Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Считайте, что вы свободны от обязательств, — сказал Эйтлишь сопровождавшим нас паэлитам, спускаясь с рыжей кобылы. — Прошу вас, ради дальнейшего искупления езжайте на север и присоединитесь к Ваалишу.

Его слова, казалось, их не тронули так же, как не трогали и на протяжении всего нашего совместного путешествия. Рвение фанатиков не исчезает просто так, и я знал, что до этого они выполняли его требования исключительно благодаря подчинению воле паэла. Эйтлишь, явно испытывая отвращение к их молчанию, повернулся к ним спиной и двинулся к озеру, где зашёл в воду, чтобы подняться на борт лодки.

— Надеюсь, Элвин Писарь, у тебя есть некоторые знания в области водного транспорта, — сказал он, поднимая весло. — Мне лодки всегда не нравились.

Джалайна взяла на себя управление румпелем, а мы с Эйтлишем работали вёслами.

— Почему они всё ещё здесь? — спросил я у Эйтлиша, кивнув на паэлитов, которые по-прежнему молча и бдительно сидели на берегу. — Ты же их отпустил.

— Ждут исхода совета, наверное, — проворчал он. — Надеются, что их заблуждения окажутся верными.

— Несмотря на суждение паэла?

— Во всех племенах есть фракции. Некоторые жители равнин почитают паэла так же, как вы почитаете мёртвых служителей своей особой веры. Другие, как Мориэт, считают свой договор скорее объединением равных. — Лицо его потемнело, и он бросил взгляд через плечо на возвышающийся город. — И представления Мориэта выросли не на пустом месте.

Джалайна правила к причалу, выступающему из скалистого склона ближайшего острова. Выбравшись из лодки, я взглянул на шпиль, возвышавшийся над нами, чувствуя головокружительное ощущение, что нахожусь рядом с чем-то почти непостижимым.

— Как человеческие руки могли создать подобное? — удивлялась Джалайна, эхом повторяя мои мысли.

— Я читал об огромных гробницах за пределами южных пустынь, которые, как говорят, поднимались на подобную высоту, — сказал я. — В ранних свитках говорится, что их построили огромные армии рабов, захваченных на войне.

— Это строили не рабы. — Она подошла к высокой остроконечной арке, на входе в шпиль, и провела пальцами по замысловатой резьбе, украшавшей мраморный каркас. Завитки напоминали каэритское письмо, которое я видел в книге Доэнлишь, но отличались плавной элегантностью, будто действительно были написаны на камне, а не вырезаны. — Это, — улыбнулась Джалайна, скользнув взглядом по буквам, — создано с любовью.

— Она видит то, чего не видишь ты, Элвин Писарь, — сказал Эйтлишь, проходя мимо меня, чтобы войти в огромное сооружение через высокий арочный проём. — Это не результат воздействия плети.

— Откуда ты знаешь? — спросил я, следуя за ним. Основание шпиля представляло собой большое сводчатое пространство, в котором со сверхъестественной точностью отражались наши голоса. Несмотря на отсутствие памятников или статуй, каждая его поверхность, от пола до потолка, была покрыта тем же плавным письмом. — Ты же не можешь это прочесть? — продолжал я, указывая на массив слов. — Поэтому ведь вы так высоко цените древние каэритские книги? Вы надеетесь, что они дадут ключ к переводу этого.

Эйтлишь ограничился кратким сердитым взглядом, и направился к другому арочному проёму на противоположной стороне сооружения. Мы с Джалайной пошли за ним к мосту, пересекли плавный изгиб его пролёта и направились к следующему островку. Шпиль здесь был ещё выше, а его полое основание снова оказалось сплошь исписано.

— Однажды у меня был ключ к переводу каэритских текстов, — сообщил я Эйтлишу, идя за ним через шпиль к очередному мосту. Видя, как напряглась его спина, как он сдерживает желание ответить, я понял, что не могу удержаться от ещё одной шпильки: — Его сформулировала аскарлийская учёная, моя знакомая в прошлом. Жаль, но мне пришлось отдать его Доэнлишь. Удивительно, что она никогда не считала нужным передать его в ваши руки, как думаешь?

Эйтлишь продолжал идти, но соизволил тихо проворчать в ответ:

— Обязательно расскажи это совету, Элвин Писарь. Среди каэритов есть те, кто запытал бы тебя до смерти за значение хотя бы одного слова, вырезанного на этих стенах.

После этого я почувствовал, что благоразумнее будет помолчать. Мы перешли ещё три моста к самому большому острову, на котором, соответственно, стоял и самый высокий шпиль. Учитывая знаменательные предупреждения Эйтлиша, я ожидал, что совет каэритских старейшин будет большим собранием, парламентом удивительных старцев. Вместо этого, войдя в тенистый простор основания шпиля, я насчитал только четверых человек, ожидавших нас в центре широкой полосы покрытых надписями камней. Пока мы приближались, они молчали, никак не приветствуя нашего проводника, а он не поприветствовал их. Однако яркий блеск его глаз в беспримесном мраке этого огромного пространства говорил о явной настороженности.

Подойдя ближе к группе, я увидел, что она состоит из двух мужчин и двух женщин. Как, видимо, всегда случалось с каэритами, все они различались по внешности и возрасту. В их взглядах я уловил богатый опыт — каждый внимательно изучал меня. Самый высокий среди них излучал наименьшую враждебность. Этот человек с волосами персикового цвета и ещё более бледной кожей, чем у Эйтлиша, сохранял спокойное выражение лица, граничащее с улыбкой. Несмотря на это, меня он осматривал сверху донизу не менее проницательно, чем его товарищи.

В сравнении с ним женщина слева от него казалась маленькой, хотя ростом была примерно с Джалайну. Её кожа была тёмной и безупречно гладкой, если не считать красноватых отметин на шее. Талик на спине и прочное кожаное одеяние выдавали в ней воина — и, судя по отсутствию шрамов, либо очень опытного, либо очень удачливого. Её лицо не отражало никаких эмоций, словно она опасалась того, что может выдать его выражение.

Сутулая женщина справа от высокого мужчины оказалась самой старшей в группе: она оделась в несколько частично рваных шерстяных шалей, а длинные пряди неаккуратно заплетённых волос ниспадали ей на лицо. Она опиралась на корявую ветку дерева, за которую держалась обеими руками. Опухшие костяшки пальцев и выступающие вены создавали впечатление, будто её плоть со временем приварилась к ветке. Её слабость была очевидна, но также очевидна и проницательность глаз, смотревших на меня из-под всклокоченной вуали волос.

Мужчина рядом с ней не пытался скрыть свою враждебность, а его бритая голова и одежда из оленьей шкуры выдавали в нём паэлита. Цвет его кожи был очень похож на цвет фанатика Мориэта, и я различил определённое сходство в чертах его хмурого лица, изборождённого как возрастными, так и, в отличие от женщины-таолишь, боевыми шрамами. «Отец Мориэта?», подумал я. «Даже дед». У каэритов трудно судить о таких вещах, учитывая продолжительность их жизни.

После того, как мы остановились перед ними, все они перевели взгляд с меня на Джалайну. Первым заговорил паэлит с подозрением в скрипучем голосе.

— Эту ишличен сюда не звали, — сказал он, указывая на Джалайну, но обращаясь к Эйтлишу. — Зачем ты привёл её в это самое почитаемое из мест?

— Он привёл её, потому что так пожелал я, — сказал я, получив небольшое удовлетворение от удивления мужчины, когда к нему обратились на его родном языке. — А я здесь потому, что так пожелала Доэнлишь. — Полагая, что капелька дипломатии могла бы сослужить мне хорошую службу, я изобразил на лице вежливую доброжелательность, развёл руки и опустил голову. — Если у вас есть ко мне вопросы, я на них отвечу. Хотя не стану притворяться, будто знаю все мысли Доэнлишь.

Женщина с палкой издала резкий скрежещущий звук. Сначала я принял его за кашель, но, увидев, как за свисающими волосами обнажились желтовато-серые зубы, понял, что это был смех.

— Он говорит бессмысленные банальности, — сказала она хриплым шёпотом, который всё равно привлекал внимание. — Как всегда с его народом. В одну минуту уговоры и комплименты, а в следующую — сплошной огонь, клинки и грабёж.