Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам

Он взглянул на меня с опаской, но я не собирался копаться в его делах

— Так, и что?

— Вообщем, если их план реализуется пройдёт — они получат зелёный свет на строительство стадиона в Гизели, где у нас расположен аэропорт. Плакали тогда наша единственная школа планеристов на Кавказе аэроклуба.

— А если мы покажем хорошее время?

— Тогда их схема накроется, — Кац сделал выразительную паузу, — потому что докажешь, что ДОСААФ. Еще ого-го! Чего-то стоит.

— И поэтому они хотят, чтобы мы специально проиграли?

— Не просто проиграли, — Кац обвёл кабинет взглядом, будто проверяя, не подслушивает ли кто, — им нужно, чтобы ты и ещё пара экипажей показали откровенно слабый результат. Тогда они смогут сказать, что трасса безопасная, просто гонщики ДОСААФ так себе.

— А если мы не согласимся?

Кац тяжело вздохнул, его пальцы нервно постукивали по столу.

— Тогда, дружок, у тебя могут внезапно найтись проблемы с допуском. Или машина загадочным образом сломается перед стартом. Или… — он сделал многозначительную паузу, — тебя просто снимут с дистанции по надуманной причине.

— И что, мы должны сдаться?

— Я не говорю «сдаться», — Кац вдруг оживился, — я говорю — будь умнее. Если ты хочешь их победить, нужно играть по их правилам, но лучше их.

— Каким ещё правилам?

— Правилу «кто сильнее давит», — Кац достал из стола потрёпанную записную книжку, — у меня есть кое-какие козыри. Например, знаешь ли ты, что председатель оргкомитета…

Глава 15

— Например, знаешь ли ты, что председатель оргкомитета…

(продолжение)

…у меня на крючке. Кацу нельзя делать больно. Кац всегда может ответить больнее.

— На крючке? — я придвинулся ближе, разглядывая потёртый стол с выщербленной кромкой. Что он имел в виду?

Кац усмехнулся, доставая из ящика записную книжку в кожаном переплёте с едва видным гербом ДОСААФ.

— Знаешь, как фамилия председателя оргкомитета, который вчера к вам приезжал?

— Нет.

— Джанаев. Он на нас давит, а мы ему противопоставим…

Он сделал паузу, хитро прищурился, проводя пальцем по поверхности стола, оставляя чёткую цифру «3».

— Три чего?

Кац показал на своей худой груди две выпуклости.

— Три жёны?

— Как бы не так, жена у него одна. Три любовницы, — поправил Кац, — и все на содержании! Одна — бухгалтер в его же конторе, вторая — преподавательница в спортшколе, а третья… — он хитро прищурился, — работает официанткой в ресторане «Кавказ», куда он списывает все приёмы гостей, а бухгалтер ему подпевает.

— Это как списывает приёмы?

— Ну якобы проводит банкеты для гостей из Москвы, ну или, к примеру, гонщиков и механиков из соцлагеря.

— В прошлом месяце там «провели» банкет на пятьсот рублей — для «иностранных гостей». Только вот гости-то оказались его родственниками из Нальчика!

— Да вы просто Шерлок Холмс, товарищ Кац!

— Не то слово.

Моя похвала приободрила Каца. Он шлёпнул ладонью по столу, отчего в кабинет заскочила секретарша и поинтересовалась, всё ли у нас в порядке.

Я огляделся: на стене висел пожелтевший плакат «Слава КПСС!», рядом — календарь 1981 года с перечёркнутыми днями. Его никто не удосужился заменить с прошлого года. Будто этот кабинет находился вне времени.

— Всё в порядке, Людочка. Идите.

Секретарша затворила за собой дверь, но я был уверен, что она подслушивает снаружи.

— Они думают, что если Кац ходит пешком и ездит на трамвае, то они на коне! Чёрта с два! — Кац развязал шнурок на папке и вытащил фотографию.

— Вот, полюбуйся, Александр! У всех рыльце в пушку, а этого Джанаева не только рыльце — и совсем не в пушку!

Он посмотрел на меня, понял, что последняя фраза звучит двусмысленно, тут же поправился:

— Конечно же, я имею в виду, пардон, его задницу.

На снимке Джанаев засовывал купюры в сценический костюм актрисе варьете, приезжающей в Орджоникидзе на гастроли.

— Живёт на широкую ногу. Трёх баб, пардон, женщин нужно как-то содержать? А откуда финансы? А? Я спрашиваю.

Кацу нужно было играть в театре. Сейчас он примеривал на себя роль прокурора.

— А вот это? — Кац достал другой кадр, — посмотрите на это безобразие! На фото его племянник заправляет свою «Волгу». Видишь цистерну?

Кац ткнул указательным пальцем в снимок.

— Это не просто бензин — это списанное топливо для спортивных соревнований, в том числе и для наших ралли! И самое смешное… — он ткнул пальцем в третий снимок, где два джигита укладывали в багажник авто со ставропольскими номерами зимнюю резину, — эти покрышки числились на складе оргкомитета. Пока вдруг не произошёл фокус-покус. Вместо них на складе валяются старые.

Я перебирал фотографии, думая о том, насколько они нам помогут.

— Ладно, компромат есть, — сказал я. — Но что с ним делать?

Кац медленно откинулся в кресле, и оно жалобно скрипнуло.

— Это не компромат! — сказал он с уверенностью и посмотрел на меня с видом генерального прокурора.

— А что же ещё? — удивился я.

— Это доказательства его нечистоплотности и непорядочности. Советский человек не может себе позволить такой разврат и воровство.

— Пойдёте в милицию?

— Нет, зачем? Есть способы поэффективнее. Всё просто. Если Джанаев начнёт давить — покажем ему эти снимки. Если заартачится — отправим копии в партком. А если вздумает жаловаться «наверх»… — он постучал по папке, — мы всё это продублируем в «Народный контроль».

— Хорошо, я правильно понимаю, что перед стартом принимаю все их условия, а потом выступаю на соревнованиях, показывая всё, на что способен наш экипаж и машина.

— Именно так, Александр.

— Если он начинает вставлять палки в колёса, то мы ему отправляем копию всей папки с заявлением в партком и Народный контроль?

— Зачем всю папку? Тут у меня есть ещё кое-что. Например, отчёт о «использованных» стройматериалах для детской спортшколы, которые вдруг оказались на его даче.

— Думаете, это сработает? Сломает им планы?

— Народный контроль и не таких ломал! Нужно просто знать, где рычаг. Как говорил Архимед: «Дайте мне рычаг, и переверну всю эту халабуду в дребезги пополам».

— Там вроде было про точку опоры и Землю.

— Это одно и то же в нашем случае.

— Не хотел бы я с вами конфликтовать, Лев Абрамович.

— Ты очень умен, Александр. В отличие от Джанаева. Он не понимает, что если вы отдавили Кацу ботинок, то Кац не просто отдавит вам оба сапога — он разует вас на площади, заставит пройтись босиком по битому стеклу, а потом пришлёт счёт за новый асфальт.

Я улыбнулся. Кац хоть и казался хлюпиком, но ДОСААФ и свой экипаж в обиду не даст. Значит, можно заняться подготовкой машины.

— И это будет ещё самый гуманный вариант, молодой человек! Потому что следующий шаг против Каца означает, что ваши собственные ботинки начнут свидетельствовать против вас в парткоме.

Я посмотрел на побелевшие стены с трещинами и на пыльный портрет Брежнева, висящий над металлическим сейфом зелёного цвета.

Генсек наш как бы обещал сделать так, чтобы у всех были покрышки, никому не приходилось бы воровать бензин и стройматериалы для дачи.

— Хорошо, я понял. Как у нас с запчастями?

Кац тяжело вздохнул и развёл руками.

— До сентября полный голяк.

Было видно, что он врёт, не стоило ему сообщать, что мы так быстро нашли машину. Он посчитал, что раз я такой шустрый, то и помогать нам не нужно.

— Лев Абрамович, машина чужая. Во-первых, я у приятеля займу запчасти, необходимые нам для подготовки к ралли. А во-вторых, если на ней что-то сломается или повредится, запчасти всё же придётся отдавать из фондов ДОСААФ.

— Ну, это конечно, — он откинулся назад и забасил, — какой вопрос…

— Потом не откажете?

— Моё слово крепче железа. Обижаешь, ты за кого меня принимаешь? Хочешь расписку напишу?

Брежнев на портрете будто поднял одну из своих густых бровей.