Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Нашим рассуждениям это не помогает, — сказал Деракш своим голосом учёного. — Перед нами стоит вопрос, с которым этот совет никогда раньше не сталкивался: союз с людьми из-за пределов наших границ.

— Тот, кто всю жизнь собирал истории, должен понимать, как это глупо, — сказал Кориэт. — Со времён Элтсара снова и снова было доказано, что у нас нет друзей, кроме нас самих. Более того, — он вскинул подбородок, посмотрев на меня, — его народ погряз в жадности и жестокости. Позволь им только ногу поставить на наши земли, и они никогда не уйдут. Останутся и разрастутся, как гниль на открытой ране. Наша земля будет испорчена, сама наша кровь будет запятнана, и со временем мы станем такими, как они. Вот что мне говорит мой ваэрит. Да будет вам известно, что какое бы решение вы ни приняли сегодня, паэлиты не вступят ни в какой союз с ишличен.

— Ты не вправе говорить за всех паэлитов, Кориэт, — ответил Деракш. — Этот совет направляет, а не приказывает. Подобное влечёт за собой претензии на аэрлет. — Это слово было мне незнакомо, но то, как осторожно и несколько зловеще произнёс его Деракш, указывало на его большую значимость. — Этого ты хочешь? — спросил он, и теперь уже далеко не мягким тоном.

— Ты же знаешь, что нет! — самообман бывает столь же очевиден, как и любая ложь. В случае с Кориэтом это проявилось в защитной интонации его голоса, и в том, как он отступил от совета, щетинясь от гнева и самодовольной гордости. — Я не буду больше ничего слушать от этого ишличен негодяя! — заявил он, бросив на меня полный отвращения взгляд и продолжая отступать. — Вы слышали мои слова, и больше я ничего не скажу. Я ухожу на равнины. Там каждый клан услышит мою правду. Запомните, что в грядущие дни именно они станут настоящим щитом каэритов.

— Если уйдёшь сейчас, — крикнул ему вслед Деракш, — то никогда уже не будешь стоять в этом совете.

Эхо шагов Кориэта ни на миг не остановилось. Вскоре он превратился в небольшой силуэт в свете высокого арочного прохода, а затем полностью исчез. В его отсутствие все остальные члены совета погрустнели. Вряд ли кто-либо питал особую привязанность к старейшине-паэлиту, и потому оставалось только приписать их мрачное настроение расколу единства совета.

— Что означает «аэрлет»? — спросил я Эйтлиша.

— На твоём языке так бы назвали «власть» или «правление», — ответил он. — Проще говоря, царствование.

— А-а. — Я поджал губы. — Среди моего народа человека, который стремится ослабить их решимость в борьбе с врагом, одновременно приобретая власть в свою пользу, назвали бы предателем. — В каэритском языке не было эквивалента этому слову, поэтому я использовал альбермайнское, а потом объяснил подробнее: — То есть тем, кто действует обманом против своего народа. В моих землях предателей пытают и вешают.

— И при этом, — ответил Эйтлишь, — предатели в твоих землях столь же обычны, как и дождь. И разве самого тебя, Элвин Писарь, не называла так же та самая королева, которой ты хочешь противостоять?

Глядя на лица передо мной — озадаченно нахмурившиеся, но в немалой степени и презрительно осуждающие, — я осознал масштаб пропасти, которая всё ещё существовала между нами. Они могли сожалеть об уходе Кориэта и критиковать его доводы, но мысль о том, чтобы действовать против него, была явно неприемлемой. «Аэрлет, — подумал я. — Они ему противятся. Даже ненавидят его». Эта мысль заставила меня завидовать и одновременно возмущаться внезапным чувством неполноценности, которое она породила.

— Я сказал своё слово, — проговорил я. — Решение за вами.

— Решение нельзя принять без обсуждения, Элвин Писарь, — сказал Эйтлишь. Он развернулся и указал на вход в шпиль. — Оставьте нас, ибо то, что последует, не для ваших ушей.

— Есть кое-что ещё, — сказал я. — Доэнлишь велела мне отыскать каменное перо. Где оно?

Остальные трое старейшин обменялись тяжёлыми взглядами, прежде чем заговорил Деракш, и на этот раз в его учёном тоне сквозило нежелание.

— Это ещё один предмет для обсуждения.

— Я его найду, — сказал я им. — С вашим разрешением или без него.

— Ступай, — теперь уже прорычал Эйтлишь. — И жди!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

— Шесть! — весело обрадовалась Джалайна и пустила следующий камень по поверхности озера. Я в ответ рассеянно улыбнулся и бросил очередной взгляд на тёмные внутренности шпиля.

— Не похоже, что всё прошло прекрасно, — прокомментировала она, выискивая на скалистом берегу островка следующий камень, который можно было бы бросить. Она выглядела почти как ребёнок: сняла сапоги и подняла штаны, чтобы ходить по кромке воды. Обычно легко было забыть о её сравнительной молодости, учитывая всё, что она перенесла — я и о своей так же частенько забывал. Во время этого путешествия она отпустила волосы, и они приобрели приятный каштановый оттенок. Мне нравилось видеть её такой — освобождённой от пелены горя и гнева, которая сохранялась с тех пор, как ужасные события привели её в роту Ковенанта. Казалось, само путешествие по каэритским землям оказывало на неё лечебный эффект.

— Не похоже, потому что не прошло, — сказал я, сидя на большом валуне и переводя взгляд между шпилем и покрытой деревьями береговой линией. К какому бы решению ни пришли старейшины, я был полон решимости найти каменное перо самостоятельно. Однако путешествовать по этим землям без проводника было бы непросто.

— Так они не собираются помогать? — Джалайна достала из воды плоский кусок сланца, занесла руку, чтобы бросить, и рассмеялась, когда камень отскочил от зеркальной поверхности озера не меньше восьми раз.

— Я не знаю. Но знаю, что пока нам нельзя назад. Или мне нельзя. Ты, как и всегда, вольна выбирать свой путь.

Краткого, но сурового взгляда Джалайны оказалось достаточно, чтобы я оставил эту тему. Ясно, что она никуда не собиралась, кроме как вместе со мной.

— Так что это такое? — спросила она. — Это перо?

— Не имею ни малейшего понятия, кроме того, что оно важно, и мне надо его найти.

— Потому что так сказала во сне каэритская ведьма?

Мне оставалось только пожать плечами.

— Да.

Джалайна вздохнула и снова занялась своей охотой на камни.

— Ну, пожалуй, это не менее разумно, чем годами скитаться от одного храма к другому, потому что так сказал сумасшедший старик.

Вскоре снова появился Эйтлишь, шагавший из тенистой арки с суровым, озабоченно нахмуренным лицом.

— Пошли, — сказал он и без промедления направился к мосту.

— Что с советом? — спросил я, спеша догнать его. — Какое они приняли решение?

— Они пойдут отсюда и заявят о своей поддержке союза с изгнанными ишличен. — Он говорил ровным тоном, в котором не чувствовалось ни триумфа, ни удовлетворения.

— Разве это не хорошо? — спросила Джалайна.

Эйтлишь ничего не ответил, что привело меня к выводу ещё об одной причине его мрачного настроения.

— Что-то ещё произошло, да? Они сегодня приняли больше одного решения.

И снова он ничего не сказал, но по тому, как возмущённо передёрнулось его лицо, я понял, что попал в точку. Однако ясно было, что дальше он объяснять не собирается.

— Что насчёт каменного пера? — спросил я, перегораживая ему путь.

Эйтлишь раскатисто зарычал и остановился, его тело немного раздулось, так что он возвышался надо мной. Я видел, как желание причинить мне боль сражается в нём с разумом. По всей видимости, я, наконец, истощил его терпение. И всё же я не сходил с места, всю свою веру вложив в метку Доэнлишь.

— Я не уйду без него, — сказал я, порадовавшись, что удаётся говорить не дрожащим голосом.

Он снова зарычал, скорее от смирения, чем от гнева, и его тело уменьшилось.

— А куда, по-твоему, мы идём, Элвин Писарь? — пробормотал он, и пошёл мимо меня тем же целеустремлённым шагом.