Рысюхин и пятнадцать бочек джина (СИ) - "Котус"

— Предполагалось, что вспомогательные функции возьмут на себя соответствующие службы полка.

— Какого, простите, полка?

— Пехотного, которому будет придана батарея.

— Господа, вас название оружия «батальонный миномёт калибра сто миллиметров» ни на какие мысли не наводит? Ба-таль-он-ный! Батарея придаётся пехотному батальону, у которого своих тылов нет никаких в принципе — они все на полковом уровне. А как показала практика, возможно такое, что нуждающийся в огневой поддержке батальон — вот он, а полк со всеми его службами — где-то там.

— Можно и из состава батальона выделить солдат.

— Если речь о батальоне, противостоящем превосходящим силам противника, да во время боя… Одно дело, если батарея своя, штатная, тогда и взвод помощников к ней приписан, и друге дело — пришлая…

— Но и так раздувать штаты, как у вас — это, простите, перебор!

— Разве в ходе манёвров были выявлены лишние службы или специалисты? Кто-то сидел без дела или выполнял не свои функции?

— Ремонтники ваши явно какими-то посторонними делами занимались!

— Не «посторонними», а «в интересах пехоты». Ремонтники нужнее всех: технических поломок, особенно на марше, столько, что их впору считать не аварийной ситуацией, а ежедневной рутиной. Проводить же ремонт в грязном окопе при помощи молотка, зубила и какой-то матери, или в пусть скромной, но оборудованной всем необходимым мастерской — это два очень разных ремонта. И по трудоёмкости, и по срокам, и по качеству.

Много, в общем, спорили, до самого Питера. Да-да, дружина поехала домой, а я — по флигель-адъютантским обязанностям в столицу. В Зимний дворец, поскольку осенний бал благополучно прошёл за время манёвров.

И в столице продолжали спорить, изучать бумаги и наставления, материалы тех самых манёвров. В итоге за две недели создали проекты трёх штатных расписаний различных частей и подразделений.

Во-первых, новый штат пехотного (в скобках — стрелкового) батальона с миномётной батареей. Разница между пехотными и стрелковыми полками была в основном в их происхождении: был то бывший стрелецкий, или бывший фузилерный, или бывший гренадёрский. Новые полки, как правило, формировались как стрелковые, но могли быть и пехотными, логику я так и не уловил. В батальон вводился дополнительный стрелковый взвод в качестве охранения миномётчиков, походная мастерская на одном двухосном грузовике, командно-наблюдательный пункт и два РДА. Плюс три грузовика для перевозки боеприпасов и два — для прочего имущества. Палатки предполагалось как-то упихивать внутрь автомобилей-тягачей или увязывать на крыши. Ну, и пятая полевая кухня добавилась, кормить всю эту братию.

Вторым «методическим продуктом» как это обозвал дед, а я неосторожно запустил очередного бюрократического монстра в обращение, стал штат отдельного миномётного дивизиона. В него включили не три, а четыре батареи, в составе каждой оставили взвод охраны на обычных грузовиках, те же два РДА и один ПКНП, а вот ПАРМ убрали. Зато уже на уровне дивизиона была и мастерская на двух грузовиках (двухосном с прицепом и трёхосном), и медицинская служба, и сапёры, и взвод разведки, и комендантский взвод на броневиках.

Ну, и штат отдельной гвардейской миномётной батареи. Да, простую отдельную батарею «зарезали», другое дело — для нужд гвардии. Этот был очень похож на то, что я создал у себя в дружине, только миномётов сделали всё же восемь: две полубатареи по два огневых взвода в каждой. И командно-штабной автомобиль для командира дивизиона, и даже передвижные казармы утвердили! Причём отдельно проработали несколько вариантов планировки: для расчёта, на семь человек, с выгороженным закутком для командира расчёта, для стрелкового отделения, для офицеров, для унтер-офицеров… В общем, уделили этому почти столько времени, сколько всему остальному — дорвались господа штаб-офицеры до развлечения.

Единственно, что не удалось провести ни в один штат воздушную разведку: просто не выдалось случая показать её в деле на манёврах, в первую очередь из-за того, что пилот (то есть — я) был выведен за штат. Это же и служило главным аргументом «против»: мол, раз на манёврах не понадобилось, то и вообще не нужно. Но мне в штат моей родовой гвардии включить хоть десяток летательных аппаратов никто не запретит.

В итоге домой я приехал только в середине октября…

[1]Анекдот, если кто вдруг не знает:

— Что сказал гаишник, которому ты при сдаче экзамена на ногу наехала?

— Мат опустить?

— Конечно!

— Ты знаешь — ни слова…

Глава 5

Приехал и понял, как я успел соскучиться по всем — даже по «Жабычу», что подогнал к поезду дружинник, благо, они уже две недели как были дома, в смысле — в Дубовом Логе[1]. Нет, всё же отличная вещь — мобилет! Иначе пришлось бы сейчас идти под дождём в городской дом, а оттуда уже завтра как-то добираться до имения, хоть уже пожилого Воронка запрягать. А так — только от вагона до автомобиля добежать, и то через здание вокзала проскочить можно.

Дома были писк, визг, обнимашки, слёзы и два ужина: один чуть не прямо с колёс, хоть позволили саквояж в кабинет занести и переодеться в домашнее. Вот тоже, интересно получается: я за это время к мундиру привык, и он ко мне словно бы тоже, перестал топорщиться или, наоборот, давить. Вообще перестал казаться самому себе и, главное, окружающим каким-то ряженым. И перестал дёргаться при обращении «ваше высокоблагородие» в попытках оглянуться, кого это зовут. Но вот когда переоделся в домашнее и так вышел к столу, где уже собрались мои жёны, тогда и почувствовал: вот оно, моё, я дома.

Два дня навёрстывал пропущенное, тесно общался и с жёнами, и с детьми. Для Кати я ещё интересен не был, слишком она маленькая, а вот с Ромкой уже и поиграть можно, и поговорить. Причём беседовать с ним интересно, но порою сложно. Некоторые его словечки сразу понятны, другие расшифровываются довольно быстро, но есть и слова-загадки. Например, что такое «дамадюдя» так никто и не понял, за почти три недели, которые оно в ходу. Или это не «что», а «какое»? Или «где»? Или вовсе глагол⁈ Никакой ясности, причём Ромка тоже, похоже, разочаровался в нас и в нашей способности что-то понять. Во всяком случае, нервничать по этому поводу он стал намного меньше.

А вот дня через три взвыл и захотел сбежать хоть обратно в столицу, хоть даже не учения. Почему? А просто начался разгар подготовки моих жён к Зимнему балу у Государя!

Да, я туда записался, а куда деваться? Тем более, что мне и по службе придётся туда ехать как раз примерно в то время. Ведь документы, что мы подготовили, включая протокол анализа манёвров и проекты штатного состава, были «техническими», проходными. В следующие два с половиной месяца специально обученные люди будут делать из них документы уже «исполнительные», причём для начала тоже в формате «проектов» и «черновиков». Затем это всё начнёт согласовываться, утрясаться и переоформляться. Поскольку учесть все интересы всех сторон и тех, кто хотел бы этой самой стороной стать, в принципе и по определению невозможно, то процесс затянется — до того самого срока, что Государь Император установил в качестве крайнего. И вот там, когда итоговые бумаги должны будут утвердить и подписать все авторы первичных документов, а времени останется чуть-чуть — там то, по словам деда, и начнётся всё самое интересное. И мне придётся во всём этом… этом, короче, участвовать, причём активно! От этого понимания уже заранее плохо становится, а тут ещё жёны с их суетой!

Даже ко мне прицепились, что мундиры, мол, нужно «освежить», правда, не смогли объяснить, что это значит. Вздохнул и поехал в Минск, в ателье, где озвучил эту идею. И меня, что характерно, поняли, даже переспрашивать не стали! Тем же рейсом и криминалистическую лабораторию посетил, поработал немного на благо Корпуса и общества. Ну, и немного поразвлёкся перлами косноязычности следователей и оперативников. Причём со многими из них знаком, с кем — шапочно, встречались пару раз, когда они за результатами заходили, с кем-то — довольно близко. Люди, вроде, умные в подавляющем большинстве, толковые, и речь у большинства грамотная, и специалисты хорошие. А как напишут порой — хоть стой, хоть падай. Вот, например, цитирую со всеми знаками препинания: «Установить, оставлены ли следы копыт подозреваемым (его конём)». Заявка, понятно, не мне адресована, но всё равно! И эксперт тоже, отличился: «Слепки не соответствуют следам коня подозреваемого. Образцы отпечатков копыт самого подозреваемого для сравнительного анализа предоставлены не были». И в таком виде, с копытами подозреваемого, подсунул на подпись и печать шлёпнул. И следователь в дело подшил, толком не читая. Так в суд и ушло, с копытами… Хотя, говорят, было и хлеще: «следы на грядах не оставлены ни пострадавшим, ни другой известной скотиной».