Кавалер Ордена Золотого Руна - Акопян Альберт

Тут старик понес такую чушь, что его увели. Больше никаких сведений о метеорите профессор Новохамский получить не смог.

— Ну-с, — задумчиво молвил профессор, — придется делать бурение.

За пиво он не заплатил, раскинул на Большой Месткомовской палатку и зажил там, ожидая, как он говорил, средств из центра на бурение.

Через неделю он оброс бородкой, задолжал за шесть гроссов пива и лишился собак, которые убежали от него и рыскали по окраинам города, наводя ужас на путников.

Колоколамцам юный профессор полюбился, и они очень его жалели.

— Пропадет наш Новохамский без средствиев, — говорили они дома за чаем, — а какое же бурение без средствиев!

По вечерам избранное общество собиралось в "Голосе минувшего" и разглядывало погибающего путешественника.

Профессор сидел за зеленым барьером из пивных бутылок и пронзительным голосом читал вслух московские газеты. По его маленькому лицу струились пьяные слезы.

— Вот, пожалуйста, что в газетах пишут, — бормотал он. — "Все на поиски Новохамского", "Экспедиция на помощь профессору Новохамскому". Меня ищут. Ох! Найдут ли?!.

И профессор рыдал с новой силой.

— Наука! — с уважением говорили колоколамцы. — Это тебе не ларек открыть. Шутка ли! Метеорит! Раз в тысячу лет бывает. А где его искать? Может, он в Туле лежит! А тут человек задаром гибнет!

Сердобольный Никита Псов вздумал было сбегать в губцентр за помощью. Пробежав километров шесть, он сообразил, что никогда в губцентре не был и дороги туда не знает.

Наконец, через месяц, экспедиция напала на верный след.

С утра Колоколамск переполнился северными оленями, аэросанями и корреспондентами в пимах. Под звон колоколов и радостные крики толпы профессор был извлечен из "Голоса минувшего" с трудом поставлен на ноги и осмотрен экспедиционными врачами. Они нашли его прекрасно сохранившим силы.

А в это время корреспонденты в пимах бродили по улицам и, хватая колоколамцев за полы, жалобно спрашивали:

— Гнойники есть?

— Нарывы есть?

На другой день северные олени и аэросани умчали спасителей и спасенного.

Экспедиция торопилась. Ей в течение ближайшей недели нужно было спасти еще человек двадцать исследователей, затерявшихся в снежных просторах нашей необъятной страны.

Глава 24.

"Красный калошник-галошник"

Холодным летним утром в молочные небеса над Мурманском взмыл воздушный шар. Полет был организован журналом "Приключенческое дело", для каковой цели было зафрахтовано "изделие № 1", — опытный образец и гордость треста резиновых изделий — воздушный корабль "Красный Калошник-Галошник". Была на шаре и другая надпись: "Редакция журнала «Приключенческое дело». Главный редактор — товарищ Икапидзе". Однако по настоянию Тенгиза Акакиевича вторую надпись нанесли выше "Красного Калошника-Галошника", поэтому с земли ее не было видно.

Программа полета воздушного шара была спущена сверху. Она включала максимальную высоту, минимальное расстояние до государственной границы, а также темы диспутов и политигр, которые экипаж должен был проводить среди местного колхозного населения, пережидая политически неудобный ветер. За высоту и расстояние отвечал штурман — отличник-осоавиахимовец Арсений Изаурик. За диспуты и политигры — управдом и лектор-общественник Остап Бендер. Командиром экипажа был назначен товарищ Пер-Лашезов. Его главная функция заключалась в том, чтобы во время стоянок отправлять в Москву длинные, нудно-победные телеграммы-реляции, годные для конституции автономной республики средних размеров. Кроме того, с помощью школьного компаса и бегущих по небу белых барашков он проверял благонадежность штурмана, а вышеупомянутые телеграммы сочинял, скромно примостившись в уголке во время диспутов лектора-общественника. Особенно он любил сидеть на ступеньках, накинув на плечи пиджак.

Это было не очень легко. Пер-Лашезову мешал живот, маленький плотный животик, похожий на ядро, вроде тех ядер, какими севастопольские комендоры палили по англо-французским ложементам в Крымскую кампанию.

Собственно, фамилия "Пер-Лашезов" была партийным псевдонимом.

Нет ни одного гадкого слова, которое не было бы дано человеку в качестве фамилии. Счастлив человек, получивший по наследству фамилию Баранов. Не обременены никакими тяготами и граждане с фамилиями Баранович и Барановский. Намного хуже чувствует себя Бараний. Уже в этой фамилии слышится какая-то насмешка. В школе Бараньему живется труднее, чем высокому и сильному Баранову, футболисту Барановскому и чистенькому коллекционеру марок Барановичу. И совсем скверно живется на свете гр. гр. Барану, Баранчику и Барашеку.

Власть фамилии над человеком иногда безгранична. Гражданин Баранчик если и спасется от скарлатины в детстве, то все равно проворуется и зрелые свои годы проведет в исправительно-трудовых домах. Братья Барашек и не думают отдаваться государственной деятельности. Они сразу посвящают себя молочной торговле и бесславно тонут в волнах финансовых инспекций. С фамилией Баран не сделаешь партийной карьеры. Общеизвестен тов. Баран, пытавшийся побороть проклятие, наложенное на него фамилией, и с этой целью подавшийся было в марксисты. Но увы… Несмотря на гимназическое прилежание и каллиграфический почерк его не избирали ни 1-м, ни 2-м, ни 3-м секретарем вышестоящих партийных органов, ни освобожденным секретарем нижестоящих. Его не избирали и на общественных началах. Даже музыкальное оформление политпосиделок поручали партийцу Медведеву, вернее, его фамилии. Баран стал балластом, выброшенным в ходе очередной чистки за борт.

Настоящая фамилия Пер-Лашезова была Баранина. О! Не спешите смеяться! Какую замечательную карьеру сулила сия фамилия в прежние времена! Городовой Баранина. Оберполицмейстер Баранина. Городской голова Баранина. Да что мелочиться! Генерал-губернатор Баранина! Увы, Октябрьскую революцию Серафим Баранина встретил будучи приказчиком виноторговца Ненарокова. А в смутные времена связываться с государством, особенно с полицией, он не стремился. Хотя возможности были немалые.

3-го апреля ограблен ювелир Биберман, а 4-го Леня Доберман пьет шампанское? 1-го мая у рабочего Безлюдного пьют водку? По настоящему пьют (с опохмелом 2-го мая) или понарошку? Все это знали двое. Но если виноторговец спешил предупредить полицию, то приказчик Баранина — клиентов. Его чаевые оказались выше: дом и имущество Ненарокова, авторитет среди "социально близких" и благонадежная, ручейковая фамилия "Пер-Лашезов". Название парижского кладбища, у стены которого были расстреляны последние коммунары, стало сначала подпольной кличкой, затем — партийным псевдонимом и, наконец, — просто фамилией весьма ответственного работника.

…Между тем, простои воздушного шара были слишком долгими и слишком частыми. Пионеры и комсомольцы, заблаговременно налепившие на стены карты Советского Союза и изготовившие флажки с иголочками, писали гневные письма соответственно в "Пионерскую" и "Комсомольскую" "правды". Юный ортодокс Ситников требовал с корнем вымести поганой метлой чуждые советскому воздухоплаванию "перлашезовщину" и "бендеро-изаурез" и заменить экипаж проверенными в горниле пионерских линеек товарищами.

А дело в том, что свежие ветры Страны Советов вопреки многолетним розам ветров настырно дули в сторону разлагающейся Европы, и потому девять десятых полетного времени воздухоплаватели парились в гениальных по простоте конструкции баньках Северо-Запада Российской Федерации.

Иногда, впрочем, порозовевшие в лучах закатной зари барашки, совершив головокружительные фигуры высшего пилотажа, устремлялись в обратную сторону. Но по ночам экипажу категорически предписывалось спать "на земле". Вечером накануне последнего дня жизни "Красного Калошника-Галошника" клуб колхоза "Большие Иван Семенычи" напоминал сатанинское капище. Сквозь щели деревянного строения пробивался дрожащий свет и клубы дыма. На трибуне, в окружении керосиновых ламп, лектор-общественник Остап Бендер проводил антирелигиозную викторину. Рядом с ним лежал приз. Впрочем, все настоящие призы были давно разыграны и этот — брошюра "Классики марксизма-ленинизма о воздухоплавании" — был пожертвован товарищем Пер-Лашезовым из личного багажа.