Ученик мертвого Дома (СИ) - Бриз Виталий

Украденное место — малость по сравнению с украденным Домом и украденной жизнью.

Вдох-выдох. Пятая мантра.

Раскатистый удар гонга оборвал гул разговоров. Из распахнутых ворот Дворца Старейшин потянулись две реки — изумрудная и салатовая.

— Глава Дома Лозы Тэнг Фухуа, — громко объявил Вэй. — Глава Дома Шипа Чжан Шаньюань. Поклон!

Я соединил кулак с раскрытой ладонью, опустил взгляд, склоняя голову не перед врагами, но мастерами и старейшинами своего Дома.

Если глава Шаньюань всегда казался мне несгибаемым дубом, чья тень накрывает мир, то Тэнг Фухуа напопоминал караванщика, гостившего у нас прошлой осенью и принесшего диковинки далеких земель, лекарственные травы, артефакты из других Домов и слухи.

Торговец, рассевшийся словно ли хунг [тануки, дух в виде енотовидной собаки] в своем цветастом шатре, поглаживал аккуратную бородку-клинышек и постоянно улыбался. Улыбка разбегалась лучиками морщин от желто-зеленых глаз, приподнимала уголки губ. Из щели рта нескончаемым потоком лились комплименты заглянувшим к нему гостям и уверения в непревзойденном качестве товара. Очарованные его сладкоголосыми речами, многие после недосчитались монет.

В отличие от караванщика Тэнг Фухуа улыбаться не спешил. Глава Дома Лозы расстроенно качал головой, и чудилось, будто собравшиеся на площади ученики в его глазах превращались в костяшки на счетах, на которых он подсчитывал убытки.

Почтенные старцы различались как река и гора и все же неуловимо походили друг на друга — окружающей аурой мудрости, власти, заставлявшей цепенеть и почтительно склонять головы при их появлении. Замолкать, стоило им открыть рот.

— Старейшина Тэнг Бинь…

Место справа от главы Дома Лозы занял несуразный, похожий на марионетку человечек с плоским незапоминающимся лицом и сонным взглядом.

— Старейшина Тэнг Цзымин…

Мой будущий наставник оказался угрюмым мужчиной неопределенного возраста. Тело, жилистое и сильное, с покрытыми шрамами предплечьями принадлежало бойцу. Короткие черные волосы серебрились первой сединой. Лицо, лишенное и намека на изящность, вызывало мысли о хищных птицах: ястребиный нос, густые брови, выделяющиеся скулы, синеватая щетина на щеках.

Я вздохнул, предчувствуя грядущие трудности. Тэнг Цзымин явно не привык, чтобы с ним спорили, и договариваться он не станет, а я не уверен, что смогу признать этого человека своим наставником, доверять и подчиняться ему, как учителю.

— Старейшина Чжан Пенгфей. Старейшина Тэнг Диши. Мастер Чжан Лучань…

Учитель поймал мой взгляд и едва заметно кивнул, ободряя.

— Мастер Тэнг… Мастер Чжан… Младший мастер…

Старейшины Юи не было, как и мастера Ляо, как и многих иных. Соблазн поверить, что отсутствующие попросту отказались признать перемирие и потому где-то заперты, был велик. Но я понимал: они мертвы.

Закончив объявлять мастеров, Вэй принял позу внимания.

— Время слов иной раз наступает слишком поздно, — скорбно начал глава Лозы. — Слово — вещь непростая и опасная. Не прозвучавшее в нужный час или, напротив, сказанное не вовремя оно способно привести к большой беде. Уже привело, да. И если бы мы нашли время для слов, то могли бы избежать трагедии… Но лучше поздно, чем никогда, — Тэнг Фухуа покачал головой, продолжил другим, жестким тоном: — У Пещер Эха было совершено преступление. Чудовищное преступление, и пролитая там кровь требует наказать убийц.

— Но мы, поддавшись ненависти, — заговорил глава Шаньюань, обводя площадь ясным взглядом льдисто-голубых глаз, — совершили не менее тяжкое преступление. И точно крохотный камешек приводит к сходу лавины, что погребает под собой деревню, так одна смерть стала причиной сотни смертей. Эти дни… дни потерь забрали многих, кто был нам дорог… учителей, родителей, братьев и сестер, друзей… Забрали наших драгоценных детей.

Глава Шаньюань замолчал, и никто не осмелился его поторапливать.

— Мы не должны были позволять темным чувствам захватить наш разум. Как глава Дома Шипа, я беру ответственность за всю пролитую в эти дни кровь, чьей бы рукой — лозы или шипа — не был нанесен удар. И плачу за нее своей кровью.

Вэй, достав из сундучка кинжал в простых кожаных ножнах, с глубоким поклоном подал главе Шаньюаню.

Яньлинь побледнела, зажала руками рот, словно испугавшись, что глава вскроет себе горло. Но тот просто чиркнул лезвием по ладони и вытянул руку, позволяя тяжелым красным каплям упасть, разбиться о мрамор ступеней.

— Я, последний глава Дома Шипа, Чжан Шаньюань принимаю яд вашей ненависти, дабы он не отравлял более души. Я отказываюсь от мести, отрекаюсь от войны и прошу помощи у того, кого недавно считал врагом. Не во имя слабости и страха перед смертью, но во имя жизни, дабы спасти то, что еще можно спасти, и дать мирно исчезнуть остальному.

Глава переломил кинжал и бросил под ноги.

— Я вверяю Дому Лозы наследие и надежды Дома Шипа, дабы они не сгинули безвозвратно, а стали частью нового Дома Колючей Лозы и привели его к величию.

Чжан Шаньюань снял нефритовую гемму и вручил Тэнг Фухуа. Они поклонились друг другу. Затем бывший глава Шипа в сопровождении свиты из старейшин направился ко Дворцу. Учитель и несколько мастеров, в основном из младших, остались на площади.

— Кровь искупила кровь, яд поглотил яд, — объявил Тэнг Фухуа. — Почтим молчанием мужество тех, кто добровольно взял на себя грехи и ненависть минувшей войны. Да будет благосклонен к ним Извечный Свет!

Яньлинь всхлипнула, провела ладонью по щекам, утирая слезы.

— Лицемеры! — сплюнул Хуошан.

Клинок наверняка был отравлен. А если и нет, яд ждет главу во Дворце.

Сколько пафосных слов сказали, чтобы скрыть обычную предусмотрительность! Мастера Шипа, в отличие от нас, учеников, слишком опасны. Смерть старейшинам, ссылка — для учителя и остальных.

Я не понимал! Никто из моих друзей по-прежнему не понимал! Почему глава и мастера сдались? Мы же еще могли сражаться! Да, тогда война, скорее всего, уничтожила бы Дом… или даже оба Дома, но разве жизнь, за которую заплачено такой ценой, лучше⁈

Вдох-выдох. Пятая мантра спокойствия. Шестая мантра.

Спрятать обратно когти и украдкой стереть кровь с костяшек.

У входа во Дворец Чжан Шаньюань покачнулся. Благодарно оперся о старейшину Пенгфея, подставившего ему плечо. Посмеиваясь, что-то сказал, и старейшина вежливо улыбнулся в ответ.

Ворота Дворца захлопнулись.

— Когда в реку впадают ручьи, — продолжил церемонию Тэнг Фухуа, — она становится шире. Когда в саду распускаются новые цветы, он становится краше. Дом Лозы с радостью принимает семью Шипа.

Радости не наблюдалось: ни на наших, ни на лицах победителей, которым придется делить с нами кров и пищу.

Старейшины Лозы ждали. Моя очередь сыграть роль в их спектакле?

— Саньфэн? Мы же не…

На кулаках Хуошана тоже чернела кровь. Достаточно моего знака, и ученики Шипа будут сражаться: безнадежно, без шанса не то что на победу, на спасение, предпочтя гибель позору.

Учитель Лучань не сводил с меня взгляда. Хмурился.

— Вы оглохли и не слышали, что сказал глава Шаньюань? — я нарочно произнес это громко, чтобы заглушить и чужие, и собственные сомнения. — Или вы настолько не уважаете свой Дом и учителей, что осмеливаетесь ставить под сомнение их волю?

Первый шаг дался невероятно тяжело, будто к ногам привязали неподъемные гири. Второй — уже легче.

Остановился, как и положено, у лестницы, стараясь не замечать уродливых ржавых пятен на ступенях. Лица мастеров сохраняли бесстрастность. А вот Вэй глядел с… сочувствием, будто что-то понимал.

Его фальшивая поддержка взбесила больше всего. Если бы Небеса благоволили нам, то сейчас бы он стоял на моем месте, и это Дом Лозы перестал бы существовать, а я бы смотрел на бывшего врага сверху вниз… возможно, с тем же сочувствием или, скорее, едва скрывая торжество. Признаю, мне далековато до благородства солнечного гения Лозы.

Колени не хотели сгибаться. За спиной нарастал ропот недовольства. Еще немного, и кто-то из учеников — неважно, свой ли, чужой — обязательно вспылит, и начнется бойня. Тогда жертва главы окажется напрасной. Я не могу подвести — ни его, ни учителя Лучаня. Теперь я отвечаю за Дом Шипа.