Двадцать невымышленных историй - Глазов Григорий Соломонович

И. Лобуренко, Б. Михайличенко

Доверие

Смертельная ампула.

«Сегодня ты обязательно должна достать ампулу с мышьяком... И, смотри, если скажешь кому, будешь убита!.. Не мной, так моими друзьями...»

Сегодня... Будешь убита.

Как можно спокойно работать, когда страшные слова разрывают мозг, тяжёлым камнем давят грудь. Узкая лента конвейера плывёт и плывёт, медленно передвигая справа налево маленькие стеклянные трубочки. В них надо вкладывать таблетки пенициллина, а руки опускаются, перед глазами не эти стерильно чистые механизмы, подающие хлюпающие шарики лекарств, не подруги в белых халатах, а совсем другое: тяжёлый кассовый сейф в углу небольшой комнаты, троллейбус, мчащийся по шумным улицам города, бойкий милиционер-регулировщик на перекрёстке, пляска каких-то дивно одетых пар – всё спутано, хаотично, подвижно. И только один образ, образ «его» – чёткий и отчётливый, суровый и неумолимый – неподвижно застыл на месте, навис над головой чёрной тучей.

Анна вздрагивает, порывисто вскидывает руки вперёд, отталкивая от себя призрачное видение, протирает глаза. Конвейер стоит неподвижно, взгляды всех двадцати пяти девушек обращены на неё. Товарищи обеспокоены. Чем? Анна осматривает своё рабочее место. Да, она пропустила много трубочек, не наполнила их, и другие работницы не могут выполнять свои операции. Милые, дорогие подруги! Они уже заметили, что причина не в неисправности машины.

– Ты что, заснула? – спрашивает Маша.

– Устала? – сочувственно кладёт руку на плечо Ирина.

– Нет, нет, – возражает быстро Анна и смущается: от чего же тут?.. Сделала ещё мало...

От «головы» конвейера подходит бригадир Валентина.

– Она больна, – констатирует неоспоримо, – Разве не видите, какая бледная? Иди, Анечка, к врачу.

Анна встаёт, поправляет рукой свои нежные, как шёлк, золотистые волосы, пытается улыбнуться, но светлеют только её голубые зрачки.

– Здорова я, – говорит через силу, – и девушки ещё больше убеждаются, что с ней таки неладно.

– Не выдумывай... Видно. Иди домой!

– Да до конца смены ещё час, – обеспокоенно поглядывает на подруг Анна, – А мы же едва норму выполнили... Как же будет?

Все ждут решения бригадира. Валентина не колеблется.

– Справимся сами, Анечка. Не волнуйся. «Один за всех, все за одного!» – таков наш закон... – И начала давать распоряжения: – Ирочка, садись на её место! Ты, Нюра, переходи туда... Иди, иди, Аня, к врачу или просто отдохни дома.

«Таков наш закон!» Девушки соревнуются за получение почётного звания бригады коммунистического труда. Из двадцати пяти девятнадцать – комсомолки. Анна тоже. И как же могла она встрять в такую плохую историю, залезть в такое болото, из которого, кажется, нет и выхода!

Подчиняясь воле коллектива, двинулась к двери, а ноги не несли, хотелось быть вместе с этими хорошими, сердечными подругами, броситься в объятия Вали, Машеньки, рассказать о своём горе, излить душу: «Судите, девочки, как хотите! Виновата я, не могу больше носить такой груз на себе...»

Остановилась на пороге, обернулась. Скажи в этот момент ещё кто-нибудь хоть слово, разрыдалась бы, вернулась бы назад. Но уже тихо зашумел мотор, всколыхнулась лента конвейера, девушки склонились над её черно-блестящим полотном. Только Валентина, глядя вслед, подмигнула ободряюще: всё, мол, будет хорошо, сделаем и за тебя, иди.

Почти бегом выскочила в дверь. Во дворе завода замедлила шаг. Цветы, зелень деревьев, в которой погружались производственные корпуса предприятия, веяли прохладой, спокойствием.

Села на скамейку под раскидистым шатром старого каштана. С обеих сторон рядочками, образуя небольшой скверик, тянулись к солнцу молодые яблоньки, посаженные девушками её бригады. Вот эту, самую маленькую, сажала она, Анна. Чего это не растёт деревце? Разве мало приложила к нему рук, недостаточно поливала водой? Или, может, и у него такая же судьба, как у нее самой: только прижилось, взялся какой-то червь и точит корни, не даёт развиваться. Другие же крепкие, новыми веточками гордятся.

Всё набирается силы, изобилует. Могучими стали тополя, которые посадили несколько лет назад. Выросло, расширилось предприятие. Крупнейшим в стране будет скоро Львовский химфармзавод. А его люди? Дружные, упорные, они трудятся так, что их ставят в пример многим производственным коллективам. Это же бригада из ампульного цеха первой в области была удостоена почётного звания бригады коммунистического труда.

Ампульного... О, ампулы, ампулы!.. Так что же делать? Пойти в заводскую лабораторию? Там все знакомые. Зайдёшь, поговоришь о том, о сём, никто не заподозрит, а ампула с ядом может быть уже в кармане. Значит, украсть? Это преступление номер один. Потом – смерть человека – преступление номер два. Дальше... Дальше – ограбление кассы. Коли неудачное – будет суд, презрение товарищей, позор, а удастся – вечные муки совести, бремя, которое уже не сбросишь.

Нет, не брать ампулы! Лучше умереть самой... А может? Однако в этом случае тоже конец. «Не я, так мои друзья!» О боже! Что же это за злые люди, эти друзья. Теперь и у неё такие же. Лучше никогда бы не встречать Татьяну, которая познакомила с тем Ярославом. Кстати, как его фамилия? Не говорил ни он, ни Татьяна. Что за человек? Так мало знакомы, разве обо всём узнаешь сразу.

Десять дней назад это было. Погожим июньским вечером. Анна вышла с завода возбуждённая, приподнятая. Радоваться было чему. Выработка на каждого члена их бригады за смену составила 1800 трубочек пенициллина, вместо 1400 по норме. Это было большое достижение, и девушки хотели отметить его коллективным походом в кино. Так и сошли они вместе с подножия Высокого Замка на улицу Богдана Хмельницкого. На углу Опришковской Анну остановила коротко, по-мальчишески подстриженная девушка с модной жёлтой кожаной сумкой в руках.

– Анечка, – расплылись в улыбке её толстые, густо накрашенные губы, – как я рада, что тебя встретила. Так давно не виделись!

Анна тоже обрадовалась неожиданной встрече. Обнимала знакомую, расспрашивала: как, где, что? Пять лет назад работали вместе на мукомольном комбинате, потом перешла каждая на другую работу и вот до сих пор не виделись.

– Я безалкогольные напитки произвожу сейчас, – похвасталась Татьяна. – А ты – лекарства?

– Да, – немного удивилась неожиданной осведомлённости подруги Анна, – У нас «завод здоровья», как его называют люди. От многих болезней спасаем...

– Это так интересно, так интересно...

Татьяна на мгновение замолчала, будто что-то обдумывая, дальше шепотом, чтобы не услышали другие, сказала:

– У меня небольшая вечеринка сегодня, пойдём! Там наговоримся, потанцуем... Придёт один молодой человек... знакомый. Хороший такой. Чёрный, как смола. Ты увидишь, влюбишься. Только – смотри: он мой...

Анну не привлекала перспектива знакомства с «чёрным», а с подругой побыть ей хотелось. Однако так сразу ехать к ней...

– Я же только что с работы. Надо бы переодеться.

– Не нужно, – сразу возразила Татьяна, – Тебе этот рабочий костюм идет. Ты такая милая в нём, такая...

Она раскрыла свою сумку, вынула оттуда зеркальце и тюбик помады, привычным движением провела по губам, потом протянула Анне:

– Возьми, покрась, это такая замечательная помада. По знакомству достала... Девчонки аж завидуют...

– Я же не употребляю этого, разве ты забыла? – отстранилась Анна.

– И я не мазалась... А теперь такая мода. В конце концов, не неволю... Так пойдём...

Анна подбежала к девушкам, которые прошли немного вперёд и ждали, извинилась:

– Давно не виделись с Таней. Вы без меня идите в кино.

Высокая смуглая Валентина кивнула в знак согласия головой:

– Что ж, товарищеские отношения – дело хорошее, их надо поддерживать... Только, Анечка, не нравится мне твоя знакомая. Фифа! – И уже вполголоса: – Ты её перевоспитай.