило жену, и Иер с тревогой смотрел на тонкие хрупкие запястья и острые косточки щиколоток. Его трясло от дикого желания прижать к себе это худенькое тело, обнять его руками и ногами, согревая собственным жаром и защищая собой. Хотелось расцеловать ярко-рыжую голову, тонкий зигзаг шрама, бледное личико и тонкую шейку. Хотелось обнять Ришу и почувствовать, что она действительно живая! На губах всё ещё сохранялось тепло её маленькой ладошки, и это тепло согревало истерзанное тревогой сердце. Впервые за многие месяцы Иер ощутил покой. Нет, он не был умиротворён, волнение бурлило в крови, но горький страх наконец отступил.