Островский. Вызов принят! (СИ) - Котович Виктор

— Надеюсь, что в этот раз вам не придётся спешно мчаться куда-то ещё, — сочувствующе произносит Елена Львовна. — И все дела будут выполнены без лишней торопливости.

— Да мы уже, в общем-то, привыкли, — Катерина осторожно укладывает матерчатый свёрток под водительское сиденье. Сейчас она вновь облачена в свой привычный рабочий комбинезон. — Главное — всегда оказываться быстрее проблем.

— И мы этим навыком владеем в совершенстве, — решительно заявляет Глеб, вешая свою куртку на спинку переднего пассажирского сидения. — Но никогда не откажемся от новых знаний. Научишь меня водить? — поворачивается он к потерявшей во второй раз за сутки дар речи Катерине.

Та просто кивает, не в силах возразить. Похоже, в этот раз всё заднее сидение в полном моём распоряжении.

— Вот и замечательно. Будет своя машина — стану заезжать в гости, так что готовься, — тычет мне пальцем в грудь напарник. — А пока — спасибо вам, Елена Львовна, за шикарный приём. И Потапу с Софьей мою благодарность передавайте.

— Заглядывайте чаще, мы вам всегда рады, — обращается матушка к Сорокиной и Скороходову разом.

Те дружно кивают и, не сговариваясь, одновременно садятся в машину. А за ними, обняв всю семью на прощание, устраиваюсь внутри и я.

Автомобиль резко срывается с места — и имение Островских исчезает вдали.

Поправка: моё имение. Больше для этого нет никаких препятствий.

Мы шустро катим по дороге, обильно насыщаясь знаниями о теории вождения и вспоминая вчерашнее приключение. А потом внезапно оказывается, что до места назначения остаётся всего один поворот.

И подъехав, мы видим то, что совсем не ожидали.

Вадим Денисович с бледным лицом стоит на пороге сжимая в руках свёрнутую газету и внимательно разглядывает нашу машину.

— Я только что читал о вчерашнем аресте банды в заброшенном карьере, — произносит он, как только Катерина останавливается перед воротами. — Статья заканчивается на том, что все задержанные ночью были вывезены из острога в неизвестном направлении.

— Ну этапировали их без лишней огласки, что с того? — удивляется Глеб. — Так часто делают, чтобы вероятность нападения на конвой минимизировать.

— А то, — поднимает палец вверх Сорокин, — что сегодня утром на дороге между Москвой и Подольском были обнаружены остатки сгоревшего пассажирского фургона. И магический фон на месте пожара просто зашкаливает. Ничего не хотите об этом старику рассказать, а?

Глава 40

— Быстро же вы за ними примчались, — дежурный полицейский протягивает журнал учёта через стойку. — Впрочем, мне же меньше забот. Ставьте отметку и забирайте их на все четыре стороны.

— С похитителями церемониться — себе дороже, — ухмыляется седой начальник прибывшего конвоя, ставя закорючку и дату в указанной графе. — Сами подумайте: сегодня девочку из обедневшего рода похитили, завтра сына купца украдут, а на следующей неделе кого? Наследника Императора? Давить их, гадов, в зародыше, да показательно, чтобы другим неповадно было!

— Согласен целиком и полностью, — дежурный прячет журнал в стол, протягивая прибывшему офицеру бланк с печатью. — Можете получить арестованных у охраны, а им отдадите эту бумажку. Впрочем, что я вам рассказываю, не впервой ведь?

— А то! — криво усмехается начальник конвоя. — Сто раз уже так делал, а всё не надоедает.

— Везёт. Я бы с удовольствием с этого поста свалил при первом удобном случае, — вздыхает дежурный. — Прямо по коридору и на улице налево за угол свернёте, а там в караулке охрана вас встретит.

— Что ж, не буду попусту тратить время, — усмехается седой офицер и шагом уверенного в себе человека отправляется в указанном направлении.

Через десять минут приехавший офицер с четырьмя арестантами и сопровождающим их конвоем снова проходят мимо дежурного. Тот провожает процессию ленивым взглядом.

— Рутина, — вздыхает он, ставя отметку об убытии. — Так и состарюсь здесь, не повидав ничего интересного. Впрочем, может оно и к лучшему.

И с чувством выполненного долга тянется к термосу и пакету с пирожками, стоящим рядом с журналами на полке.

***

Фургон с арестантами уже двадцать минут катит по грунтовой дороге, миновав несколько небольших посёлков и проехав стороной Подольск.

Очередная глушь, где люди и транспорт встречаются разве что случайно.

Начальник конвоя, пристально вглядываясь в рассветную дымку, кивает собственным мыслям и останавливает фургон. Коллега его, будто не замечая остановки, продолжает с невозмутимым видом внимательно осматривать окрестности.

Седой офицер неторопливо обходит транспорт, прислушиваясь к бормотанию внутри: арестанты негромко о чём-то переговариваются.

Ничего, скоро им будет не до болтовни.

Он резко распахивает запертую дверь фургона, одним движением ломая оба замка без видимых усилий.

— Начальник, чего хотел? — зыркает исподлобья Патлатый, сидящий в дальнем углу. — Мы остановку не заказывали.

— Я сам решаю, где будет конечная, — конвоир швыряет фуражку бандитам под ноги. — И смею вас уведомить, что сейчас вы достигли пункта назначения.

— Да неужели главный подсуетился? — ухмыляется сидящий рядом со входом бандит. — Это он вовремя, а то мы уже думали…

Хрясь!

Воронёный клинок пробивает череп болтуна и стенку фургона насквозь.

Трое закованных в кандалы подельников смотрят на хлещущую из раны кровь полными ужаса глазами, не в силах пошевелиться.

Офицер неотвратимо, словно сама смерть, шагает внутрь фургона.

Рывком выдёргивает своё оружие из трупа и взмахивает им вправо. Голова второго арестанта падает на пол рядом с фуражкой, пачкая её красным. А стенка транспорта позади него, не устояв перед мощным ударом, взрывается фонтаном щепок.

— Кинуть решили, курвы! — ревёт сосед Патлатого, кидаясь на конвоира.

Надеется, видно, встретить клинок цепью, скрепляющей браслеты кандалов. Его расчёт на то, что оружие вернётся назад для новой атаки по прежней траектории.

Офицер же разворачивается, не замедляя движения и будто не замечая препятствий. Меч в его руке описывает дугу, круша стенку и крышу фургона, и, взмыв вверх, обрушивается вертикальнно на атакующего бандита.

Рассечённое надвое вместе с цепью тело падает под ноги неумолимого палача.

А Патлатый наконец понимает, что бежать — лучшее из возможных решений. И, проскользнув слева от конвоира, изо всех сил бросается к выходу.

Но вдруг с удивлением понимает, что не может сдвинуться с места.

С нескрываемым изумлением пялится на торчащий из собственной груди клинок. «Надо же: даже не почувствовал», — только и успевает подумать он.

А после сознание угасает, навсегда избавляя от необходимости осмыслять происходящее.

Офицер, по-прежнему стоящий спиной к трупу Патлатого, выдёргивает меч из обмякшего тела, одним плавным движением разворачиваясь к выходу и стряхивая тёмные капли с воронёной стали.

— Железом и пламенем очищу я мир от тех, кто против воли Его идёт, — произносит он, убирая клинок в ножны, появившиеся на боку.

А после извлекает из кармана металлический цилиндр с красным витиеватым узором на корпусе и ставит на пол. Касается его в нужном месте и, отсчитывая от пяти назад, неспешно покидает фургон, направляясь в сторону растущей у обочины рощицы.

Напарник конвоира продолжает упорно глазеть по сторонам, даже когда внутри раздаётся хлопок, а фургон пропитанный кровью, охватывает пламя.

Невозмутимый охранник успевает ещё несколько раз повернуть голову, прежде чем по его телу пробегает мелкая рябь. А после — развеивается вместе с остальной маскировкой, делавшей транспорт полицейским.

Теперь, когда на дороге полыхает куча непознаваемого дерева и обезображенных тел, начальник конвоя довольно ухмыляется.

Его мундир исчезает, превратившись в прочную даже на вид пластинчатую броню. Она не блестит металлом, а мерцает белизной, будто вылеплена из кости невиданного чудовища.