Сошествие в Аид (ЛП) - Райли Хейзел

— Что ты собираешься делать с Хейвен? — спрашивает он, когда я выхожу из кухни.

Я останавливаюсь спиной к нему:

— Завтрак.

Он вздыхает:

— Я про «потом».

Ещё проще:

— Секс.

Он хмыкает, но в его хрипотце слышится грустная нотка:

— Понял. Ты избегаешь ответа, потому что вопрос скользкий.

Я ухожу, не попрощавшись. Этих последних реплик мог бы и не говорить. Он отлично знает, что должен делать я с Хейвен. Оставить её в покое. Папе с мамой эта странная «связь» точно не понравится. Да и пусть. Решать за меня они не будут. А Хейвен нас уже знает.

Я стараюсь открыть дверь в свою комнату как можно тише. Бесполезно: внутри понимаю, что поздно. Кровать пуста и всё ещё взлохмачена. Я легко представляю маленькое тело Хейвен, как я оставил его пару часов назад, и улыбаюсь. Ей хорошо в моих простынях. Ей хорошо в моей кровати. Ей хорошо надо мной и подо мной. Ей хорошо со мной.

— Хейвен? — окликаю. А если ушла? Если пожалела о случившемся? Я бы не осудил. Что ей может дать такой, как я? Кроме кучи очень приятных, очень мощных оргазмов. Без хвастовства.

— Я здесь! — отвечает она. Весёлая. И к голосу примешивается плеск воды.

Теперь мне любопытно. Во всех смыслах.

Я захожу в свой санузел. Вот она. Лежит в ванне, утонув в мыльной пене. Торчит только голова. Рыжие волосы, как обычно, заколоты ручкой. Она поворачивается ко мне — сначала ловит мой взгляд. Дарит лучезарную улыбку, и у меня тает сердце. Потом замечает поднос у меня в руках — а я стою, как идиот.

— Еда?

Я киваю и ставлю поднос на раковину. Скрещиваю руки на груди и изо всех сил не пытаюсь выискивать под пеной хоть кусочек её тела.

— Я подумал, ты проголодалась. Ну как утром обычно — люди хотят есть.

Хейвен теребит пригоршню пены; обнажённая рука заставляет меня судорожно сглотнуть.

— Ты сам готовил? Или это сделал Аполлон?

Каждый раз, как эти прекрасные губы произносят имя моего брата, мне хочется врезать ему. Она делает это, чтобы задеть — и частично мне это даже нравится.

— Я. Только я. Аполлон руководил, но не прикасался. И идея нарисовать рожицу на панкейке из фруктов — тоже не его, на всякий случай.

Хейвен смотрит на меня своими разноцветными глазами. Один — карамельный, другой — голубой. Ей смешно.

— Ты нарисовал рожицу на панкейках?

Звучу как полный лузер, да? Почему у меня именно такое ощущение.

— Возможно, я преувеличил формулировку. Я украсил фруктами, и случайно получилась мордашка.

Она прикусывает губу. Её взгляд скользит по мне сверху вниз и снова вверх. Щёки чуть розовеют — я поворачиваюсь так, чтобы она разглядела меня лучше. Если есть то, что она не умеет скрывать, — так это нездоровое влечение ко мне. Я узнаю его — потому что смотрю на неё так же.

— Может, твои родители ошиблись с греческим богом, чьё имя тебе дали.

Я выгибаю бровь, готовый к подначкам:

— Да? И как меня надо было назвать?

Я подхожу ближе; она выпрямляется, обнажая приличную часть груди. Провожу пальцем по бортику ванны и добираюсь до места, где лежит её шея. Вытаскиваю ручку из волос — они распадаются мягкими волнами — и сжимаю их, откидывая её голову назад. Она смотрит на меня. Я касаюсь кончиком носа её носа.

— Ну же, Хейвен, что ты скажешь обо мне?

Она не отвечает. Снизу я вижу линию её грудей. Вдруг она хватает меня за руку, взметнув воду и пену во все стороны. Это врасплох. Не понимаю, что она задумала. Потом скользит моей рукой в воду и тянет вниз, погружая её. Кладёт на середину груди и ведёт ниже, к животу — останавливает ровно настолько, чтобы свести меня с ума.

— Поаккуратнее, маленькая бестия, — предупреждаю серьёзно.

— Иначе что?

Я прищуриваюсь:

— Не думай, что из-за одежды я не залезу к тебе в ванну.

Её рука ведёт ещё ниже — к паху. Дальше не пускает, и я готов выругаться в голос от отчаяния.

— Тогда залезай. Иди сюда.

Она не оставляет мне времени ответить. Поворачивает голову и скользит губами по моему предплечью, оставляя мокрую дорожку. Зубами бережно покусывает кожу — мелко, дозированно, чтобы не дать слишком много. Чтобы не дать того, чего я хочу.

— Господин Яблок, ты растерялся? — спрашивает, делая паузу в своей дразнилке.

Я выдыхаю сильнее, чем стоило бы:

— Думаешь, сможешь меня смутить?

Она замирает и бросает снизу долгий взгляд:

— Уверена.

Я спокойно вздыхаю, даря ей иллюзию победы:

— Ладно, — говорю. Затем рывком освобождаюсь и отступаю. Хейвен следит за каждым моим движением с самодовольной ухмылкой — той самой, когда уверена, что взяла верх. Я закидываю ногу через борт — вода летит брызгами, Хейвен вскрикивает. Упираюсь руками в края и, пока она дёргает ногами, чтобы спрятаться, влезаю и второй ногой. Ставлю ладони по обе стороны от её лица, сжимая фарфор бортика, коленями упираюсь по бокам от её бёдер. Половина меня мокрая, одежда тяжелеет вдвое — плевать.

Хейвен поднимает правую ногу, местами в мыльных пятнах, обвивает меня, пытаясь утянуть вниз. Не нужно — я и так бы наклонился. Опускаюсь ближе и замираю в сантиметрах от её лица.

— Итак?

Она качает головой:

— Мог бы хотя бы снять одежду.

— Это было бы пустой тратой времени, — парирую. — Ты правда думаешь, что я сначала стану раздеваться, если в ванне — ты, голая, и с таким взглядом?

Она хмурится:

— С каким это «таким»?

Я провожу костяшками по её щеке — она едва заметно вздрагивает, и это даёт мне очередное подтверждение.

— Взглядом той, что хочет меня каждой клеткой своего маленького голого тела.

Она облизывает губу — я едва не вздрагиваю сам, представляя её язык везде. Вижу, как она пытается перехватить управление, не дать мне выиграть. Её руки уходят под воду и находят пояс моих брюк. Без колебаний скользят внутрь, и я стискиваю кромку ванны так, что костяшки белеют.

— Тогда забери контроль, — шепчет. — Ты всегда становишься на колени передо мной. Теперь заставь меня встать на колени.

Её слова прокатываются по мне дрожью, сотрясая до последней кости. Повторять не надо. Я встаю и выхожу из ванны — в глазах Хейвен вспыхивает любопытство, видно, что я застал её врасплох. Она открывает рот, но я подношу палец к губам — молчать.

— Встань и иди сюда.

Она подчиняется мгновенно. Из мыльных пузырей выходит её голое, прекрасное тело. Я помогаю ей выбраться из ванны — на случай, если она, как обычно, зазевалась и поскользнётся. Она встаёт передо мной, ожидая моего следующего шага. Как бы мне ни нравилось преклоняться перед ней, опускаться на колени и зарываться лицом между её бёдер, сейчас мне хочется начать игру самому.

— Раздень меня, — говорю.

Хейвен вскидывает бровь, но не спорит. Я поднимаю руки — показываю, с чего начать, — и она стягивает с меня чёрную водолазку. Её маленькие, слегка дрожащие ладони спускают штаны вместе с боксерами — я остаюсь перед ней полностью обнажённый.

Я слышу, как она шумно сглатывает. Её взгляд скользит по моему шраму — как всегда, — но это меня не задевает. То, как Хейвен смотрит на меня, — другое.

Когда она пробует опуститься на колени, я двумя пальцами подхватываю её за подбородок и заставляю смотреть мне в глаза.

— Нет, — шиплю. — Не хочу, чтобы ты становилась на колени.

— Но ты же сказал…

Я наклоняюсь и краду быстрый поцелуй — хотя хочу куда большего.

— Я буду вставать на колени перед тобой всегда. Но ты — никогда. Я не хочу видеть тебя на коленях, Persefóni mou. Ни передо мной, ни перед кем бы то ни было. Ясно?

Она кивает.

Я вновь выпрямляю её и прижимаю ладони к её мокрым ягодицам, притягивая к себе. Утыкаюсь лицом в изгиб шеи и осыпаю крошечными поцелуями, втягивая вкус её кожи — и пены для ванны.

— Но помни: сейчас контроль у меня. Я хочу, чтобы ты снова легла в ванну, на спину, и широко раздвинула ноги для меня. Справишься, Хейвен?

— Да, — шепчет она хрипло. Она прижимается тазом, чтобы потереться о мой стояк, — я пресекаю. Она стонет в протест. — Хайдес…