Скованная льдом (СИ) - Черная Нина

Я поджала губы и стала рыться по ящикам в поисках одежды, но, кроме еще одного полотенца, только уже, ничего не нашла. После усердных поисков я даже взмокла, зло сдула волнистый локон с лица и выпрямилась. Еле успела сдержать крик — на меня смотрела растрепанная бледная девушка с безумно горящими глазами. Только после пары вздохов и десятка ударов сердца я поняла, что смотрюсь в зеркало.

Прикрыла рот ладошкой и звонко рассмеялась над собой же. Надо ведь быть такой трусихой! Отбросила лишние мысли, быстро поправила съехавшее полотенце, плотнее в него закуталась, умылась и, схватив деревянный гребень, присела на край ванны.

Волосы за ночь спутались, поэтому я потратила много времени, чтобы привести их в порядок и заплести тугую косу. Когда я покинула ванну, смятая постель оказалась аккуратно заправлена, а у кресла стоял привычный столик с завтраком. Сердце тут же ухнуло вниз, а щеки залил румянец, в комнате я одна уже не находилась: в кресле напротив столика сидел Макар собственной персоной и загадочно ухмылялся, разглядывая меня потемневшим взглядом.

— Не стесняйся, — молвил он, не давая мне возможности прийти в себя, — присаживайся, завтракать будем.

Я сжала полотенце на груди плотнее, покраснела и опустила глаза в пол. Хоть часть моего тела оказалась прикрыта, но ноги от стоп до коленей и плечи демонстрировали мою бледную кожу. Я переступила с ноги на ногу, на глаза вдруг навернулись слезы, и я громко шмыгнула носом.

— Можно мне найти мою одежду сначала? — спросила я слабым голосом.

Из моей головы вылетели все советы Никодима, поэтому я не догадалась, что вот сейчас вот самый подходящий момент для соблазнения. Внутри растекся страх холодной змеей, перемешиваясь со странным жаром во всем теле, который создавал контраст холоду.

— Зачем она тебе? — спросил Макар насмешливо.

Я не ответила, краснея пуще прежнего и делая шаг назад, в сторону ванной. Там, хотя бы, можно спрятаться. Скрипнули ножки кресла, а холодные пальцы схватили мой пылающий подбородок. Я невольно подняла лицо и встретилась взглядом с Макаром. Его лицо вновь оказалось близко, как в первую встречу. Светло-голубые, почти прозрачные глаза леденили душу и волновали одновременно. Я невольно замерла, а мурашки тут же забегали по открытым участкам кожи, заставляя меня непроизвольно вздрогнуть. Взгляд мужчины тут же изменился, посветлел еще больше, а зрачки стали такими узкими, что еле угадывались. Крылья носа затрепетали.

Мое настроение тоже моментально изменилось, животный страх сковал все естество, а я забыла как дышать.

— Тебе неприятно, когда я тебя касаюсь? — спросил он тихо, а я опять вздрогнула, будто он меня ударил.

— Н-нет, — пролепетала я, заикаясь, и выдала, как на духу, — просто меня никогда так не касались мужчины. Я смущаюсь.

Макар нахмурился еще больше, но ледяная лапа, что сковала душу мертвой хваткой, внезапно отпустила, позволяя судорожно втянуть воздух через приоткрытые губы.

— И в таком неприглядном виде перед хозяином дома мне стыдно находиться, — продолжила увереннее, — тем более, перед мужчиной.

Храбрость иссякла и я стыдливо опустила глаза, правда, Макар все еще держал меня за подбородок, поэтому голову опустить не удалось. Я уперлась взглядом в район его ключиц, отмечая, что он одет в рубаху нараспашку, а от его одежды веет морозной свежестью.

— Как же строго тебя воспитывали, девица, — хмыкнул он, опаляя мою и без того красную щеку своим дыханием.

— Меня учили быть хорошей женой, — промямлила я еле слышно, — да времени не было с мужчинами общаться.

— Только тебе придется забыть про свое смущение, — его губы коснулись пунцовой кожи на щеке, а пальцы едва касаясь, будто невзначай, прошлись от основания шеи по позвоночнику до границы полотенца, вызывая новый табун мурашек.

Он отстранился, а я задохнулась от нахлынувших ощущений, сердце бешено заколотилось в груди. Только сдвинуться с места не смогла, как и оттолкнуть наглеца. Ведь, не послушай я, не подчинись — конец родной деревне. Я прикусила губу и подняла глаза, встречаясь со вновь потемневшим взглядом. Глаз не опустила, не отстранилась, только твердо сообщила:

— Я постараюсь.

Уголки губ Макара поползли вверх, а его палец прошелся по моей нижней губе, снова заставляя поддаться стыду и смущению от нахлынувших чувств.

— Умница, — он, наконец, отстранился, вернулся за стол с завтраком, — а теперь садись, потрапезничаем.

Я боялась, что ноги мои не выдержат и я рухну на пол от переизбытка чувств, но я медленно прошла к свободному креслу и села на самый его краешек. Отпустила многострадальное полотенце и взяла в руки вилку. Столовый прибор мелко подергивался в моих дрожащих пальцах, но я лишь поджала губы и вслед за Макаром стала поглощать изумительного вкуса омлет, заедая румяной булочкой. Пока мы питались, мужчина ни разу не спустил с меня глаз, изучая, оглядывая и смущая все время. Как я не подавилась, только удача знает.

Когда с едой было покончено, Макар налил мне и себе в маленькие чашечки темно-коричневый, почти черный напиток. В нос сразу ударил незнакомый аромат, такого ни разу не ощущала еще.

— Что это? — спросила я заворожено, разглядывая бежевую пену, покрывающую напиток сверху.

— Ты разве не пробовала ни разу? — в голосе Макара прозвучало удивление.

— Нет, даже запах мне не знаком, — призналась честно, боясь даже руку протянуть к незнакомому питью.

— Это кофе, девица, — хмыкнул мужчина с наслаждением отпивая из своей чашки, — за морем его очень уважают. Попробуй, тебе понравится.

Я несмело взяла в руки чашку, расписанную завитками и цветами, и пригубила. Тут же поморщилась — обожгла нёбо и язык. Поставила чашку обратно, чтобы не разлить заморский напиток, и приоткрыв рот, замахала руками.

— Осторожнее, — хмыкнул Макар, и тут же протянул ко мне руку.

Я так и замерла с открытым ртом, а он уверенно провел прохладными пальцами по моим губам и погрузил их в мой рот. От шока я даже не успела смутиться. Легко прошелся по обожженному языку и нёбу, спустился до подбородка, а оттуда по шее до ключиц.

— Такая нежная, — прошептал он волнующе, — грех не попробовать.

Я онемела и глупо хлопала ресницами, внизу живота расползлось покалывающее тепло, а ноги свело легкой судорогой. К щекам прилил жар, дыхание затруднилось, а сердце и вовсе билось так, что грозило продырявить грудную клетку.

Он так приблизил свое лицо к моему, что я ощущала его дыхание на своих щеках, а глаза его гипнотизировали, подавляли волю. Невольно опустила взгляд на его приоткрытые губы, захотелось попробовать их на вкус отчего-то, узнать, колется ли его щетина.

Только я не успела осуществить свои планы, как скрипнула входная дверь. Я вздрогнула и отстранилась, нарушая сокровенность момента. Макар тут же нахмурился и обернулся на нарушителя спокойствия.

— Прости, хозяин, — откашлялся песец, правда, в его голосе чувство вины не послышалось, — но дело срочное.

Макар порывисто поднялся на ноги и молчаливо пошел к выходу. У самой двери бросил:

— Одежду тебе Никодим покажет, где найти, и, будь готова, когда я освобожусь, мы продолжим то, на чем закончили.

Я сползла на пол желеобразной лужицей и прикрыла лицо ладонями, когда дверь громко хлопнула, закрывшись. Какая же я бесстыдница, даже мысли не допустила, что неправильно себя веду. Если Макар меня отпустит, пойду в сестринский приют, грехи отрабатывать, да Белому богу молитвы возносить.

Пришла в себя я не сразу, стыд и смущение настолько мной завладели, что я сидела на полу, сжавшись в комочек, прикрывала пылающее лицо и старалась не думать насколько я бесстыдна. Осознание того, что обожженный рот больше не болит тоже заставило себя ждать. Значит, он мне помог? Но зачем? Не такая уж и серьезная травма.

От воспоминаний успокоившееся сердце снова стало колотиться в грудной клетке, но я поджала губы и встала с пола. Теперь ведь должен прийти Никодим? Не могу же я все время в полотенце разгуливать. Заставила себя дойти до ванной и ополоснула лицо холодной водой, присмотрелась к своему отражению: щеки пылали румянцем, а глаза загадочно горели, рот приоткрыт, а губы будто припухли.