Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Она убила светящего Дюрейля? — спросила Джалайна, когда я, наконец, подошёл к сути дела, нерешительно описав события, последовавшие за нашим побегом из Жуткого Схрона.

— Да, — сказал я.

— Прямо перед тобой?

— Да.

— И тогда вы трахались впервые? Прямо перед трупом убитого светящего?

Я не смог придумать ничего лучше, кроме как пробормотать:

— Да.

Рискнув взглянуть на её лицо, я не нашёл там отвращения и осуждения, которых ожидал. Вместо этого увидел только недоумение. Вздохнув, она плотнее закуталась в меха и спросила:

— Когда ты узнал, что у неё будет ребёнок?

— Не знал ничего до того дня, когда сгорел собор вместе с большей частью Куравеля. Я пытался убить её. Я собирался, но… — Мои слова умерли в беспомощном вздохе, голову переполняли воспоминания об ужасной ночи. «Ты убьёшь нашего ребёнка?» — Делрик подтвердил это, когда приходил ко мне в камеру лечить мои раны. Я не знал, за это ли она его убила, или за его участие в её лжевоскрешении. Сомневаюсь, что сейчас ей ещё нужны причины для убийства.

— Делрик был хорошим человеком, и всегда с радостью давал сонное снадобье, когда я просила. И от порезов, которые он зашивал, всегда оставались самые маленькие шрамы. — Она пристально посмотрела на меня. — Но он умер виноватым человеком, Элвин. Потому что все мы виноваты. Все мы, кто шёл за ней, сражался в её битвах и сделал её тем, кто она есть. Да уж, ты дурак, но и я тоже. И Тайлер, и Эйн. У всех нас есть счёты, которые нужно свести.

Я кивнул в ответ, но не мог полностью принять правоту её рассуждений. Да, все мы были дураками, но я был королём дураков.

— И вот теперь ты знаешь, почему я убил Арнабуса, — сказал я. — И почему она напала на меня. Интересно, к безумию её привело то, что она узнала о своём воскрешении, или тот факт, что это было сделано каэритскими руками?

Джалайна покачала головой.

— Она всегда была безумной. Мы просто этого не видели. Или, возможно, мы тоже сошли с ума, и разум прояснился только тогда, когда мы увидели, что она собой представляет. — Она придвинулась ко мне поближе, из шкур показались её руки и сжали мои. — Ребёнка нельзя оставлять в её руках. И ты это знаешь.

Я отвернулся, встревоженный твёрдой, немигающей целеустремлённостью в её глазах.

— Ты знаешь это, Элвин! — она ещё сильнее сжала мои руки. — Любовь просто так не исчезает. Я вижу, как она по-прежнему живёт в тебе, словно болезнь, от которой ты никак не можешь избавиться. Но, люби-не-люби, этому не будет конца, пока она жива. Я знаю, что ты пытался раньше, но сильно ли? В следующий раз тебе нельзя оплошать.

Она придвинулась ещё ближе и прижала свои губы к моим. Я хотел вернуть поцелуй, прижать её к себе, но не стал. Джалайна на секунду положила голову мне на грудь и прошептала:

— Ещё живёт. — Отвернувшись, она устроилась на своей постели из сложенных шкур. — Словно болезнь.

Мы покинули деревню на рассвете, разбуженные грохотом двери мельницы, которую пинком распахнул Эйтлишь. Наш отъезд не ознаменовался никакой церемонией, что меня удивило. А ещё я заметил, что в этот день он шёл медленнее и слегка горбил широкие плечи.

— Те, кто просили о прикосновении Эйтлиша, — прокомментировал я, наслаждаясь новизной возможности идти в кои-то веки с ним рядом. — Ты же их вылечил? Как вылечил меня.

Он, как обычно, ничего не сказал, ответив только едва заметным раздражённым движением глаз.

— Это тебя утомляет, не так ли? — продолжал я, поскольку моё любопытство разыгралось. Я-то считал его существом, обладающим, возможно, неиссякаемой силой и магическими дарами. А теперь оказалось, что даже у него есть пределы.

— Да, — проворчал он, ускоряя шаг, чтобы вырваться вперёд. — И в твоём случае, Элвин Писарь, не жди, что я проделаю это дважды.

По моим расчётам, следующие несколько дней мы следовали курсом на юго-запад. У здешних лесистых холмов то и дело встречались крутые склоны, что во многом сводило на нет любое наслаждение неоспоримой красотой этих земель. Вскоре к Эйтлишу вернулись прежние жизненные силы и утомительно быстрый темп, хотя он и согласился на ежедневный кратковременный отдых в полдень. Патера дала нам мешок солёного мяса, лепёшек и орехов, большая часть которых была съедена к тому времени, как мы подошли к другому поселению. Оно оказалось даже больше, чем деревня Патеры: скопление домов на вершине хребта с видом на высокий водопад. И снова собравшиеся таолишь с глубочайшим уважением встретили Эйтлиша, и многие явно добирались сюда издалека. Говорил он коротко, но настойчиво.

— Направляйтесь на север и не задерживайтесь. Ваалишь ждёт вас. Его слову верьте, как моему.

Он не позволил нам остаться там на ночь, и настоял, чтобы мы двинулись дальше, как только нам дадут припасы. Когда мы спустились с хребта, лес значительно поредел, и широкие поляны вскоре уступили место открытым полям. Мы с Джалайной глазели на бродившие по холмистым лугам непривычные стада крупного рогатого скота — высоких животных с огромными изогнутыми рогами и лохматыми шкурами. Если мы проходили слишком близко, то они предупреждающе мычали, и по их агрессии и отсутствию преград становилось ясно, что они дикие.

— У каэритов нет фермеров, которые бы ухаживали за землями и за скотом? — спросила Джалайна у Эйтлиша во время одной из наших кратких остановок.

— Мой народ держит животных ради молока и шерсти, — ответил он. — Но по большей части мы считаем, что ни земля, ни звери не нуждаются в уходе. Когда моему народу требуется мясо, они охотятся. Всё остальное можно вырастить, собрать и сохранить, в зависимости от времён года. Мы берём только то, что нам нужно, а не то, что хотим. — Он говорил с озабоченным видом, постоянно осматривая окрестности.

— Паэлиты? — спросил я, отчего его губы раздражённо напряглись, но он ничего не ответил. — Каэриты не сражаются друг с другом, и всё же ты их боишься. Почему?

— Даже в самых могучих камнях бывают трещины, — сказал он. — И это не со мной они хотят воевать.

— Значит, со мной? Они возражают против моего присутствия, даже несмотря на то, что на мне метка Доэнлишь?

— Её метка не похожа на металл, в который вы заковываете себя в битвах. А её слова слышат не все. У паэлитов свой мейлах, и люди с ваэрит ведут их по другим путям.

— Они попытаются убить меня, если найдут?

Эйтлишь ничего не сказал, что я воспринял за «да».

— Ты их остановишь?

Он снова пошёл быстрым шагом и вскоре скрылся в высокой траве. Это я воспринял за «нет».

За следующие недели установился некий распорядок. Каждые два-три дня мы приходили в поселения. Одни достаточно большие, чтобы их можно было назвать городом, другие — просто маленькие деревеньки среди холмов. Обычно Эйтлиша приветствовала группа воинов, к которым часто присоединялись местные охотники, после чего он убеждал их отправиться на север. Вскоре я понял, что наш поход на юг имел для нашего проводника двойную цель. Он хотел не только доставить меня в свой Зеркальный город и к необъяснимому пока каменному перу, но ещё и убедить сопротивляющихся каэритов ответить на призыв к войне. Таолишь, собиравшиеся на нашем пути, ждали его прибытия и требовали его благословения, прежде чем отправиться на север.

— Такого раньше никогда не было, — сказал я ему однажды. Это был пятнадцатый день нашего путешествия, и говорил я кислым голосом от растущей усталости. — Войны, — добавил я, когда моё замечание вызвало острый взгляд. — Или угрозы войны такого масштаба. Лилат говорила, что таолишь часто сражались с налётчиками на южных побережьях, но никогда каэриты не сталкивались со вторжением.

— «Никогда» — глупое слово, — ответил Эйтлишь. — Наша история дольше, чем ты можешь себе представить, Элвин Писарь. Твоя безумная королева — не первая, кто бросил голодный взгляд на эти земли. Но, — он пожал плечами, — прошло уже очень много времени с тех пор, как нависала такая серьёзная угроза. Тогда мы её встретили и победили, хотя это стоило нам очень много крови. Далеко отсюда есть место, бухта на южном берегу, где песок покраснел от крови. Даже сегодня я чувствую пятно той резни.