Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович

– У меня только двадцать тысяч, – сказал поп.

– Двадцать? – тихим голосом произнёс незнакомец и с сожалением причмокнул языком. – Только двадцать... Очень мало, батюшка. Сам говорил: один такой маленький штука стоит дорого, а таких маленьких у меня сто шестьдесят да больших девяносто. Посчитай, сколько будет. Ты грамотный человек. Такое золото за пятьдесят тысяч можно брать, батюшка. Давай набавляй!

Уже несколько минут отец Степан жил, думал, двигался, как во сне. Его воля была парализована той жадностью, которую разбудило в его душе золото. Осторожность, рассудительность исчезли. Лихорадочно сверкая глазами, он снова мысленно подсчитал, какую дополнительную сумму может собрать, одолжив денег у своих близких, знакомых. Вместе с облигациями трёхпроцентного займа, которые были у него, собиралось ещё около десяти тысяч.

– Тридцать тысяч! – сказал отец Степан.

Удмурт с сожалением смотрел на него.

– Прибавил бы, батюшка, ещё немного. Тысяч пять на нашу бедность.

– Не могу ни копейки, – беспомощно развёл руками поп. – Больше нет.

Удмурт задумался на мгновение, решительно тряхнул головой.

– Пусть будет по-твоему. Если старик согласен, отдадим тебе весь клад. Только деньга сразу, кучкой. Из рук в руки: мы тебе золото, ты нам деньга...

Договорились, что удмурты принесут сундучок с кладом через три часа. За это время отец Степан надеялся собрать деньги. И он собрал почти всю нужную сумму. Складывал деньги в пачки. Но удмуртов не было. Наконец они появились у крыльца. Впереди шёл уже знакомый отцу Степану плечистый здоровяк, за ним гнулся под ношей старик. Он нёс на плечах мешок, из которого выпирали острые углы сундучка.

Сердце отца Степана радостно замлело – богатство плыло к нему в руки. «Надо проверить все монеты, надо проверить всё золото», – твердил он себе, словно боялся, что забудет это сделать.

Служанка ввела удмуртов в комнату и быстро вышла, закрыв за собой дверь. Старый удмурт, тяжело дыша, положил на пол свой мешок и, недоверчиво, исподлобья взглянув на отца Степана, что-то сказал своему земляку на непонятном языке. Тот ответил успокаивающе и обратился к отцу Степану.

– Земляк согласен на цену. Еле уговорил. Только он не доверяет. Знаешь, старый, тёмный человек. Он не всё золото принес, а только маленькие монеты. Большие монеты спрятал на кладбище, потом принесёт. Говорит: надо сперва видеть человека, деньгу глянуть. Смотри, батюшка, сейчас золото. Харашо смотри. Чтобы у тебя и мысли никакой не было.

Удмурт с разбойничьими глазами снова обратился непонятным языком к старику, и тот вытащил из мешка ржавый, облепленный глиной сундучок, отпер ключом замок, висевший на защёлке, и поднял крышку. Он стоял возле сундучка на коленях и тревожно, снизу вверх смотрел на попа. У него было заросшее седой щетиной лицо и большой синий нос.

Отец Степан заглянул в шкатулку. Дно его было покрыто толстым слоем маленьких, жёлтых, ярко сверкающих монет. Поп нагнулся, протянул руку, чтобы взять немного золота, но старый удмурт с глухим стоном навалился грудью на сундучок, как будто собирался защитить своим телом любимого ребёнка от смертельной опасности.

– Очень боится, – объяснил он попу, – Чуть с ума не сошёл. Почти целые сутки на кладбище сидел. Видишь, как дрожит.

И в самом деле, старый удмурт, обхватив сундучок руками, вздрагивал всем телом и щёлкал зубами.

Плечистый что-то ласково и в то же время строго ему сказал, видимо, просил успокоиться. Затем, сунув руку в ящик, вытащил оттуда горсть монет и передал их на экспертизу попу.

Это были золотые монеты. Удмурт осторожно высыпал их снова в сундучок, вытащил горсть новых. И снова на ладони отца Степана лежало настоящее золото.

– Не сомневайся, батюшка, – торжественно сказал удмурт, – Видишь, золото. Теперь покажи, дорогой, деньгу. Старику покажи – спокойнее будет.

Старый удмурт сидел на полу, по-прежнему сжимая руками сундучок. Он то тихо подвывал, то щёлкал зубами. Картина была ужасная. Священник торопливо принёс несколько толстых пачек денег и облигаций.

– Сколько? – деловито спросил удмурт.

– Двадцать семь тысяч пятьсот, – ответил поп.

Удмурт сверкнул глазами, разгневался.

– Больше не могу достать, – виновато сказал отец Степан.

– Э, ладно, – примирительно махнул рукой удмурт и вытащил из кармана кусок полотна, – Слушай, батюшка, как мы сделаем. Твои деньги останутся здесь. Понял? И ящик с золотом тоже. Мы тебе верим. Пусть всё здесь стоит. Только ключ от ящика с собой возьмём. Чтобы старик не психовал. Мы пойдем на кладбище, остальное золото принесём, и тогда – расчёт. Понял, батюшка?

Плечистый удмурт быстро и ловко завернул пачки денег в кусок полотна, перевязал пакет крест-накрест шпагатом и попросил попа покрепче завязать узелок... Потом взял с пола мешок, в котором они принесли шкатулку, перекинул его как плащ на руку и сказал попу, держа пакет с деньгами:

– Вот твои деньги, батюшка. Видишь, я бросаю их в ящик...

Но плечистый не успел бросить пакет, потому что в это время старый удмурт вдруг застонал. Поп испуганно посмотрел на него. Плечистый что-то сурово и раздражённо крикнул старику и тот замолчал.

– Вот видишь, я пакет с деньгой на твоих глазах бросаю в ящик... – повторил здоровяк.

Он бросил пакет в ящик, закрыл крышку. Старый удмурт тут же подскочил и дрожащими руками повернул ключ.

– Старый дурак, – сказал с улыбкой удмурт, обращаясь к попу, – боится. Ладно, пусть ключ у него будет. Ну, мы идём. Присматривай, батюшка, за ящиком. На твою совесть. Перед богом отвечать будешь, если что случится. Мы скоро: туда и обратно. Сегодня вечером домой ехать будем.

Удмурты ушли. Младший понёс на руке старый мешок.

Долго ждал отец Степан своих новых знакомых. Он был спокоен – сундучок с золотыми монетами и его деньгами стоял у ног, под столом. Правда, батюшке очень хотелось загрести горсть монет и поиграть ими, пересыпая из руки в руку. Но полубезумный удмурт забрал ключ с собой...

Наступил вечер. Батюшка терпеливо ждал. Прошла бессонная ночь. Удмурты не появлялись, они как сквозь землю провалились, оставив батюшке и золото, и бумажные деньги.

Утром отец Степан, вооружившись гвоздодёром и ломиком, сорвал колодку с сундучка. Лицо его сразу оживилось – он увидел пакет с деньгами и монеты, которые толстым слоем покрывали дно сундучка. Зачерпнул полную горсть монет, поднёс руку к глазам и... замер. Это были не золотые пятёрки, а новенькие бронзовые двухкопеечные монетки.

Отец Степан мужественно выдержал первый удар судьбы. Пусть удмурты хотели обмануть его, заменив золото бронзой, – рассуждал он. – Но ведь этим мошенникам не удалось выполнить своё намерение – его деньги, пакет с его деньгами остался в сундучке. Значит, он ничего не потерял, но приобрёл некоторый опыт. А жизненный опыт иногда дороже золота...

Отец Степан сел за стол, разорвал шпагат на пакете, развернул полотно...

Батюшка не вскрикнул, не застонал, не заскрипел зубами, он только застыл, окаменел, сидя за столом, взгляд его остановился. Лицо стало серым, глаза глубоко запали.

Перед ним лежали пачки нарезанной аккуратными четырёхугольниками газетной бумаги...

– Невероятная, фантастическая история! – скажет читатель.

«Невероятная, фантастическая история!» – думал и я, слушая рассказ старшего лейтенанта милиции Ефима Шпака. Трудно, почти невозможно было поверить в то, о чём по служебному сухо и деловито рассказывал этот молодой сероглазый следователь.

Но фактам нельзя не верить. Преступники были арестованы.

Старший лейтенант Шпак показал один из тех железных ящиков, которыми пользовалась шайка мошенников, показал кучу новеньких двухкопеечных монет, которые они выдавали за золотые пятёрки, график разъездов, установленный и зафиксированный им на карте во время следствия. Он называл имена потерпевших и их точные адреса, а также суммы денег, которые были выплачены мошенникам за «золото».