И он так и покатился со смеху.
— Что смешного? — в замешательстве произнес Ивар.
— Это очень, очень смешно, — ответил король, утирая слезы. — Вы, герцог, настолько не хотите передавать родовое проклятье, что отказались от любимой женщины? Серьезно?
И король снова так и покатился со смеху.
— Откуда вы знаете? — выдохнул Ивар.
Тут ему стало по-настоящему страшно.
Он думал, что все его потаенные мысли и действия не известны никому. Но Король сумел убедить его в обратном.
Он перестал смеяться и выразительно, очень внимательно, почти коснувшись взглядом его души, ответил:
— Ну, ну, герцог. Я же король. Я знаю все и обо всех. Вы правда думали, что ваши нежности останутся незамеченными только потому, что вы маску на праздник надели? Я давно уже знаю, что вы неравнодушные к… графине Рубин. И я даже одобряю ваш выбор. Это умная и цепкая женщина. Отличная мать для детей Разрывателя.
— Я не могу! — выпалил Ивар, покраснев. — Нет, нет! Передавать мое уродство по наследству? Прочную уродливую страсть к братьям и сестрам? Нет!
Глядя на эту горячую, неуправляемую панику, король снова улыбнулся.
— Стра-а-ах, — протянул он, будто бы дразнясь. — Вы напуганы настолько, что все мысли испарились из вашей головы и здраво мыслить вы не можете. Ну же! Хотя бы попытайтесь!
Ивар покраснел.
Видно было, что он лихорадочно соображает, в чем подвох, и сообразить не может.
— Ну же, герцог, — уже мягче произнес король. — Что ж вам настолько память-то отшибло… Ваша пассия, Вероника Рубин — она ведь человек. Просто человек. Вы влюблены в нее настолько, что постоянно выпускаете это из виду.
— И что же? — выдохнул Ивар.
Король рассеянно и холодно пожал плечами.
Глаза его снова сделались пусты и мертвенны.
— Это значит, — как в полусне ответил он. — что времена нашей магии, магии крови, уходят. Ваша избранница человек, герцог. Она никогда не родит вам Чистокровного. Ни-ког-да.
Ивар замер, как громом пораженный.
— Но я думал…
— Что? Что вы думали? Что ее ребенок родится… хм… чистым от родового проклятья только потому, что отец в момент зачатия этого ребенка был чист? — король помотал головой. — О, нет. Это она, она, графиня Рубин, разбавит вашу кровь и уберет все, что вас так страшит.
Король тихонько вздохнул и поник головой.
— Ее дети будут чисты все, от кого б они ни были рождены, — задумчиво и мечтательно продолжил он. — От вас или от вашего брата — не важно.
Ивар перестал даже дышать, сраженный этой новостью.
В глазах его разгорался поистине безумный свет.
Словно сама надежда заглянула в его душу.
— Они будут не так талантливы, не так харизматичны и не так свирепы и смелы, как мы… — продолжал король. — Они будут слабее и бледнее. Может, кто-то станет толстым. А кто-то плаксивым. Они будут не так отаважны, как вы, герцог. Но вместе с замечательными качествами вашего рода они лишатся и проклятья. За все надо платить. Они заплатят харизмой и яркостью, что присуща всем аристократам. Ну и, разумеется, безудержной тягой к своей крови. Ее тоже придется принести в жертву. Ее не будет. Люди — простые люди, — не часто испытывают эту тягу к членам своей семьи. Практически никогда. Это всегда зависит от воспитания, традиций и правил. И никогда — от магической власти над ними. Так что ваше отрицание ваших чувств напрасно, герцог. Так вы согласны на такой расклад вещей?
Он снова улыбнулся онемевшему от изумления Ивару и добавил:
— Нельзя быть таким смелым — и настолько трусливым одновременно, герцог. Вы можете зачать с графиней Рубин ребенка противоположного пола тому, что она сейчас носит. И я уверен, мать воспитает их правильно. Ну, а в вашу тягу к своим отпрыскам я не верю. Вы же не были очарованы этой прелестницей, Идой? Графиня Рубин вас пленила настолько, что вы разучились думать. Не то, что волочиться за другими юбками. Но на всякий случай рожайте только сыновей! О, кстати…
Он громко щелкнул пальцами, и в темной глубине зала послышалась какая-то возня и крики.
Слуги короля вытащили в свет фонарей растрёпанную грязную Иду со связанными за спиной руками.
— И это ваше первое дело, и ваше первое испытание, Герцог Разрыватель, —произнес король, отступая в темноту и почтительно склоняясь перед Иваром.
Так, словно здесь и сейчас именно Ивар был самым важным и самым знатным вельможей.
Рыдающую растрепанную Иду бросили к ногам Ивара, и тот яростно выдохнул, глядя на нее сверху вниз.
— Я не виновата, не виновата! — орала и рыдала Ида, тряся рыжей растрёпанной головой. — Я лишь защищалась!
Ивар поднял глаза и обвел зал взглядом.
Короля не было.
Лишь тени слуг угадывались в темноте.
А своды каменного холодного зала показались Ивару каменным мешком.
Тюрьмой.
«Я вытянул жребий судьи и палача! — понял Ивар. — Вот какова моя судьба! Но в чем же испытание?»
А потом снова глянул на рыдающую Иду.
И понял — ее отдали ему на растерзание.
— Ты убила Натана, — произнес Ивар.
— А что мне было делать?! — заверещала женщина, заливаясь слезами. — Что?! Он растоптал меня! Уничтожил! Предал! Меня и нашу любовь! Он хотел уйти к этой девке! А я не могла этого допустить!
Голос Иды сорвался в безумный, одержимый шепот.
Она ловко подползла на коленях к Ивару, припала к его ногам плечом. Платье на ней было разорвано, плечо из него выскользнуло. Мало что из ее прелестей было скрыто.
И она знала об этом.
Ластясь, как кошка, Ида подняла прекрасное лицо к Ивару и обворожительно ему улыбнулась.
— Ивар! Мы ведь последние из рода, — промурлыкала она, стараясь казаться такой же пленительной, как и всегда. — Давай забудем все! Давай останемся вдвоем, ты и я! Ты никогда не смотрел на меня, как на женщину, так не время ли сейчас это исправить? Поверь мне, никто не умеет любить так, как я! Ты никогда не пробовал своей крови? Близость со мной не сравнится ни с чем! Все прочие женщины покажутся тебе тусклыми серыми тенями!
«А, так вот в чем испытание, — думал Ивар, задумчиво глядя на Иду сверху вниз. — Устоять перед ней. Но это легко; что мне эта рыжая девчонка? Никогда не испытывал к ней никаких чувств».
— Я любил Натана, — произнес Ивар.
Лицо рыжей исказилось от ярости.
— А он тебя нет! — мстительно прокричала она. — Он тебя нет! Он вообще никого не любил, кроме себя! Думал только о своем удовольствии!
— Ты убила мою мать, — заметил Ивар.
Ида истерично расхохоталась.
— Вот уж нашел, о ком жалеть! Эта старая ведьма не то, что не любила тебя — она даже ни на секунду о тебе не подумала! Она горевала только по Натану! Хотела, чтоб меня покрыл твой папаша! Тьфу, мерзость! Хотела вернуть себе Натана таким путем!
— Ты знаешь, что полагается за смерть аристократа?
Ида оскалилась, зарычала, стараясь высвободить руки из жесткой веревочной петли.
— А ты что, судья? — яростно прокричала она. — Знаю, знаю! Только я не виновна! Я защищалась! Они оба хотели меня убить! Кто ж виноват, что я оказалась ловчее?!
— Да, я судья, — ответил Ивар.
Его объяло странное спокойствие.
Яростные вопли Иды, обвинения, которыми она сыпала, не доходили до его сознания.
Он шагнул к девушке и положил украшенную металлическими когтями руку на ее голову.
Хищно сжал пальцы, так, что когти впились в кожу и прокололи ее, пуская кровь и дробя кости.
Ида завопила, зажмурившись.
А Ивар, словно в дреме, в полусне, увидел события того дня.
Увидел и мать, волочащую Иду в подвал, на расправу. Увидел и брата, отталкивающего Иду и собирающегося отправить подарок бывшей жене.
— Пусти, пусти! — вопила Ида.
Ивар разжал пальцы и вышел из транса.
Видения его погасли.
Он знал все — все причины того, отчего Ида так поступила.
Слышал черную ненависть в ее сердце.
И вспомнил слова матери, глядя на Иду.
«Он был прелестным ребенком. Я поняла, что он должен принадлежать только мне!»
