Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович

– Три-четыре дня отсутствия – слишком малый срок, чтобы поднимать всех на ноги. Конечно, расследование надо вести, но... – Тут он потянулся к шинели, угадав намерение Иванюка немедленно посетить квартиру.

Внизу к ним присоединился участковый уполномоченный Покотило. Он вёл наблюдение за квартирой после заявления инженера. По дороге рассказал всё, о чем удалось узнать.

Оказалось, Кордонская поддерживала связь с врачом Мельником, у которого по этому поводу были семейные и служебные неприятности.

– Романчик со дней войны, – охотно рассказывал Покотило и почему-то потирал руки.

Они вышли на окраину города. Здесь начиналась улица Громкая, на самом же деле она была почти безлюдной в предобеденное время.

Глущенко указал на двухэтажный дом под горой.

Преступник не оставил следа.

Комната была обставлена скромно, но уютно. Посередине стол, покрытый цветастой скатертью. Вокруг – четыре стула. Два из них отодвинуты, как будто двое только что встали и вышли. Поднята крышка рояля. Сверху на этажерке – аккордеон, также словно оставленный после игры ненадолго. Как сказала Полина Григорьевна, мать Семашко, которая также присутствовала при осмотре, Кордонская не терпела беспорядка в комнате.

На столе Иванюк увидел пепельницу со скрученной сигаретой и взглянул на Глущенко. Тот виновато опустил глаза. Вещи остались нетронутыми после первого посещения, их уже видели, и настороженность Иванюка передалась присутствующим. Никто не сказал лишнего слова. Даже подвижное лицо Покотило приняло деловое выражение.

Во второй, меньшей комнате, также был порядок. Старательно застеленная кровать, шкаф, трюмо. Одного внимательного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: чужая рука здесь не хозяйничала. Следовательно, Кордонская не намеревалась покинуть квартиру надолго.

Оставалось помещение для ванны. Иванюк уже знал, что использовалось оно не по назначению: там сваливали топливо.

Как только участковый открыл плотно подогнанную дверь, как оттуда ударило несвежим воздухом. По встревоженным лицам Глущенко и Полины Григорьевны, которые стояли рядом, Иванюк понял: их это поразило.

Немедленно было принято решение. Осторожно, полено к полену, перенесли дрова в свободный угол, разворошили кучу угля. Под ней был... труп Кордонской.

Нельзя было терять ни минуты. Послали за экспертами.

Тем временем старательно очистили от угольной пыли тело погибшей. Шея Кордонской намертво была затянута полотенцем.

На правом виске – небольшой синяк и больше никаких повреждений на теле.

Впоследствии эксперт-медик установил, что Кордонская сначала была оглушена ударом каким-то твёрдым предметом, но смерть произошла от удушения.

Более внимательный осмотр вещей не дал никаких последствий. Убийца, прежде чем покинуть квартиру, старательно вытер все предметы, на которых могли остаться отпечатки пальцев или другие следы.

Какова же цель?

Возможность грабежа отпала. Пришедшая в себя Полина Григорьевна ещё раз сказала, что все вещи Кордонской, которые она часто видела в комнате, – на месте. То же самое подтвердили и супруги Семашко, когда инженер и его жена, работавшая в школе, вернулись с работы.

Хотя настроение этой семьи было до предела подавленным, Иванюк расспросил обо всем, что могли знать соседи.

Жила Кордонская скромно, гостей почти не принимала. Ни Семашко, ни его жена, ни Григорьевна не помнили случая, чтобы к ней заходил кто-то из мужчин. Кроме доктора Мельника, конечно. Его они знали. Но врач более полугода назад уехал из города и здесь больше не появлялся.

Уже после отъезда приходила к Кордонской его жена – высокая тучная дама с решительным и властным характером. Её посещение запомнилось – она вела себя шумно и угрожала Кордонской, что убьет её.

Способ, которым было совершено преступление, тщательная маскировка следов отрицали предположение мести женщины над соперницей. Однако догадка оставалась и требовала тщательной проверки.

Иванюк посетил институт. Кордонская училась хорошо, широких знакомств не вела. Одевалась она изысканно, хотя не роскошно, имела золотые часы с браслетом, драгоценный с рубином перстень, золотые серьги. Ни одной из этих вещей ни на убитой, ни в её квартире не обнаружено. Итак, убийство связано с ограблением или провокацией грабежа?

Среди студентов ближайшей подругой Кордонской была однокурсница Мария Терновая. Пребывание в армии во время войны сблизило их, и затем они учились вместе в институте. Мария навещала подругу, бывала с ней в кино, театре, но о её намерении куда-то уехать не знала.

Удивляло одно обстоятельство. У Терновой жили на квартире две студентки того же института – Леля и Люся. Они также хорошо знали Кордонскую, а Люся даже ночевала у неё за день до этого трагического события. Обе студентки в тот же день, когда произошло убийство, оставили институт, даже не забрали документы и уехали к родителям – одна в Харьков, вторая – в Ленинград. Мария говорила, что девушки в день отъезда нервничали, почти не разговаривали ни с ней, ни между собой.

Что же вызвало этот внезапный отъезд?

Иванюк еще раз побывал у Семашко. Полина Григорьевна в последний раз видела Кордонскую того же 20 декабря. Ничего необычного за ней не приметила. Вечером её сын с женой пошли в театр, и она осталась в квартире одна. Через стену слышала, что у Кордонской играли на рояле и на аккордеоне одновременно. Иногда был слышен разговор. Второй голос был мужской, но Григорьевна не видела, когда и кто зашёл к соседке.

Иванюк открыл письмо на имя Кордонской. Оно было датировано 21 декабря, от врача. Мельник изливал свои чувства и тревожился молчанием Кордонской.

В «салоне» Глафиры Семёновны.

Глафира Семёновна открыла после первого звонка и пригласила гостей в свой «салон». Так она называла самую большую из четырёх комнат своей квартиры. Иванюк принял решение переговорить с женой Мельника после того, как выяснилось, что она непричастна к делу. Оперуполномоченный Глущенко и участковый Покотило собрали детальные сведения о местонахождении Глафиры Семёновны в течение целой недели.

Помня строгие и неоднократные предупреждения начальника отдела – никогда не тревожить граждан каким-либо подозрением, Иванюк явился не сам. Он обратился в областной отдел здравоохранения, где хорошо знали Мельника, и ему дали в помощь сотрудника отдела Белова.

Глафира Семёновна хорошо знала Белова – тот не раз бывал у Мельников. На Иванюка она не обратила внимания, хотя Белов попытался отрекомендовать его.

– Заходите, заходите, – засуетилась она, как только увидела гостей, – А я уже думала – забыли о бедной вдове. Товарищ Белов, вы же знаете мой салон. И почему вас всегда надо уговаривать? Вы же мой ближайший защитник.

«Салон» представлял собой довольно большую комнату, но настолько загромождённую шкафами, столиками, подставками, зеркалами, что передвигаться свободно здесь было невозможно.

Когда посетители сели, Глафира Семеновна, высокая, грузная, в засаленном до блеска халате, опустилась на стул. Говорить она не переставала. Рассказывала, как своими руками обставила все четыре комнаты, как не оценил этого её неблагодарный муж.

Глафира Семеновна заставила-таки гостей осмотреть остальные комнаты. Какой работой была занята женщина – неизвестно, только в комнатах и на кухне, куда также пришлось заглянуть, царил кавардак, а грязи было столько, хоть машиной вывози.

Когда же хозяйка начала высказывать угрозы в адрес Кордонской, Иванюк и Белов переглянулись и вежливо остановили её.

– Простите, Глафира Семёновна. Вы, говорите, были у неё? Расскажите нам обо всём подробно.

– Чтобы я о ней рассказывала? – махнула она рукой. И тут посыпались оскорбительные выражения, какие только могла подобрать эта разгневанная женщина. Она смертельно ненавидела Кордонскую. Успокоив хозяйку и попросив её не принимать никаких «активных» мер, оба вздохнули с облегчением, когда уже оказались на лестнице.