Скорость. Дарьяльский дрифт (СИ) - Хлебов Адам

— Надеюсь, все неприятные сюрпризы позади, — пошутила она, похлопывая по приборной панели.

— Лёня готовил, — я улыбнулся, заводя мотор. — Эта машина теперь работает как часы «Восток-Прецизионные»!

— Что за часы? Никогда про такие не слышала.

— Это самые точные наручные хронометры в Советском Союзе.

Мы тронулись в путь, шишига уверенно заурчала, покидая лагерь. Пока мы объезжали первые кочки, я тихо спросил у Марины:

— Скажи, ты уверена в Викторе? Не понимаю, почему профессор его берёт с собой.

Она усмехнулась, поправляя волосы, которые уже начали выбиваться из хвоста:

— Расслабься, это его племянник. Родная кровь. Хотя… — она бросила взгляд назад, в сторону кунга, — иногда родственники бывают опаснее врагов.

Грунтовая дорога до трассы преимущественно состояла из кочек и бугров, и шишига подпрыгивала на ухабах.

Невозможно было не заметить, как её пышная грудь под тканью рубашки трогательно вздрагивала с каждым толчком.

Я непроизвольно косился на всё это великолепие и был тут же нещадно спалён.

— На дорогу смотри, гонщик! — она рассмеялась, заметив мой взгляд, но не стала прикрываться.

Мы выехали на трассу.

Водительское окно было приоткрыто. И я услышал яростный стук в перегородку кунга.

Я резко затормозил, сердце бешено заколотилось — мало ли что случилось?

— Что случилось, всё нормально? — крикнул я, распахивая ворота.

Из кунга показалось багровое лицо профессора:

— Талисман! Я забыл талисман на столе! Возвращаемся!

— Александр Владимирович, — попытался я возразить, — возвращаться — плохая примета. Да и зря время терять… Мы же на день туда и обратно.

— Не обсуждается! — нахмурился профессор. — Без него мы ничего не найдём!

Марина вздохнула и покачала головой:

— Ну что, капитан, разворачиваемся?

Я сдался, развернул машину, и мы поехали обратно, поднимая клубы пыли.

Подъезжая обратно, я увидел, как Лёня, копавшийся со снятым карбюратором, услышав шум мотора, вышел к нам навстречу с выражением крайнего недоумения на лице.

Он стоял слева от шишиги, переводил взгляд с меня на Марину и вытирал тряпкой руки.

— Не спрашивай, — тихо сказал я ему через окно, пока профессор нырял в свою палатку. — Талисман забыли.

Лёня просто поднял руки к небу, но промолчал — он слишком хорошо знал привычки профессора.

Через минуту Ковалёв вернулся, торжественно неся какой-то старый, потёртый компас.

— Вот! Теперь можно ехать! — сказал он, бережно укладывая его в карман.

Мы снова тронулись в путь. Марина посмотрела на меня и покачала головой.

— Интересно, он везде с этим компасом ездит?

— Да. Это его главный талисман.

— Но насколько я понимаю, компас с разбитым стеклом и покоцанным корпусом не очень точно показывает стороны света. По-моему, он очень старый, ещё довоенный.

— Дореволюционный, компас Адрианова. Довольно точный. Кстати, они бывают радиоактивными.

— Зачем ему это старьё?

— Ты не понимаешь, Ковалёв верит, что компас «защищает от неудач». Он с ним с самой первой экспедиции, когда он был ещё стажёром.

— Что-то я не очень верю в эти «талисманы», мне кажется, что «чухня» это всё. Сдаётся мне, что на место мы приедем затемно.

— Главное, что профессор в это верит, — пожала плечами Марина, — поднажми, Саш.

— Марин, мы же не на легковой и не самолёте. Это шишига, она до шестидесяти километров в час разгоняется минут за пять.

— Да, но неужели невозможно ничего сделать, чтобы мы приехали на место засветло?

— Есть один вариант, но он вам может не понравиться.

— Какой? — она непроизвольно подалась грудью в мою сторону.

Я притормозил и свернул на обочину.

Теперь я вёл шишигу по уже знакомой горной дороге. По той самой, на которой мы тренировались с Лёней.

Остановившись и получив добро у каждого пассажира, я объяснил, что мы можем срезать несколько десятков километров и наверстать упущенное время.

Маршрут одного из участков ралли вёл в Куртатинское ущелье именно по этим местам.

Я чувствовал себя здесь уверенно.

Горы вокруг становились всё выше, а дорога — уже. Шишига уверенно преодолевала подъёмы, её двигатель ровно гудел, будто подтверждая слова Суворова о том, что «тяжело в ученье, но легко в бою».

Я видел, как Марина пару раз вжималась в кресло на узких участках дороги.

Казалось, что если бы не крышка капота над двигателем, она от волнения запрыгнула бы мне на колени.

Но надо отдать ей должное, она ни разу не пикнула.

О том, что ей страшно, я догадывался по капелькам пота, нагло соскальзывавшим в ложбинку между грудей.

— Марин, не переживай. Я по этой дороге раз двадцать проехал вниз-вверх. Сейчас выберемся из сухого русла, и дальше пойдёт относительно нормальная дорога.

Она вымученно улыбнулась. И мне было её жаль, и я как мог развлекал её рассказами про своё детство, машины и гонки.

Я больше не смотрел на неё, сосредоточившись на дороге.

Она иногда что-то говорила в ответ, но большую часть дороги молчала.

Езда по горной дороге на шишиге несколько отличалась.

Несомненно, что ГАЗ-66 имел большую проходимость, но мне показалось, что он сложнее в управлении.

Масса машины при накате не всегда давала притормозить.

Но в целом после двухчасовой езды на «Дуремаре» я становился словно выжатый лимон.

А вот на шишиге чувствовал себя бодро, как за рулём хорошей легковушки.

Вскоре после старого Архонского перевала дорога стала ровнее, а к трём часам мы оказались на шоссейной дороге, шедшей по Куртатинскому ущелью.

— Можешь тормознуть у того скального выступа, где нарисована скамеечка с ёлочкой?

Она указала на дорожный знак, сообщающий, что неподалёку есть оборудованная для отдыха на природе территория.

— Конечно, нам всем нужна небольшая остановка.

Я затормозил у скального выступа, остановился на обочине и дал профессору с Виктором возможность передохнуть, размять кости и сориентироваться на местности.

Мне казалось, что человек в возрасте должен быть абсолютно измочален после такой тряски по бездорожью.

Но к моему удивлению, на его лице читалось не страх, не усталость, а лихорадочное нетерпение.

Он выпрыгнул из машины с необыкновенной прытью.

Мы все выбрались из машины и устроили небольшой привал.

Пыльная шишига, верная труженица, тихо потрескивала остывающим радиатором, будто одобряя нашу остановку.

Лёня бы гордился — его любимица не подвела.

Марина с профессором развернули карту и пытались понять примерное расстояние до конечной точки маршрута.

Я же обошёл машину и осмотрел все колёса и оси.

Наш шестьдесят шестой был в полном порядке.

— До того как стемнеет, ещё примерно час. Можете показать, куда нам ехать?

Спросил я, заглядывая в карту через плечо Ковалёва.

Он обернулся:

— Спасибо вам, Каменев, вы отличный водитель. Трубецкой мне не соврал. Вы с честью справились со своей задачей, — похвалил меня Ковалёв, — часа нам вполне достаточно. Что там, Марина?

Марина показывала мне карту и ориентиры.

— Там, за тем поворотом, нужно ехать через поле. — Марина показала пальцем на появляющееся вдали ущелье, — за ним мы должны увидеть холм, который на самом деле является курганом.

— Всё верно, Мариночка, а там до нашего артефакта…—

Профессор улыбался. Он осторожно похлопал ладонью по своему карману, — чувствую, на этот раз нас ждёт удача. Компас со мной!

Интересно, какая из примет победит в битве? Талисман в виде компаса или возвращение в лагерь, обещающее неприятности.

Я ещё раз поймал себя на мысли, что не верю в приметы.

Впрочем, меня не оставляло чувство, что от Смирнова всё же стоит ожидать неприятного сюрприза.

Марина была возбуждена так же, как и профессор Ковалёв.