Тайны Калинова моста (СИ) - Елисеева Валентина

– Она встанет между мной и Родом, – распорядился Елисей.

Тринадцатое звено общей защитной цепи сиротливо стояло посреди небольшой утоптанной полянки в засохших и замёрзших зарослях дикой малины, в которых директорский дракончик когда-то лакомился сладкими ягодами. С её позиции был виден директорский дом – нежилой и тёмный, крайне редко кем-либо посещавшийся. Бесплотному духу он был нужен больше для галочки, чтобы всё сходилось у Твердолобова в отчётах по обеспечению жильём сельских учителей.

Калинов мост в темноте рассмотреть не удавалось, но знание, что Елисей рядом, окутывало душу теплом. Силы некроманта, позволявшие ей отчётливо улавливать в окружающем пространстве флюиды могущественного духа, сейчас были сбиты с толка и максимально насыщенным фоном защитного плетения вокруг Перехода, и подкрадывающейся к защитникам навью. Каждое из двенадцати звеньев цепи (ах нет, тринадцати!) вело сейчас свой собственный бой с тёмной стороной своей собственной души. Стоя так же, как Василиса, в зловещей туманной дымке, формирующей фантасмагорические образы и внушающей, что те реальны, растравляющей в сердцах уничтожающие их эмоции, пробуждающей пагубные мечты. Что видел каждый из учителей? Об этом защитников Перехода было не принято расспрашивать, так же как некромантов – о том, как их угораздило стать некромантами. Даже у древних богов есть на душе тёмные пятна...

Какие бы леденящие кровь картины ни открывались перед Василисой, она сжимала зубы и не двигалась. Какие бы страшные стоны ни тревожили её слух – не бросалась на помощь фантомам. Важно помнить, что после ночи придёт рассвет и всё развеется в первых лучах рождественского утра. Все ужасы вокруг – они не настоящие, это просто галлюцинации, очень реалистичные видения, которые сами по себе уничтожить её не могут. Изорвать в клочки душу – да, но та заживёт. С рассветом.

Но до рассвета ещё долго-долго-долго ждать и стискивать зубы. Ни на секунду не забывать о том, что бой с навью – это игра-головоломка, игра на эмоциональную выдержку, цель которой – вовремя провести параллели и сделать верные логические выводы, не поддаваясь нагнетаемой буре эмоций. И подпитывать магией общую цепь, накинутую на шею рвущейся в живой мир нави, как строгий ошейник на бешеного пса. Ощущать эту цепь, словно держишь её в руках – натянутую струной, передающей колебания от каждого удара по каждому звену.

Вот особо чувствительный рывок, связанный, как ни странно, не с ней, не с самым слабым звеном цепи...

«Ян! Пробивают Яна! – прошелестел в воздухе голос директора. – Ему трудно как никогда...»

Больше ничего не сказано, но на Василису навалилось непомерное, оглушающее чувство вины перед двуликим. Она стала болезненным тёмным пятном его светлой души! Её вина, что в общей цепи в итоге не одно, а два ослабленных звена, мечтающих о недостижимом и готовых выслушивать даже демонические коварные советы!

Перед ней возник Елисей и отрывисто приказал:

– Сдвинься ровно на сто шагов влево. Считай шаги, сдвигайся строго в бок. Надо перекрыть мой участок, моя помощь требуется на пятом звене.

Он исчез. Василиса стала осторожно сдвигаться, считая шаги. Магический фон защитной цепи выровнялся, противостояние нави и защитников яви стабилизировалась у точки равновесия. Как долго длится рождественская ночь. Уже не верится, что когда-то наступит рассвет.

– Василиса, ты идёшь к мосту! – Перед ней встал бледный Елисей, загородив путь.

– Но я сдвигаюсь точно влево, как ты сказал, – растерялась она.

– Я? Меня здесь не было! – Взмахом руки директор чуть рассеял туманную дымку, открыв вид на тропу, ведущую вниз с пригорка с малинником – ведущую к Калинову мосту. По этой тропе она и двигалась! – Быстро иди за мной.

Он стремительно пошёл вверх по холму, с которого спустилась Василиса. Чуть дальше возвышалась школа, успокаивающе мерцая кое-где светящимися окнами.

– Василиса, стой! – услышала она позади, когда развернулась и пошагала за директором. – Ты начала двигаться к реке, потом покрутилась на месте и вновь пошла к реке: тебя кто-то ведёт? Ты кого-то видишь?

Оглянувшись, она узрела второго Елисея. Такого же мрачного и сосредоточенного, как первый. Попробовала коснуться обоих магией, но не вышло – нити её сил рассеялись в зловещей дымке и поглотились ею с удовлетворённым урчанием. Навь любила магию смерти, та была ей близка как ничто иное под луной. Наверное, она довольно щурится, даже когда некроманты боевыми ударами развеивают её фантомы.

– Мне трудно находиться не на посту, я теряю силы, – с оттенком страдания прошептал первый Елисей. – Пожалуйста, что бы тебя ни удерживало на месте, отойдём от моста!

– Отключи эмоции и думай. Время утекает, нестабильность твоего звена подтачивает устойчивость защитного плетения, ты должна определиться с направлением, – сухо произнёс второй Елисей. – Полагаю, ты видишь двух меня?

Василиса заторможенно кивнула. Тот же самый вопрос ей задал и первый директор, и она кивнула вторично. Оба всё говорили верно: каждый охранник должен стоять на своём месте, любой сбой ослабляет и его, и общую защиту, перегруппировка – метод для исключительных случаев. Она должна сделать правильный выбор и сделать его быстро. Отключить эмоции – верный совет, его ей многократно повторяли все, включая страницы учебников, а теперь он поступил от Елисея-2.

Так, рассуждаем дальше. Сдвигаться на сто шагов она стала, когда разум затуманило чувство вины – значит, приказ ей отдал морок нави, но оба нынешних Елисея ведут себя так, словно не знают о том посланце. Нападение на Яна было сделано с целью пошатнуть её, и фокус удался, надо взять себя в руки и отыграть назад. Кто из двух Елисеев больше опирается на эмоции, пытаясь воздействовать на неё? Первый! С его появлением она почувствовала вину, что не разгадала морок и ушла со своей позиции, потом – желание бежать следом, лишь бы не подвести друзей-коллег. Однако если она ошиблась и атакует заклинанием развеивания ослабленного Елисея, силы которого питают сейчас исступлённо атакуемую защиту Лысогорского Перехода...

Ха, тут-то из неё и сотворят лича! Человек, собственноручно убивший своё самое любимое на свете существо и люто ненавидящий себя за совершённую ошибку – отличный, идеально податливый материал для Зла! Ненависть к себе молниеносно трансформируется в ненависть ко всем – за то, что не остановили, не пресекли, не предвидели. Ненависть к другим переносится куда проще, чем ненависть к себе, это универсальный закон человеческой психики.

Она не имеет права на ошибку.

Василиса плаксиво скривилась и картинно заломила руки. Судорожно вздохнула и со слезами прошептала:

– Слишком сложно. Ты мне слишком дорог, безумно и навечно дорог, чтобы рисковать промашкой! Я просто побуду тут, никуда не пойду и всё, а ты возвращайся. Возвращайтесь оба – у меня не поднимется рука ни на одного из вас.

– Каждое звено должно быть на своём месте, ты слишком сильно натягиваешь цепь – в таком состоянии её легко прорвут, – напряжённо заговорил Елисей-1.

О да, Василиса знала это, и скривиться сильней и пустить слезу ей не составило труда. Собственно, слеза была самой неподдельной. Позади задумчиво молчали, а лицо стоящего перед ней первого директора мучительно исказилось, и он прошептал:

– Пожалуйста, соберись и двигайся ко мне. Вместе мы справимся со всем. Вопреки всем законам Мироздания, я тоже люблю тебя, Василиса.

Она почувствовала, как вмиг захолодело внутри, как сама собой расползлась по лицу дьявольская усмешка и высохли слёзы. Ярость сплела магические нити в толстые канаты, беспощадно хлестнувшие стоящего перед нею Елисея и развеивая в клочки его призрачный образ. Тяжело дыша, она сказала тающим ошмёткам теней:

– Он никогда бы этого не произнёс.

Её обвили тёплые руки, и она приникла к своему прекрасному директору, от избытка эмоций заливая его и силой и слезами.

– Не перестаёшь удивлять – оказывается, в тебе скрывается великий актёрский талант, – хмыкнул настоящий Елисей, нежно, еле касаясь, проводя ладонью по её волосам.