Плюсик в карму. Книга четвертая (СИ) - Штефан Елена

Разве могла прислужница, слегка повёрнутая на статусе, предположить, что Ольга сама настояла на максимально скромном варианте расселения, а гостевать поблизости от величеств отказалась наотрез. Дура она, что ли? Там же фасон круглые сутки держать придётся, дабы честь Корпуса не уронить и землян не опозорить. Ничего не делая, до дрожи умаешься спинку держать да головку склонять элегантно и покорно. Даже если одна в комнате! Потому как у стен глаза есть. У дворцовых — гарантированно. Читывали, знаем. А если неугомонным королям пообщаться приспичит, то ни днём, ни ночью не отвертишься. Эти парни с чужими планами на отдых считаться не обучены. Нет у них такой опции. Шаговая доступность от величеств — гарантированный головняк и никакого покоя. Умничка Семёныч вообще из дворца слинять исхитрился. От греха. А ей, Оле, куда от Тырюхи и всей стаи? От Серафимы, которая во всём от неё сейчас зависит. Это дома, в Восточном, всё наоборот. Оля без подруженьки своей как без рук и без глаз. А ещё без ушей и мозгов. Все информационные крошечки на базаре (да и в городе) подберёт, проанализирует и готовенькое выложит. Кратенько и по существу. Это помимо того, что вся обширная торговля на ней. А в столице Симушка — придаток к Корпусу. Каприз единственной в мире наездницы.

Гостья их величеств продолжала сладко спать. Нормальное дело — в шесть утра. А горничную от этого совершенно обыденного факта прям надирало, так она умудрилась себя накрутить и раздраконить. Это ж землянка во всём виновата! А кто ж ещё? Спит она, гадина такая, посапывает! Ну-ну. Из-под одеяла едва виднелась макушка с тёмными, заметно спутанными волосами. Ну, хоть не седая теперь: всё не так противно. И горничная двинулась к постели. Даже руку занесла, чтобы одеяло откинуть. С вечера приказа «не будить» не поступало, а значит, хватит разлёживаться, раз прислуга на ногах. Всегда можно отговориться, что беспокойство проявила: вдруг госпожа проспит и планы её важные порушатся?

— Стоять! — хриплый ото сна голос из-под одеяла отчего-то напугал больше, чем грозный окрик. Горничная вздрогнула от неожиданности, да так и замерла с протянутой рукой. — Дотронешься — убью!

Полусонный мозг Ольги ещё не включил привычный самоконтроль, но уже анализировал раздражители. И реагировал по красному уровню. Установка была: спать! А не это вот… Задолбали демоны!

Самой яркой эмоцией горничной был испуг. А до этого — злорадство. И что бы сие означало? Горничная диверсию этой побудкой затеяла или короли издеваются: как же ж им на рассвете и без иномирянки? Мало им вчерашних разговоров!

Деваха оказалась с характером, даже сумела проблеять робкое:

— Госпожа…

Ага, значит диверсия. Иначе бы уже выдала инфу: кто, что и куда. Да и эмоции о том же сигналят. Шибко девушка досадует, что задуманное вот-вот сорвётся. Вот дрянь!

— Штору закрыла и вон пошла! — лишних слов тратить Ольга не собиралась, старалась не развеять сонливость. Даже голос полусонный сохранила. Судя по эмоциям настырной девки, намерений испортить подопечной утро та не оставила. Дерзкая. А еще дура. Умная не рискнула бы магу перечить. Не знала? Ха! Прислуга знает всё! На глушилку магии надежды возлагает? Ну, не повезло вам, барышня. Пардоньте. Нет у древнего артефакта прошивки против эмпатии. Против ментала есть немножко, а против чуйки на чуйства — увы. Этому сам Эльзис удивился на балу. Да и стычка со старпёрским советом подтвердила — Олины способности защитная магия дворца не гасит. Ну… почти.

Горничная, как и подобает добропорядочной прислуге, спрятала руки под передником, но с места не сдвинулась — лихорадочно думала, чтоб такое сотворить, чтобы и приказ выполнить, и каверзу свою хоть маленько довершить. И тогда Ольга ударила. Всем накопленным в столице раздражением. Это получилось на голых инстинктах, а потому вектор получился на диво плотный. Ух, даже полегчало! Как будто стрелка манометра паровозного котла уже заползла в красную критическую зону шкалы: чуть — и рванёт… А давление вдруг — раз — и стравили. Кайф! От горничной потянуло характерным неприятным запашком. Ну, платье не штаны, оно длинное. Позорных пятен не видно.

Ольге страшно захотелось перевернуться и с полной ответственностью уснуть, но встроенный автопилот не подвёл.

— Войдёшь ещё раз без стука и без спроса, отправишься стражникам исподнее стирать. Без всякой магии. Вручную. Вон!

Деваха метнулась к двери. А Оля таки перевернулась на другой бочок.

Аналогичная история происходила в комнате Серафимы. С той лишь разницей, что Сима едва дремала: в ней еще гуляли отголоски утреннего прощания с Эриком, и это неожиданно бодрило.

А королевич-то у неё орёл! В последний заход Эрик позволил ей немножко подоминировать. Умотали друг друга так, что заснули, не разъединившись. Она, конечно, не пушинка, и грудь королевская не сильно мягче деревянной лавки, но было удобно. И спали сладко. Пока утренняя бодрость в чреслах не заставила Эрика действовать. Похоже, он ещё не проснулся, потому что всё было не так, как ночью. Не было невесомых прикосновений и трепетных поцелуев. Поцелуев вообще не было, а вместо едва уловимых будоражащих касаний были жёсткие пальцы на бедрах. Так ухватил чёртов собственник, что в какой-то момент боль затмила удовольствие. Пришлось надавать по рукам и куснуть за губу для острастки. Чем и разбудила окончательно. Мужик этого весьма нахального наезда не стерпел. Как оказалась на животе, Сима и не поняла. Она вообще не помнила ни одного неловкого момента, ни одного несуразного движения или неудачной позы, вызывающей досаду. Их тела двигались так слажено и так гармонично, как будто они танцевали досконально и много лет назад отрепетированное танго длиною в ночь. Так не должно быть между едва знакомыми любовниками. Но было! И откровенно грубоватый хват Симе нравился до хриплого стона. Потому что это не было осознанным желанием причинить боль. Был тактильный вопль «МОЁ!». И Сима выстанывала «согласна». Это было слаще мёда. А что грубовато и кожа саднит от щетины и без нежностей — так и ладно. Зато всё честно. Ласки были ночью. Много. Разнообразных. Умелых. От них кружило голову и раз за разом накрывало белым взрывом. Сима поддавалась, позволяла, покорялась без всякого внутреннего сопротивления. Пусть, раз ему так слаще. Даже познавательно. А ещё… Невинной девой Сима не была и отлично видела, как Эрик плетёт для нее поводок из нежности и страсти. Пусть плетёт, раз не понимает, что поводочек — он о двух концах. Молодой ещё.

А утром всё стало честно. На равных. Честность, знаете ли, редко нежной бывает.

Теперь она, полусонная, тихо улыбалась в подушку и смаковала воспоминания о бурном прощании. Так и заснула бы, но дверь отворилась. Вернулся? Серафима изготовилась было отправить друга, пока еще не вполне сердечного, вершить дела великие, как поняла, что вошедший идёт мимо кровати. А потом комнату залил яркий утренний свет.

— Закрыла назад! — резкий, ничуть не сонный голос заставить прислугу дёрнуться так, что край шторы слетел с крючка. — Закрыла, я сказала!

Что-что, а показывать персоналу постель, раздербаненную ночными утехами, совсем не стоило. Эрик сотворил нечто волшебное, чтобы из спальни выветрился дух бурного секса. Так про то не только запах сказать может. Опытный да наблюдательный много примет сыщет. Особенно, если Серафима позволит горничной себя увидеть. Голенькую, усталую и довольную. И никакие нахмуренные бровки этого довольства не скроют. А если на теле отметины остались… И если кто-то Эрика на этаже видел… Хотя с этой стороны всё ровно — подпространством ушел.

Горничная, наконец, подчинилась, и в комнату вернулся густой полумрак.

— Но, госпожа, утро уже!

— Ты бессмертная? — поинтересовалась Серафима ласково. — Ротик прикрой и на выход. Быстро! Еще раз войдёшь без вызова, отправлю на кухню для прислуги котлы чистить. Это понятно?

— Да, аппата.

— Отлично. По вызову принесёшь завтрак. Сытный, как для мужчины.