Ученик мертвого Дома (СИ) - Бриз Виталий

— Я…

Слова застревали в горле колючками рамбутана, и их приходилось выталкивать силой.

— Я, Чжан Саньфэн, старший ученик мертвого Дома Шипа, присягаю на верность Дому Колючей Лозы, принявшему меня, проявившему ко мне милосердие и доброту, — слова, просто слова, я не хотел думать, что они означают. Но не думать не получалось. — Клянусь, отныне и впредь всякое мое деяние и помысел будут направлены во славу, силу и благо моего нового Дома.

Я не сдержался, позволил горечи прорваться в мой голос.

— Готов ли ты подтвердить клятву?

— Залогом моих слов станет моя жизнь.

Я знал, что последует за согласием. Зеленая нить отделилась от ладони главы Лозы и, извиваясь в воздухе, поплыла ко мне. Пусть и очень хотелось, я не стал закрываться щитом или уклоняться.

Червь клятвы ввинтился в грудь, проник в сердце. От резкой боли на миг перехватило дыхание и потемнело в глазах.

— Дом Колючей Лозы принимает тебя, старший ученик Тэнг Чжан Саньфэн, и обещает относиться как к брату и сыну, защищать и поддерживать, наказывая за проступки и воздавая по заслугам.

Слова Тэнг Фухуа ученики и мастера встретили гробовой тишиной.

Новые названные братья и сестры не скрывали ненависти, скалились цепными псами, у которых из-под носа увели сладкую кость. Яньлинь кусала губы и теребила кольца на поясе. Хуошан отвел глаза, не желая становиться свидетелем моего позора. Мальчишки, стоявшие позади него, угрюмо насупились.

Тэнг Чжан Саньфэн. Надо же, дали двойное родовое имя, сохранив прежнее! Неописуемая щедрость! Тэнг — даже звучит противно.

Учитель одобрительно кивнул, улыбнулся, а когда я почти отвернулся, закрыл глаза… пряча боль. Я поступил, как он велел, подчинился решению главы и старейшин, отрекся от погибшего Дома… и от него самого, получается, тоже.

Это действительно было необходимо?

Я медленно брел к друзьям. В груди давило. Площадь качало, и дурной кошмар все не заканчивался. Хотелось завыть от бессилия, упасть и биться головой о брусчатку. Но навстречу брела, едва переставляя ноги от ужаса, Яньлинь, пришлось собрать волю в кулак и улыбнуться ей: все в порядке, ты справишься.

Пускай не сейчас, но мы с ними справимся. Однажды у нас появится шанс возродить Дом Шипа.

А пока все, что я могу, — это сцепить пальцы, пряча дрожь. Следить, чтобы никто из учеников не натворил глупостей, и ждать, когда закончится эта проклятая церемония.

Глава 4

«Я кровь от крови земли, плоть от ее плоти. Свет, заключенный во мне, явись и стань воплощением моей воли! „Спицы колеса вечности“!»

Три десятка шипов, окружив меня, повисли в воздухе на уровне груди. Они слегка подрагивали, рвясь в бой. Если смотреть сверху, фигура и впрямь напоминала колесо без обода со мной-осью в центре. Идеальное заклинание, когда вокруг одни враги.

Как мастера Лозы, например.

Сегодня старейшин было трое. Сам глава Фухуа, его вечно сонная «марионетка» Тэнг Бинь и Тэнг Диши, суетливый старичок-сморчок с реденькой, торчащей клочьями бородкой, сальным взглядом и хозяйской улыбочкой. После его взгляда хотелось опрокинуть на себя ведро воды, чтобы стереть мерзкое ощущение попользованной вещи. Рядом с ним, склонившись над свитками, за письменным столиком сидела женщина с лягушачьей физиономией. К соседке Тэнг Диши обращался исключительно «милая Ниу».

Нити заклинания натянулись до предела. Искушение было велико: всего-то и нужно, что позволить печати сформироваться до конца.

Я вообразил, как шипы разлетаются в стороны.

Рвут в клочья защитные амулеты и срезают ловцы ветра. Разбивают фарфоровые вазы в человеческий рост — те, бело-зеленые, расписанные травяными узорами, с жалобным звоном осыпаются грудой осколков.

Шипы впиваются в колонны, пол и стены, в нарисованные на шелке картины, поражая в самое сердце — святотатство! — Великого Дракона, даровавшего людям искусство обращать Извечный Свет в фохат и заклинать его.

Пальцы подрагивали. Волосы на висках слиплись, чжунъи [нательное белье/нижняя рубаха] промокла от пота — хоть выжимай. «Колесо» рвалось в бой, и удерживать его было не так уж легко.

Глава Фухуа кивнул, показывая, что хватит, и я развеял заклинание.

Сделал несколько вдохов-выдохов, успокаивая потоки фохата в теле. Сосуд почти опустел. Это была уже восьмая старшая печать подряд. Мой нынешний рубеж — девять. Но я молчал и ждал распоряжений мастеров.

Мне продолжать? Вы хотите, чтобы я раскрыл все секреты Дома Шипа, которыми владею?

Они хотели. Но старейшины Лозы… мои старейшины были достаточно мудры и умели держать свою жадность в узде. И терпения, как и подобает заклинателям их ранга, у них хватало.

— Пожалуй, на сегодня достаточно, — объявил глава Фухуа. — Благодарю, Саньфэн. Можешь отдыхать. Ждем тебя через два дня.

Кулак к ладони, поклон, не выражающий ничего, даже положенного почтения к мастерам. Дань традиции, которой нужно следовать, чтобы избежать неприятностей.

Кивок означал, что я свободен.

Я направился к выходу, но у самых дверей меня остановили.

— Саньфэн, — мягко окликнул меня глава Фухуа.

Я обернулся.

— Ты нас ненавидишь?

Ложь мастерам — один из тягчайших грехов, и я не собирался ему поддаваться. Всего лишь ушел от ответа, озвучив прописную истину:

— Каждому ученику Дома должно с благодарностью и почтением относиться к его главе и старейшинам.

Тэнг Фухуа покачал головой, но ничего более не спросил.

После духоты Дворца свежий весенний ветер, долетающий с горного хребта Шуан-Ди, был подобен живительному глотку ключевой воды. Я позволил себе пару мгновений насладиться им, прежде чем начать спуск в деревню.

Ненавижу ли я Лозу? Людей, которые заявились в мой Дом, убили моих друзей и учителей?

Тигр пожирает антилопу, слабые — пища для сильных. Таков закон этого мира, а против мировых законов идут только глупцы и самоубийцы. Я невольно прикоснулся к груди, где в сердце дремал «Червь клятвы».

Ненавижу ли я Дом Лозы? Ответ очевиден. Но ненависть — бесполезное разрушительное чувство, которое единственное к чему приведет, — это к моей гибели. Учитель приказал мне жить дальше и заботиться о выживших из Дома Шипа.

Не стоит жалеть дерево, когда оно уже превратилось в лодку.

— Саньфэн! Доброе утро!

Навстречу мне спешила Яньлинь. Лицо ее раскраснелось от быстрой ходьбы, глаза подозрительно блестели. На ней сегодня было изумрудное парадное ханьфу с орнаментом в виде листьев.

— Я не знала, что подобает одеть. Поэтому и задержалась, — смутилась она, заметив, как я рассматриваю ее, провела пальцем по лицу: плакала? Натянуто улыбнулась. — Не слишком официально?

— Выглядишь отлично. А где Хуошан?

В переданном вчера приглашении говорилось, что глава Фухуа желает видеть всех трех старших учеников Шипа.

— Он сказал… — Яньлинь замялась, — что не сможет.

Полагаю, Быкоголовый выразился намного грубее. С него станется вслух пожелать «этим кошкам и собакам, что прячут нож внутри улыбки» получить в подарок песочные часы [пожелание смерти]. Вот же упрямый осел! Сам нарывается на наказание!

Яньлинь покосилась на Дворец и понизила голос, будто опасаясь, что находящиеся там старейшины Лозы могут ее подслушать.

— Мне страшно.

— Веди себя как обычно, словно перед тобой прежний глава Шаньюань, и все будет хорошо.

— Тогда мне лучше поспешить.

Глава Шаньюань не терпел опозданий, и Яньлинь торопливо устремилась вверх по лестнице.

— Давай-давай, твой растрепанный вид и раскрасневшееся лицо очень порадуют Тэнг Диши, — крикнул я ей вслед.

Яньлинь отмахнулась, и я не стал настаивать: возможно, это был ее способ протеста, молчаливого несогласия с окружающей нас действительностью.

Не стоит жалеть дерево…

Утро пришло в мир, наполнив его светом и жизнью. Затопленные поля, убегающие к далеким холмам, блестели огромными зеркалами, отражающими безоблачное небо. Вода приблизилась вплотную к домам, казалось, еще чуть-чуть и затопит дворы — обманчивое впечатление: пусть в Доме в эти дни и царил бардак, за плотинами следили.