Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— И всё же на нём метка Доэнлишь, — проговорил высокий бледнокожий мужчина мягким, хорошо модулированным тоном, который прозвенел в моей голове колокольчиком узнавания. «Это учёный», решил я.

— Ты слишком много на неё ставишь, — возразила старая женщина. — Она не безгрешна. Я знала её задолго до того, как кто-либо из вас родился, помните?

— Она никогда не утверждала о своей непогрешимости, — ответил высокий. — Только о правдивости, и я никогда не видел, чтобы она колебалась в этом отношении. На нём её метка. И в наших обсуждениях это нельзя отрицать или игнорировать. Я чувствую на нём её руку, и знаю, что вы тоже.

— Я чувствую, действительно. Это не значит, что мне это нравится. — Старуха подошла ко мне, колыхая шалями и волосами. — Итак, — сказала она, остановившись и ткнув своей палкой мне в ногу, — как тебя называют, дитя?

— Если вам нужно моё имя, — ответил я, — то сначала я узнаю ваши.

Я увидел, как паэлит ощетинился на эти слова, а старая женщина снова скрипуче рассмеялась. Со своей стороны, учёный и воин не выказывали особых эмоций.

— Значит, имена? — старуха снова ткнула меня в ногу, на этот раз сильнее. — У меня их немало. Какое тебе нужно?

— То, которое вам больше всех нравится.

— Хм. — Она немного подумала. — Тогда можешь называть меня Шаэлишь. Это мне всегда нравилось. Его предпочитал мой десятый и самый любимый муж. Эта вот Турлия, — продолжала она, махнув палкой на женщину-таолишь. — Он — Деракш, — указала она на учёного, а потом кисло посмотрела в сторону паэлита. — А этого щенка зовут Кориэт.

— Возможно, родственник Мориэта? — спросил я, и приподнял бровь, взглянув на жителя равнин. — Которого мы встретили на пути сюда.

Это вызвало резкую тишину, поскольку остальные три члена совета посмотрели на паэлита. Он, однако, не сводил глаз с меня.

— Я горжусь называть Мориэта своим правнуком, — сказал он. — Лучший всадник из всех, когда-либо украшавших спину паэла.

— Тогда удивительно, что паэла, на котором он ездил, сбросил его и предложил свою спину мне.

По всей видимости, годы паэлита не уберегли его от вспыльчивости.

— Ты врёшь! — прошипел он, бросившись ко мне. — Как и все вы!

— Он говорит правду, — сказал Эйтлишь, и это тихое вмешательство тут же остановило Кориэта. — Не забывай, где ты.

Мой прошлый опыт общения с каэритами внушил мне впечатление единства. Казалось, что они всегда отличались сплочённостью и отсутствием разногласий, что отличало их от жителей Альбермайна. Видя, как Кориэт дрожит от ненависти к Эйтлишу, я задавался вопросом, не была ли такая сплочённость всего лишь видимостью. Они, конечно, древние и мудрые, но впервые я понял, какие глубокие различия в верованиях и целях проходят через сердца этих людей.

Ярость Кориэта, какой бы бессильной она ни была, сменилась едва скрываемым страхом, когда к нему обратилась Шаэлишь. Её голос теперь звучал тише — скорее настойчиво, чем повелительно, — но он утратил резкость возраста. Голос человека, который ожидает, что на все вопросы будут даны ответы.

— Кориэт, ты отправил своего правнука, чтобы он не дал Эйтлишу привести сюда ишличен? Ты пытался подорвать волю этого совета?

Прежде я не видел, чтобы каэриты лгали. Ведьма в Мешке говорила раздражающе расплывчато, но никогда не обманывала. Эйтлишь просто игнорировал вопросы, на которые не хотел отвечать. А Кориэт стал единственным каэритом, который при мне произнёс вопиющую ложь. Судя по тому, как кривился его рот, выговаривая слова, и по быстрому морганию глаз, он явно не привык к обману. Настолько плохим было его выступление. На самом деле, мне его было почти жалко.

— Мориэт следует своим путём, — прохрипел он, заставив себя встретиться взглядом с Шаэлишь, как обычно и поступают решительные, хоть и неопытные лжецы.

Я не знал, различила Шаэлишь эту ложь, или нет. То, что казалось мне ясным как день, могло быть не таким уж отчётливым для души, не привыкшей к откровенной нечестности, какой бы древней та ни была. Её реакция ограничилась слабым вздохом, а потом она отвернулась от Кориэта и направила на меня палку.

— Дитя, у тебя есть слова для нас, — сказала она с нетерпеливой раздражительностью в голосе. — Так говори их.

Я не видел особого смысла в дальнейших предисловиях и не пытался наполнить свои слова красивыми жестами или грандиозными формулировками. На каэритском языке подобные вещи были мне недоступны, и в любом случае я сомневался, что они будут иметь большое значение для этой публики.

— За северными горами воцарилась новая королева, — сказал я. — Я уверен, что эта королева находится под влиянием созданий, которых мой народ называет Малицитами. Она обладает сильной ваэрит, которая направляет её действия. Она использовала её, чтобы захватить власть и использует снова, чтобы привести свои армии против каэритов, поскольку она ненавидит вас и считает, что её верой предопределено ваше уничтожение. Чтобы победить её, вы должны объединиться с её врагами. На севере уже собираются изгнанники из моих земель и таолишь, и там постигают навыки Ваалиша. Победить можно только благодаря союзу. Это мои слова, и это воля Доэнлишь.

Реакцией совета было молчаливое созерцание, даже Кориэт, который восстановил достаточно самообладания и нахмурился, выражая сомнение и пренебрежение. Как и ожидалось, он заговорил первым.

— Откуда ты знаешь волю Доэнлишь? — спросил он.

— Она мне сказала, — просто ответил я.

— Ты её встречал?

— Несколько раз.

— Где? Когда…?

— Довольно! — отрезала Шаэлишь, громко ударив палкой по мраморному полу с надписями. — На нём его метка. Это уже установлено.

— Не могу поверить, что Доэнлишь захотела бы впутывать нас в войну ишличен, — заявил Кориэт.

— Скоро это будет наша война, — сказал Эйтлишь. — Испокон веков Доэнлишь трудилась, чтобы защитить каэритов. Возможно, её инструменты… — он бросил на меня короткий взгляд, — сделаны грубо. Но всегда её цель не подлежит сомнению.

Тогда впервые заговорила Турлия, женщина-таолишь с безупречным лицом, которая так же пристально смотрела на меня:

— И всё же, здесь её нет. Если бы мы услышали это из её уст, то я бы не питала сомнений. — Она повернулась к Эйтлишу. — Когда мы встречались в прошлый раз, ты согласился отправить вейлишь отыскать Доэнлишь и уговорить её вернуться к нам. Что стало с её миссией?

Лицо Эйтлиша напряглось от печали, и он опустил голову. Я заговорил прежде, чем он успел ответить, чувствуя, что это моя обязанность.

— Её звали Лилат, — сказал я. — Она перевела меня через горы и оставалась со мной, пока не стало ясно, что Доэнлишь нельзя отыскать. Она спасла мне жизнь. — У меня вдруг перехватило горло, и я сглотнул, чтобы выдавить слова: — Её убила королева за то, что она пыталась помочь мне, когда я был в плену.

— Лилат, — повторила Турлия, не отводя взгляда от Эйтлиша. — Вейлишь, которая стала бы таолишь. Я хорошо её помню по тоавильду. У неё были великолепные навыки, и она могла бы стать прекрасным таолишь, но я отказала ей по твоей просьбе. Ты сказал мне, что мейлах приведет её к великой судьбе и окажет великую услугу всем каэритам. Ты это имел в виду? Смерть от рук ишличен тирана?

Я видел, как поникли плечи Эйтлиша, и как его лицо напряглось не от гнева, но от вины. Я вспомнил его ярость той первой ночью в замке Дреол. Действительно ли она была направлена на меня или же на него самого?

— Ты знал? — спросил я, и внезапно в моей груди начался жар. — Ты знал, что случится, и всё равно отослал её?

— Разве твои руки чисты, Элвин Писарь? — с обиженным блеском в глазах спросил он и повернулся к своим товарищам-старейшинам. — Я не знаю ни одного члена этого совета, кто мог бы сказать, что их мейлах не запятнан ни единым проступком. Лилат была для меня бесценна, как и все каэриты. Но нельзя отвергать её мейлах, да она бы и сама не захотела.