В серебристых глазах Гласа Цитадели вспыхивает угроза: ты за это ответишь.
— Обвинения были выдвинуты публично. Значит, и извинения должны быть принесены так же, — мой голос твёрд.
Совет перешёптывается. Кто-то хмурится, кто-то демонстративно отводит взгляд. Словно само слово «извинения» — яд на языке.
— Совет признаёт, что допустил ошибку, — наконец произносит один из членов Совета. — Обвинения сняты.
— Это не извинения, — говорю я резко. — Это жалкая попытка сохранить лицо. Вы топтали мою репутацию на глазах всей Империи.
Кто-то из членов Совета негромко кашляет, другой — шумно отодвигает кресло.
В зале повисает тишина. Звенящая.
— Если вы обвиняете публично — извиняйтесь так же. Вслух. И с уважением.
Глас медленно поворачивает голову. Его губы сжимаются в тонкую линию, но голос звучит ровно:
— Совет приносит извинения высокорожденной Аль’Маар за несправедливые обвинения.
Его слова не звучат как покаяние. Но они произнесены. При всех. И этого достаточно.
— И в качестве этих извинений… — продолжает Глас, — если вы подтвердите своё право носить статус драконорожденной, Совет немедленно пересмотрит дело. Вы хотите развода?
— Именно, — отвечаю. — И генерал Атертон не вправе претендовать на моё наследие. Я привезла документы и готова предоставить их Совету.
— Вы получите развод и регион. Если докажете нам свою силу.
— Благодарю, — склоняю голову. — Теперь, если позволите, мне нужно подготовиться к инициации.
Глас медленно кивает.
— Вас проводят. До наступления полуночи — вы свободны.
144. Совет
До вечера мне отвели гостевую комнату в левом крыле. Еда, ванна, вода — всё есть. Здесь удивительно много воды по сравнению с моей крепостью. Но я не могу расслабиться. Снова и снова пытаюсь придумать план, наметить хоть какие-то шаги… но в голове — пустота.
Ривза я так и не увидела в Зале Совета.
Почему он не пришёл? Был занят? Или он просто не счёл нужным появиться? А может, он вообще не посещает заседания?
Я вздыхаю.
Его не хватает. Мне нужен был его взгляд. Его голос. Хоть одно слово — в качестве совета. Хоть что-то.
За стеклом — ледяная ночь.
Кристаллы в окнах дрожат светом, отражая чёрный силуэт башни. Эмир’Надор — как чернильное перо, пронзившее небо. Через три часа я войду в неё. Одна. И выйду — уже другой. Или не выйду вообще.
Раздаётся стук — я вздрагиваю.
— Войдите, — произношу, не оборачиваясь.
Сердце замирает в ожидании. Ривз?
Нет.
Фехос.
— Ирис, — его голос мягок. — Рад видеть, что с вами всё в порядке.
Он входит и садится в кресло у очага — как будто это его дом, а не моя комната. Я остаюсь у окна, не сводя взгляда с башни. Она притягивает взгляд, как бездна.
— Не спите, — говорит он. — Лучше бы подремали перед испытанием.
Я молчу.
Он продолжает, спокойно, как будто мы обсуждаем погоду:
— Это место не прощает слабости. Оно любит силу.
Я поворачиваюсь.
— Фехос, вы пришли, чтобы утешить? Или чтобы снова «столкнуть»?
Он чуть улыбается.
— Я пришёл, чтобы напомнить: вы уже однажды выжили в воде, в которой должны были утонуть.
Фехос встаёт. Подходит ближе, но не касается.
— Вы справитесь, если перестанете ждать чьего-то плеча. Даже его.
Я не отвечаю.
— Ривз не пришёл, потому что не может выбрать между вами… и клятвой. Но он выберет. Все мы выбираем — в самый последний момент.
— Клятвой? — переспрашиваю.
— Да. Защитник Истока даёт священную клятву. Это не просто присяга — она магически закреплена. И в дела Совета Ривз не имеет права вмешиваться.
Он делает паузу.
— Но даже мне интересно, что он выберет: жизнь без вас… или клятву, которая его уничтожит.
Я отвожу взгляд. Клятва. Конечно. Он — дозорный.
— Знаете, почему Башня проверяет именно прыжком? — Фехос усмехается.
— Почему?
— Потому что в этот миг… вы не видите дна. Не знаете, раскроются ли крылья. Остаётся только падать — и верить.
— Как в любовь, — тихо говорю.
— Или как предательство… — мягко добавляет Фехос. Потом замолкает, и, когда говорит снова, голос меняется. Он становится серьёзным: — Я хотел поговорить.
— Хотите, чтобы я сказала «спасибо»? — спрашиваю. — За то, что вытащили меня из озера? За Изнанку?
— Нет, — качает он головой.
В его глазах появляется что-то неожиданное — не жалость. Не вина. Признание.
— Я… любил её.
— Её? — резко спрашиваю.
— Ту Ирис. Настоящую. До вас.
— Если вы её любили, почему не спасли?
— Я пытался. Мы познакомились здесь, в Цитадели. Ирис была умна, интересовалась моими исследованиями сломанной магии. Я видел, как она страдает рядом с Атертоном, — он делает паузу. — В какой-то момент я понял, что он что-то замышляет. Предупредил Ирис, предложил помощь: установить РОСИ — новую, экспериментальную технологию, которую сам создал. Хотел защитить её, отследить изменения. Верил, что время ещё есть… что успею вмешаться, если станет слишком опасно. Но всё закружилось слишком быстро. Резко. Безумно. Как удар в спину.
Он отводит взгляд, и в этом жесте — всё.
— Обвинения Совета. Постриг. Это было внезапно… Я — генерал. Не имею права вмешиваться в дела Совета без прямого вызова или нарушения базовых протоколов. Даже когда больно. Даже когда душа рвётся на части.
К тому же, Ирис никогда не просила о помощи. Я знал — она справится. Она всегда справлялась. Даже когда Атертон мучил её — она держалась.
И я не ожидал, что Совет решится на это без разбирательства. Это казалось невозможным.
Я отправил своих людей, — медленно произносит он. — Но когда они вернулись… уже без неё… Я проиграл снова.
Повозка была разбита. Дозорные — мертвы. Ирис… пропала.
Я хотел ехать сам. Но — слишком поздно. Как всегда.
Фехос поджимает губы.
— Я… просчитался. Думал, успею: вступиться, собрать доказательства. Что ещё не всё потеряно. Но когда мы говорили у повозки, я понял — вы не она. Не тот взгляд. Не та улыбка. Моя Ирис никогда не говорила так холодно. Отчёты РОСИ — а я до сих пор их получаю — показывали не просто потенциал, а всплески энергии, которых раньше не было. Это настораживало. Я перепроверял каждый протокол, каждый шаг. Всё было выполнено верно…
Фехос опускает взгляд.
— Не понимаю. Кэтрин сказала, что я где-то ошибся… Но временами кажется: она знала больше, чем говорила.
Его голос гаснет, становится глухим:
— А может, я просто слишком хотел верить, что смогу всех спасти. И ту Ирис, и свою сестру.
Он выдыхает:
— Но в этом мире невозможно быть героем для всех. Даже любовь не всегда побеждает, когда над ней — клятвы, протоколы, руны.
— Кэтрин говорила про ошибку? — уточняю, но Фехос словно не слышит и продолжает:
— Не знаю, как теперь с этим жить. Выходит, это моя вина. Выходит, я убил воплощение. Снова. Снова убил чужое воплощение.
— Мне жаль, Зэйн, — впервые называю его по имени. — Правда жаль. Но вы и сами знаете…
Слова застывают на языке.
— Она — это другая я. Но я не она. И я не знаю. Я пришла после.
— Простите, — он поджимает губы, затем вновь становится суровым. Он — драконий Хранитель миров. Ему нельзя быть слабым. — Не стоило это говорить. Просто… я не смог помочь тем, кто был мне ближе всех. Ни той Ирис. Ни сестре. И сколько бы я ни бился — проклятые сломанные потоки не поддаются. Ни магии. Ни технологии. Ни их сочетанию. Словно эта сила — подвластна лишь богам.
— У вас получится. Обязательно, — говорю. — Я в это верю.
— Осталась только Кэтрин. Но я не смогу ей помочь. Ни с вашим источником — я исследовал его, пока вы спали. Ни через её воплощения — все они мертвы. Простите… Я пойду.
Фехос уже почти у двери. Оборачивается:
— Не волнуйтесь. Ривен сделает правильный выбор. Удачи вам. Вы справитесь.
