Предатель (ЛП) - Райан Энтони

Добравшись до лодки, он взялся за румпель, а нам с Джалайной указал на вёсла. Когда мы отплыли, он повернул не к берегу, а в открытые воды озера.

— Не гребите так сильно, — сказал он, — нам ещё много миль плыть.

Я подумывал спросить, сколько именно, но знал, что единственным ответом будет молчание, поэтому сосредоточился на мерной работе веслом. Я никогда не был опытным лодочником, и мне требовались советы Джалайны о том, как лучше грести. Эйтлишь увёл нас от Зеркального города, дав возможность в последний раз взглянуть на его чудесную архитектуру. Когда мы покинули острова, Джалайна подняла треугольный парус, прикреплённый к мачте лодки, и сильный южный ветер унёс нас прочь. Вскоре огромные шпили исчезли вдали, а озеро настолько расширилось, что береговая линия с обеих сторон превратилась в туманные полосы зелени.

Три дня мы плыли по озеру, которое, как я вскоре понял, на самом деле было внутренним морем. Время от времени мы встречали другие лодки, пассажиры которых прекращали забрасывать сети в воду, чтобы поприветствовать Эйтлиша. Озеро оказалось богатым живностью. Мы видели большие косяки рыбы под поверхностью, и стаи выдр, собиравшихся на берегах многочисленных островков. Они выглядели намного крупнее своих северных собратьев и по размеру приближались к тюленям. Также они разумно остерегались людей — разбегались и ныряли в воду, если наша лодка подходила слишком близко.

С наступлением темноты Джалайна спустила парус, и мы продолжили истощать наши уменьшающиеся запасы. Я знал, что лучше не спрашивать нашего рулевого, что произойдёт, когда они полностью иссякнут, предполагая, что он прорычит команду поймать немного рыбы. В любом случае, наше путешествие подошло к концу прежде, чем возникла в этом необходимость.

— Что это? — прищурившись, спросила Джалайна, вглядываясь в дымку впереди на утро третьего дня. Обычный туман поутру сгустился почти до сплошной мглы, и я не мог различить объект её интереса, пока не показался тёмный крестообразный узор. Когда он приблизился, я понял, что это деревянный каркас, поднимавшийся над поверхностью озера, и проследил взглядом за конструкцией в том месте, где она соединялась с широким цилиндрическим зданием. По бокам светились огни за множеством закрытых ставнями окон, от которых спускались многочисленные верёвки и лестницы к сложной путанице дорожек и пристаней. По дорожкам ходили люди, некоторые бросали взгляд на нашу лодку, но большинство было занято своими делами. Из дымки вырисовывалось всё больше построек, а Эйтлишь направлял нас глубже в то, что, как я понял, было большим поселением, построенным, похоже, прямо на озере.

Эйтлишь здесь явно не был чужаком, поскольку многие каэриты приветствовали его, когда мы проходили под их мостами и лесами. Он отвечал на приветствие, поднимая руки и лишь немного смягчив лицо. Мы с Джалайной по его указаниям подгребли к низкому пирсу в самой густонаселенной части поселения. Здесь было пришвартовано или стояло на якоре множество других судов. Подойдя к пристани, Эйтлишь бросил носовой швартов здоровенному каэриту на берегу и велел нам собрать вещи. Выбравшись из лодки, я ожидал увидеть обычную группу таолишь и различных местных светил, собравшихся послушать слово Эйтлиша. Вместо этого на пристани не оказалось никого, кроме человека, крепившего верёвку к столбу.

— У озёрных каэритов нет воинов, — проговорил Эйтлишь в ответ на мой вопрос об отсутствии приёма. — И мало интереса к чему-либо за берегами своего дома.

— Если Эвадине удастся пройти через горы, — ответил я, — то она наверняка ими заинтересуется.

— Их не раз предупреждали. Их выбор — это их выбор. — Он остановился и пристально посмотрел на меня. — И им не понравится ишличен с противоположным мнением, так что попридержи здесь свой язык.

Эйтлиша принимали всё так же тепло, пока он вёл нас от пристани и поднимался по лестнице на платформу выше, а вот мы с Джалайной столкнулись с невысказанным, но ощутимым подозрением, граничащим с откровенной враждебностью. Гнёт их неприязни давил так сильно, что я понял: только присутствие нашего почитаемого проводника защищало нас от травм. Мы шли за ним по лабиринтам дорожек, лестниц и площадок, и за шумом окружающей суеты я услышал далёкий шелест. Это было похоже на первые раскаты грома, только постоянные и усиливающиеся по мере нашего продвижения. Источник стал ясен, когда мы, наконец, поднялись по лестнице на парапет, который образовывал конечную точку поселения. Воды за ней сужались в быструю реку, почти по всей длине белую от порогов. А через четверть мили она расширялась в лагуну, которую питала огромная пелена ниспадающей каскадами воды.

— Блестящие Водопады, — сказал Эйтлишь, и на его губах появился первый отблеск улыбки за много дней. — Считайте, что вам повезло, раз из всех чудес каэритских земель вам довелось увидеть это.

Водопады представляли собой потрясающее зрелище — они изгибались на восток и на запад, где питали и другие реки, впадающие в великое озеро. На самом деле они были настолько обширны, что я не видел, где их можно обойти.

— И как мы пойдём отсюда дальше? — спросил я.

Нарождавшаяся улыбка Эйтлиша расплылась в ухмылку.

— Мы полезем наверх, Элвин Писарь, как же ещё?

Ночь мы провели в одном из цилиндрических жилищ, выходящих на южную сторону поселения. Похоже, это была какая-то гостиница, а не семейный дом, хотя здесь не имелось бочек с элем и бренди или шумной клиентуры, которая характеризовала бы аналогичное заведение в Альбермайне. Нижний этаж стоял вокруг центрального очага, на котором пожилая каэритская чета, державшая это место, приготовила нам ужин из тушёной рыбы. Большую часть вечера мы провели одни, пока на дорожке снаружи не начали собираться люди. У многих были запавшие глаза, свидетельствовавшие о хронической болезни, а у других руки висели на перевязях или же они опирались на костыли.

При виде них лицо Эйтлиша напряглось, по его лбу мелькнула мимолётная усталость, а потом он выпрямился и позвал первого в очереди. Одного пренебрежительного взгляда в нашу сторону было достаточно, чтобы изгнать нас с Джалайной в комнату на верхнем этаже.

— Как он это делает? — спросила она, глядя, как огромный мистик обхватил ногу бедолаги с костылём. Парень напрягся, когда большие руки схватили его, но на его лице не было боли, только странная пустота. Я вспомнил своё собственное исцеление в тех же руках, обнаружив, что эти воспоминания тревожат меня до такой степени, что я не мог этого понять. Мне следовало испытывать признательность, поскольку Эйтлишь, скорее всего, спас мне жизнь, переформировав мой повреждённый череп. Тем не менее, я чувствовал лишь смутное негодование, возникшее из-за нежелательных обязательств.

— А как Эвадина захватила сердца столь многих? — вопросом на вопрос ответил я. — Подозреваю, это просто другой аспект той силы, которую мы не можем по-настоящему понять. — Я видел, как Эйтлишь убрал руки с ноги каэрита, после чего парень, немного поразмяв мышцы на пробу, поднялся на ноги без малейшего дискомфорта. — Не уверен, что он и сам знает. Или, если знает, то не говорит.

— В любом случае, удобно, если он рядом, — сказала Джалайна. — После битвы.

Мои мысли вернулись к той бурной первой ночи в за́мке Дреол, и к монстру, который явно хотел меня убить.

— Да и во время битвы тоже, наверное.

Мы ушли на следующий день незадолго до рассвета. Эйтлишь вёл нас вдоль восточного берега лагуны под водопадами. Там сплошь были покрытые мхом камни, да редкие рощицы чахлых деревьев и кустарников. Когда мы приблизились к рёву огромного каскада, все разговоры превратились в упражнения по перекрикиванию. Кроме того, постоянный шум мешал спать три дня подряд, пока мы, наконец, не добрались до точки на склоне высокой горы, где водопады заканчивались. Осматривая отвесные скалы сквозь радужную дымку, которая при дневном свете держалась над белым потоком, я не увидел, где там можно пройти. Казалась невозможной даже попытка взобраться на такую громадину, а наш проводник либо проигнорировал, либо не услышал выкрикнутый мною вопрос.