Кавалер Ордена Золотого Руна - Акопян Альберт

А дальше все было хорошо и даже замечательно. Говорили речи, чуть не плакали от радости, смотрели на героев во все глаза, умоляли ну хоть что-нибудь съесть, ну хоть кусочек. Добрые герои ели, чтоб не обидеть, а одному очень ответственному товарищу приходилось даже пить. Неизвестно откуда взявшийся Остап нежно обнимал его за плечи и доверительно убеждал:

— А что, дорогой товарищ Пер-Лашезов, если на воздушном шаре — да вдоль границ Советской Родины. От Мурманска, — рука командора описала гигантскую дугу, — до Берингова пролива — и, — он аж привстал, — кульминация, за которой весь мир будет наблюдать, затаив дыхание, от Берингова пролива вдоль Северного морского пути опять же к Мурманску.

У очень ответственного товарища блеск энтузиазма сменился легким сомнением.

— А что, товарищ корреспондент, если где-нибудь в районе Минска ветер, как бы… э-э-э… примет неблагоприятное направление?

— Как — что?! — Остап упал на стул. — Как — что?! Соколом вниз — и пропаганда советской науки и воздухоплавательного спорта.

— Да-да, в этом что-то есть, — товарищу Пер-Лашезову идея явно понравилась. — Вот, составим смету, график розы ветров, а там, годика через два…

— Нет, товарищ, — убежденно возразил Остап. — Международная обстановка волокитничать не позволяет. Ваша задача — принципиальное разрешение вышестоящих органов, а насчет сметы и розы ветров — это уж мы организуем. А что, Тенгиз Акакиевич, выделит редакция деньги на воздушный шар "Красный любитель Севера товарищ Икапидзе"? С такой рекламой мы увеличим тираж раз в пять. Заодно и Барсуку нос утрём.

— Конечно, дорогой, — энергично ответил товарищ Икапидзе. — Завтра же составим рабочую документацию!

— И экипаж есть, — продолжал Бендер. — Я, Арсений Изаурик, физкультурник и штурман, и командир — товарищ Икапидзе.

— Я не могу, — скромно сказал редактор. — У меня пленум на носу.

— Значит, будете осуществлять руководство из штаба полета… А теперь предлагаю тост за Советский Союз — великую воздушную державу, подданные которой никогда не спускаются на землю!

Подробный разговор отложили на завтра в буфете Академии наук и вечер продолжался своим чередом.

Далеко за полночь на нейтральной площадке, между третьим и четвертым этажами, встретились оба редактора. В волосах у них запутались разноцветные кружочки конфетти. Из петлицы Барсука свисала бывшая чайная роза, от которой почему-то пахло портвейном № 17, а Икапидзе обмахивал разгоряченное лицо зеленым хвостиком от редиски. Лица у них сияли. О встрече в Комиссии партийного контроля давно уже не было речи. Они занимались более важным делом.

— Значит, так, — говорил Икапидзе, поминутно наклоняясь всем корпусом вперед, — мы вам даем Водопьянова, а вы нам… вы нам да-е-те Молокова.

— Мы вам Молокова? Вы просто смеетесь. Молоков, с вашего разрешения, спас тридцать девять человек!

— А Водопьянов?

— Что Водопьянов?

— А Водопьянов, если хотите знать, летел из Хабаровска шесть тысяч километров! Плохо вам?

— Это верно. Ладно. Так и быть. Мы вам даем Молокова, а вы нам даете Водопьянова, одного кочегара с детьми и брата капитана Воронина.

— Может, вам дать уже и самого Воронина? — саркастически спросил Икапидзе.

— Нет, извините! Мы вам за Воронина, смотрите, что даем: Слепнева с супругой, двух матросов первого класса и одну жену научного работника.

— Мало.

— Ладно, так и быть, выставляю Доронина.

— А что Доронин?

— Как что? Доронин прилетел из Хабаровска на неотепленной машине. Это что, по-вашему, прогулка на Воробьевы горы?

— Я этого не говорю.

— В таком случае мы за Доронина требуем: Копусова, писателя Семенова, двух плотников, одного геодезиста, боцмана, художника Федю Решетникова, девочку Карину и специального корреспондента "Правды" Хвата.

— Вы с ума сошли!.. Где я вам возьму девочку? Ведь это дитя! Оно сейчас спит!..

Ночь была теплая, и на улице, в полярном блеске звезд, возле подъезда обеих редакций в полном молчании ожидала героев громадная толпа мальчиков.

Собачий поезд

Обычно к двенадцати часам дня колоколамцы и прелестные колоколамки выходили на улицы, чтобы подышать чистым морозным воздухом. Делать горожанам было нечего, и чистым воздухом они наслаждались ежедневно и подолгу.

В пятницу, выпавшую в начале марта, когда на Большой Месткомовской степенно циркулировали наиболее именитые семьи, с Членской площади послышался звон бубенцов, после чего на улицу выкатил удивительный экипаж.

В длинных самоедских санях, влекомых цугом двенадцатью собаками, вольно сидел закутанный в оленью доху молодой человек с маленьким тощим лицом.

При виде столь странной для умеренного колоколамского климата запряжки граждане проявили естественное любопытство и шпалерами расположились вдоль мостовой.

Неизвестный путешественник быстро покатил по улице, часто похлестывая бичом взмыленную ленивую пристяжную в третьем ряду и зычным голосом вскрикивая:

— Шарик, черт косой! Н-о-о, Шарик!

Доставалось и другим собачкам.

— Я т-тебе, Бобик!.. Н-о-о, Жучка!.. Побери-и-гись!!

Колоколамцы, не зная, кого послал Бог, на всякий случай крикнули "ура".

Незнакомец снял меховую шапку с длинными сибирскими ушами, приветственно помахал ею в воздухе и около пивной "Голос минувшего" придержал своих неукротимых скакунов.

Через пять минут, привязав собачий поезд к дереву, путешественник вошел в пивную. На стене питейного заведения висел плакат: "Просьба о скатерти руки не вытирать", хотя на столах никаких скатертей не было.

— Чем прикажете потчевать? — спросил хозяин дрожащим от волнения голосом.

— Молчать! — закричал незнакомец. И тут же потребовал полдюжины пива.

Колоколамцам, набившимся в пивную, стало ясно, что они имеют дело с личностью незаурядной.

Тогда из толпы выдвинулся представитель исполнительной власти и с беззаветной преданностью в голосе прокричал прямо по Гоголю:

— Не будет ли каких приказаний начальнику милиции Отмежуеву?

— Будут! — ответил молодой человек. — Я профессор центральной изящной академии простанственных наук Эммануил Новохамский.

— Слушаюсь! — крикнул Отмежуев.

— Метеориты есть?

— Чего-с?

— Метеориты или так называемые болиды у вас есть?

Отмежуев очень испугался. Сперва сказал, что есть. Потом сказал, что нету. Затем окончательно запутался и пробормотал, что есть один гнойник, но, к сожалению, еще недостаточно выявленный.

— Гнойниками не интересуюсь! — воскликнул молодой восемнадцатилетний профессор, которому пышные лавры Кулика не давали покою. — По имеющимся в центральной академии сведениям, у вас во время царствования Александра Первого Благословенного упал метеорит величиною в Крымский полуостров.

Представитель исполнительной власти совершенно потерялся, но положение спас мосье Подлинник, мудрейший из колоколамцев.

Он приветствовал юного профессора на восточный манер, прикладывая поочередно ладонь ко лбу и к сердцу. Он думал, что так нужно приветствовать представителей науки.

Покончив с этим церемонным обрядом, он заявил, что из современников Александра Первого Благословенного в городе остался один лишь беспартийный старик по фамилии Керосинов и что старик этот — единственный человек, который может дать профессору нужные ему разъяснения.

Керосинов, хотя и зарос какими-то корнями, оказался бодрым и веселым человеком.

— Ну что, старик, — дружелюбно спросил профессор. — Метеорит помнишь?

— Все, батюшка, помню. И метеорит, и рахит, и радикулит, — радостно ответил полуторавековой старик.

Потом подумал и добавил:

— И столыпинщину… Все приезжали. Александр Первый приезжал. И Голенищев-Кутузов приезжал с Эггертом и Малиновской. И этот, который крутит, киноимператор приезжал. И Анри Барбюс в казенной пролетке приезжал, расспрашивал про старую жизнь, я, конечно, таить не стал. Истязали, говорю. В 1801 году, говорю.