Кавалер Ордена Золотого Руна - Акопян Альберт

Ему было неловко оставить колхозников без приза, потому что недавно с ним произошло досаднейшее происшествие. Неделю назад он впервые в жизни вступил в беседу с колхозником. Он хорошо знал деревню по пьесам для самодеятельного театра и умел поговорить с мужичком.

— Здорово, болезный! — сказал он приветливо.

— Здравствуйте, — ответил колхозник.

— Давай с тобой, дид, погундосим, — с неожиданной горячностью предложил руководитель полета, — так сказать, покарлякаем, побарлякаем. Тоже не лаптем щи хлебаю.

Дид, который, собственно, был даже не полудид, потому что имел от роду никак не больше двадцати лет, шарахнулся в сторону.

— Не замай! — крикнул гость. — Треба помаракуваты.

— Чего вам надо? — спросил колхозник.

— Дык ведь, — заорал Пер-Лашезов, — давеча, нонеча, анадысь телеграмму получили! — и схватил колхозника за руку.

— Отпустите, дяденька! — закричал тот.

— Фантасмагория… — произнес Пер-Лашезов обидное слово, за что и получил по морде от обезумевшего от страха "дида".

В первых рядах размещался колхозный актив. На коленях у них лежали книги, на которые участники викторины возлагали большие надежды. Здесь были учебники политэкономии, "Краткий курс истории ВКП(б)", "Материализм и эмпириокритицизм", "Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека" и даже "Справочник агронома".

— Начнем с чего полегче, товарищи, — усталым голосом, наверное, уже в сотый раз, сказал Остап. — Вот вопрос под номером 47. Когда женский вопрос впервые был поставлен ребром?

Актив встал в тупик. Все долго молчали.

— Ну что, орлы, пригорюнились? — Остап похлопал себя по могучей груди. — Ребром, слышите, ребром!

Но орлы дрожащими пальцами крутили самокрутки и Бендеру пришлось еще раз рассказать историю сотворения Адама и Евы.

Но не успели собравшиеся оправиться от тяжкого каламбура, как на головы их обрушилась новая каверза.

— Вопрос номер 51. Какого кардинала нельзя назвать мракобесом?

Тревога пробежала по рядам.

— Какого же, в самом деле, кардинала, нельзя назвать мракобесом? Ну, кто же наконец, этот дивный кардинал?

Взоры активистов с надеждой обратились на счетовода колхозного правления товарища Пруста, отец которого был католиком. Но Евстигней Пруст тоже ничего не знал о таком кардинале.

Остап зевнул.

— Мракобесом нельзя считать птицу кардинал, каковая водится в Америке. Смотри "Малый Энциклопедический словарь", издательство Брокгауз-Ефрон, т. 11. "Кардинал".

Все подавленно молчали.

Из дальнейших вопросов активисты совместными усилиями ответили лишь на один: "Почему говорят: последняя у попа попадья?"

Бендер посмотрел на часы и выпустил финальную обойму вопросов:

— А чем известен в истории христианской церкви монах Дионисий Малый? Не знаете! Так, так! А какой святой православной церкви ударил по уху епископа на одном из вселенских соборов? И это вам неизвестно? При чтении какого евангелия попы плюются?

Собрание смущенно молчало. Многие из оглушенных викториной потратили свою молодость на изучение политграмоты и Остапу вдруг показалось, что они действительно сделали большую оплошность, так и не узнав, какой такой святой смазал по уху епископа и за что.

— Братья, — произнес он и запнулся. — Братья! — повторил он тверже. — Откуда текст: "О, как прекрасны ноги твои, дщерь именитая!.. Живот твой — круглая чаша… два сосца твоих как два козленка…"

— Товарищ Бендер, — зашептал Пер-Лашезов. — Этот вопрос не утвержден для викторины!

— А она ему в ответ… — пел Остап. — Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле… там я окажу ласки мои тебе…

— Товарищ Бендер! — завопил Пер-Лашезов.

— Идите, братья! Идите с миром, — закончил Остап.

Зал быстро пустел.

— Товарищи, вернитесь, куда же вы! — кричал им вслед Пер-Лашезов.

— Менять политэкономию на Библию, — буркнул Остап и двинулся к выходу.

Навстречу через толпу пробивался человек с телеграфным бланком.

— Товарищу Пер-Лашезову, полуправительственная!

Командир экипажа дрожащими руками принял депешу.

"Товарищу Пер-Лашезову. Срочная. Дипломатическая работа проведена. Разрешаются ночные полеты, усилив бдительность. С коммунистическим "пока". Икапидзе, начальник полета".

Пока Остап и Сеня готовили шар к полету, товарищ Пер-Лашезов озабоченно поплевывал на средний палец правой руки, поскольку ночь была безлунной и барашков не было видно. При этом он крутился вокруг своей оси, держа левую руку на отлете.

— Чего это он там вальсирует? — спросил Сеня.

— Совмещает стрелку компаса с буквой N.

— Но ведь можно просто подкрутить шкалу, — удивился штурман.

— Это мы знаем, — сказал Остап, возившийся с горелкой. — Вообще, для работы с этой штукой нам нужна женщина, — вдруг заявил он.

— ?

— Слабый пол доводит примус до безумия, накачивая его так, как ни один мужчина не посмеет.

— Взлетаем! — скомандовал Пер-Лашезов, вытирая палец о галифе.

Рассвет нового дня "Красный Калошник-Галошник" встретил на высоте трехсот метров над родной землей. Внизу расстилались леса и болота. Впереди, у слияния двух рек, тускло залоснились серые крыши и облезлые купола.

— Нет здесь по карте никакого города, — мямлил Пер-Лашезов, двигаясь с картой вдоль бортов корзины…

Штурман и лектор на его муки внимания не обращали.

На рассвете население утонувшего в лесах и болотах древнего городка было разбужено нестройным ружейным залпом.

Жители, босиком, прямо в исподнем, высыпали на улицы. Последовавший сейчас же после залпа набат усилил тревогу. Надтреснутые теноровые звуки окраинной церквушки были мощно поддержаны басовыми нотами, которые неслись с колокольни главного храма.

Как всегда бывает во время неожиданной тревоги, граждане отлично знали, в каком направлении нужно бежать. И в скором времени маленькая площадь между двумя церквями была запружена толпой.

У монументальной могилы, которая почему-то находилась в центре площади, рядом с конной статуей, в полном недоумении стоял весь штат городской милиции, состоящий из четырех пеших милиционеров и их начальника. Ружья милиционеров еще дымились. Начмил держал в руке наган, направляя дуло его к бледным небесам.

— В кого стреляют? — закричал, врезываясь в толпу, какой- то буйный гражданин. Сквозь его распахнувшийся пиджак была видна волосатая грудь, увенчанная голубой татуировкой в виде голой дамочки в когтях орла. Изо рта гражданина шел запах, плавно переходящий из перегарного в скипидарный.

Он несколько запоздал, и по его внешнему виду можно было заключить, что если он сейчас же, немедленно, не узнает, в кого стреляют, он сам начнет стрелять в кого попало.

Но начальник милиции не ответил. Задрав голову вверх, он пронзительно смотрел в небеса.

Постепенно и толпа заприметила плывущий над площадью воздушный шар, похожий на детский мяч в сетке.

— По вражескому самолету, — отчаянным голосом скомандовал начмил, — пальба шеренгой!!

Шеренга, зажмурив глаза, выпалила.

— Недолет! — с сожалением крикнул пьяный гражданин в пиджаке. — Ну, все равно не уйдут, черти! Шляпами закидаем!

И тут же поделился с толпой своими соображениями.

— Знаем мы этих летунов! Это из страны Клятвии штурмовать наш вокзал летят. Ясное дело!

Слух о нашествии врага исторг у собравшихся на площади протяжный вопль.

Прежде чем наскипидаренный гражданин, побежавший домой за топором, успел вернуться назад, воздушный шар быстро пошел на снижение. Через пять минут толпа уже различала большую камышовую корзинку и надпись, шедшую наискось шара: "Красный Калошник-Галошник".

Насчет явно русской надписи сомнений ни у кого не возникло. Опрятный гражданин в косоворотке и кожаной тужурке, успевший занять наиудобнейшее место на могиле, сразу же заявил, что надпись поддельная и сделана она коварными клятвийцами для того, чтобы ввести бдительных горожан в заблуждение и тем легче их завоевать.