День зимнего солнцестояния - Гойкоэчеа Унаи

Андер отогнал эти мысли. Он был и без того слишком подавлен воспоминаниями о пропаже Энары, чтобы корить себя еще и за фиаско первых лет отцовства.

Нужно сосредоточиться на деле Н9. Креспо понимал, что предположение Альдая о числах, оставленных на стене причала в Олабеаге, могло оказаться простым совпадением. Он также прекрасно осознавал, что явиться спустя двадцать пять лет после исчезновения дочери к ее родителям, которые, вероятно, пытались оставить прошлое позади, – настоящее скотство. Тут он одернул сам себя: после утраты ребенка никто не сможет начать жизнь с чистого листа. Это просто невозможно. Как ведущий дело инспектор, он был обязан расследовать возможную связь между Глорией Редондо и Селией Гомес. Андер решил лично побеседовать с семьей Селии, потому что как никто знал, какую боль они пережили тогда, и мог представить, что чувствовали сейчас.

Семья Гомес жила в шестиэтажном доме из светло-коричневого кирпича, фасад которого украшали широкие балконы, вносившие в облик здания некоторый хаос. Внутри же подъезд выглядел совсем иначе – образец неоклассической строгости, полный света и умиротворения.

– Проходите, инспектор, – пригласил его Хосе Гомес. – Пройдемте в гостиную. Моя жена Роса скоро к нам присоединится.

Отец Селии был высоким и очень худым и хрупким человеком. Он напоминал стебель бамбука, согнутый сильным ветром. Под глазами залегли глубокие темные круги – следы долгих лет тоски, отчаяния и гнева. Сеньор Гомес проводил Андера по коридору в просторную гостиную, в центре которой стоял великолепный гарнитур из черной кожаной мебели, расставленный в форме подковы. Хосе двигался медленно, слегка согнувшись вперед. Ему было не больше шестидесяти, но выглядел он лет на двадцать старше своего возраста.

Они сели друг напротив друга, и отец девушки выжидающе посмотрел на гостя.

– Вчера вам звонил мой коллега, агент Альдай, чтобы договориться о встрече. Думаю, он вкратце объяснил вам причину моего визита, верно?

Хосе кивнул в тот самый момент, когда в дверном проеме появилась его жена. У Росы был такой же пустой взгляд, как у мужа, хотя внешне она выглядела гораздо лучше. Но Креспо знал, что самые страшные раны – это те, что не видны, те, что остаются скрытыми в глубине сердца.

– Да, я говорила с ним. – Роса села рядом с супругом. – Честно говоря, мы не знаем, что и думать. Полагаю, что нашу дочь не нашли, иначе вы бы уже сообщили нам, не так ли, инспектор? – Ее подбородок слегка задрожал.

– Разумеется, мы бы немедленно вас оповестили. К сожалению, я не могу раскрывать деталей, поскольку расследование еще идет. Но могу подтвердить: к сожалению, ваша дочь так и не была найдена.

Женщина откинулась на спинку дивана, устремив взгляд на висевшую у них над головами люстру. Ее муж, напротив, остался в той же позе, в которой сидел с самого начала, – плечи опущены, локти упираются в колени, а взгляд, полный слез, направлен перед собой. Андер заметил, как две слезинки скатились по его щекам и упали на ковер.

– Так мы и думали. – Хосе смахнул слезы тыльной стороной ладони. – Мы уже давно потеряли всякую надежду услышать хоть что-то о Селии. И, честно говоря, так нам даже проще. – Он сжал руку жены. – Мы выбрали жить в иллюзии, в самообмане, понимаете? Создали себе картонную реальность, в которой в тот декабрьский день наша дочь ушла из дома, потому что захотела исчезнуть из нашей жизни, построить семью где-то далеко. В этой реальности ей сегодня сорок три и она счастлива – где бы ни была. Именно эта мысль дает нам силы вставать по утрам. Возможно, вам этого не понять, но для нас это единственное спасение, без которого мы не выживем.

Андер кивнул. Он-то как раз прекрасно понимал, как важны для этой пары психологические механизмы защиты. Без тела, которое можно оплакать, без ясности относительно произошедшего с их дочерью горе становилось просто нестерпимым. Появление трупа отбирает последнюю надежду у тех, кто за нее цепляется, но в то же время дает возможность отпустить давно ушедших.

– Я никогда бы не осмелился судить людей, переживших потерю или исчезновение дочери, – сказал Андер, сжимая руки. – Поймите меня правильно, я не хочу бередить ваши раны. Но мне нужно, чтобы вы взглянули на эту фотографию и сказали, не была ли эта женщина подругой Селии. Имейте в виду, что снимок сделан недавно.

Андер передал им увеличенное изображение удостоверения Глории Редондо. Хосе взял его первым, внимательно посмотрел и покачал головой, передав фотографию жене. Она всматривалась в снимок еще дольше, но с тем же результатом.

– Честно говоря, лицо совершенно незнакомое, инспектор. Извините. – Роса вернула фото. – Кто это?

– Глория Редондо, – ответил Андер, наблюдавший за реакцией пары. – Ее имя тоже ни о чем вам не говорит?

Оба снова покачали головой.

– Простите, мы ее не знаем, – извинился Гомес.

– Ничего страшного. Хосе, Роса, большое спасибо, что согласились принять меня в столь ранний час, – сказал мужчина, вставая и пожимая руку каждому из них.

Супруги проводили его до двери. Андер воспользовался моментом, чтобы вручить им свою визитку, на обороте которой ручкой был указан личный номер.

– Вот моя карточка. Можете обращаться по любому вопросу.

– Спасибо, инспектор. – Роса взяла визитку и положила ее на тумбочку в прихожей. – Вы очень любезны.

Они попрощались, и Андера вновь охватило ощущение глухой пустоты, которое обычно настигало его в морге. По спине пробежал холодок, а сердце сжала тяжелая тоска.

– Ты действительно читаешь подобные книги, Социолог? – спросил Гардеасабаль, плавно поворачивая руль.

Двое сотрудников Эрцайнцы двигались по автомагистрали A–8 в сторону дома Глории Редондо.

– А что с ними не так? – ответил агент, удивленный неожиданным поворотом разговора: только что они обсуждали футбол. Точнее, спорили, кто лучше – Криштиану Роналду или Месси.

– Что не так? Приблизительно все, что они там калякают, – с жаром ответил мужчина.

– Да брось ты! Тебе бы самому не помешало читать больше. Уверен, это пошло бы на пользу. По крайней мере, на следующем свидании вслепую ты мог бы поговорить о чем-то, кроме футбола.

– Обижаешь. Я очень красноречивый! – со смехом парировал Педро. – Еще ни одна девушка не жаловалась.

– А сколько из них согласились на второе свидание, Казанова? – спросил Арреги, поправляя форму. Они подъезжали к Аморебьете, и он хотел убедиться, что выглядит прилично.

Гардеасабаль пробормотал что-то, нахмурил лоб и сосредоточил внимание на дороге.

– Вот видишь. Я же говорю – им с тобой скучно, – засмеялся Арреги, пытаясь сбросить нервозность, которая сковала его с тех пор, как Андер поручил им нанести визит в дом Глории. – Освоил бы пару теорий, чтобы научиться занимать мозг и перестать постоянно пялиться на грудь спутниц.

– Да ты что? И что за теории такие?

– Можешь начать с теории nudge, также известной как «теория подталкивания», – серьезно ответил юноша.

– Этой техникой я прекрасно владею. Я на всех своих свиданиях прибегаю к подталкиваниям, особенно в тесных местах. – В машине раздался заливистый смех.

– М-да, стоило ожидать… Сам виноват. – Арреги стукнул себя по лбу и перевел взгляд на дорогу.

– Ты меня спровоцировал. – У Гардеасабаля от смеха полились слезы. – Ну как, помог я тебе нервишки успокоить?

Они съехали с трассы и припарковались рядом с впечатляющим коттеджем в районе Ларреа в Аморебьете. Выйдя из патрульной машины, полицейские направились к двухэтажному дому с красивой двускатной красной крышей. Нижняя часть фасада была отделана камнем, а верхнюю часть выкрасили в белый цвет. Первый этаж окружала огромная терраса, а сам дом был обнесен полутораметровым забором, увенчанным колючей проволокой. Прямо вдоль него высадили живую изгородь, из-за которой заглянуть внутрь было невозможно.

– Вот это домина! – воскликнул Гардеасабаль, не сводя глаз с коттеджа Глории Редондо.