День зимнего солнцестояния - Гойкоэчеа Унаи

Арреги кивнул, поправляя рубашку и поудобнее надвигая козырек фуражки. Когда они подошли к калитке, с другой стороны раздался яростный лай. Педро нажал на звонок. Спустя несколько секунд послышался щелчок – открылся замок. Полицейские вошли в сад и двинулись по тропинке из гладких камней, ведущей к входу в дом. Они шли и краем глаза следили за собакой, которая все не унималась и только громче тявкала. К счастью, она была на привязи. Гардеасабаль заметил, что правой рукой молодой человек крепко сжимает рукоятку пистолета.

– Вот это правильно, Социолог, – прошептал он. – Прикрой меня в случае опасности. Никогда не знаешь, откуда она придет.

Арреги покраснел до самых ушей и убрал руку с кобуры. В этот момент открылась входная дверь.

– Добрый день, господа. – Эухенио Ларрасабаль пожал полицейским руки. – Вы нашли мою жену?

Глубокие морщины избороздили худощавое, осунувшееся лицо Эухенио. Трехдневная щетина и резкий запах табака, пропитавший его одежду, лишь усиливали ощущение запущенности и агонии, которые обычно терзают живущего в неизвестности человека. Однако больше всего Гардеасабаля насторожило то, как Эухенио опирался на дверной косяк, преграждая им путь. Было совершенно очевидно, что он не собирается пускать их в дом.

– Об этом мы и приехали поговорить, сеньор Ларрасабаль, – ответил Гардеасабаль. – Мы нашли кошелек вашей жены рядом с трупом. К сожалению, состояние погибшей не позволяет опознать ее.

Эухенио побледнел, словно из него разом выкачали всю кровь. Подбородок задрожал, а из глубины горла вырвался приглушенный, почти беззвучный стон.

– Мы можем пройти? Нам нужен образец ДНК Глории, чтобы подтвердить, что это именно она, – без особой учтивости заявил Гардеасабаль. Мужчина ему не нравился, хоть он и не мог толком объяснить почему. – Подойдет расческа или зубная щетка.

– Прошу прощения, но лучше постойте здесь. Дома настоящий бардак, Глория бы мне не простила, если бы я кого-то пригласил внутрь. Подождите минутку, я сейчас вынесу ее расческу, – едва слышно произнес Эухенио.

Захлопнув дверь, он оставил полицейских ждать снаружи.

– Настоящий джентльмен, – усмехнулся инспектор.

– Ты тоже был не особенно тактичен, не думаешь? Или ты сегодня сочувствие дома оставил? – укорил его Арреги.

Гардеасабаль повернулся и посмотрел напарнику в глаза. Запах свежескошенной травы немного остудил его гнев. Он обожал этот аромат.

На самом деле за годы службы у него выработался особый инстинкт, который неизменно срабатывал рядом с преступником. Как сработал он и при виде Эухенио Ларрасабаля.

– Если мне кто-то не по нраву, то он получает к себе соответствующее отношение, – с каменным лицом ответил Педро.

Спустя несколько мгновений мужчина вернулся с пакетом и протянул его агенту Арреги.

– Расческа Глории. Только принесите потом обратно. Это ее любимая, она меня убьет, если я ее потеряю.

– Разумеется, как только возьмем образцы, сразу же вернем, – заверил полицейский.

– Сеньор Ларрасабаль, у вашей жены есть враги? Может быть, в последнее время ей кто-то угрожал? – Гардеасабаль достал тетрадь.

– Враги у Глории? – Мужчина выглядел искренне удивленным. – Что вы, ее все обожают. Она волонтерит в «Каритас» и, когда позволяет работа, всегда спешит на улицу, помогает нуждающимся.

– Где работает ваша жена? – уточнил Педро, продолжая делать заметки.

– В Ордунье, в тюремной психиатрической клинике Андра Мари.

Инспектор приподнял брови, закрыл блокнот и сунул его обратно в карман.

– Тюремная психиатрическая клиника? – переспросил он. – Не знал, что в Ордунье есть такая.

– Формально она уже несколько лет не является пенитенциарным учреждением. Хотя, насколько я знаю, там до сих пор содержат нескольких отбывающих срок заключенных. Глория руководит центром уже больше пятнадцати лет. – Ларрасабаль бросил на Гардеасабаля дерзкий взгляд. – И нет, у нее никогда не было ни малейших проблем с пациентами, если вдруг эта мысль закралась вам в голову, инспектор. А теперь, если позволите, у меня много работы. Как, впрочем, и у вас.

На этом он попрощался и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.

Гардеасабаль и Арреги переглянулись и молча пошли к машине. Муж Глории явно что-то скрывал.

Андер в четвертый раз нажал на звонок – безрезультатно. Он уже начал опасаться, что Хавьер Гамбоа застрял в одной из своих морозильных камер.

Был полдень, и улица Барроэта Альдамар, на которой находился черный вход во Дворец правосудия, казалась непривычно безлюдной. Не сравнить с будничной сутолокой, когда люди бесконечно снуют туда-сюда – кто в суд, кто в ЗАГС. В субботу в здании оставались только дежурные судмедэксперты, работавшие на минус первом этаже.

Он уже собирался снова нажать на звонок, когда услышал коллегу.

– Андер, заходи! – Динамик домофона исказил голос Хавьера.

Инспектор толкнул дверь – она поддалась. Андер спустился по лестнице и оказался в подвальном помещении. Гамбоа ждал его посреди коридора, держа широкую стальную каталку.

– Извини, думал, ты позже придешь. Я был в морге, наводил порядок среди клиентов. – Он кивнул на герметично запечатанный длинный белый пакет.

Андер предположил, что внутри мог быть найденный в Олабеаге труп.

– Это она? – спросил он.

– Она самая.

Хавьер повез плавно скользившую каталку по широкому коридору в сторону зала для вскрытий.

В работе судмедэкспертов было что-то такое, что вызывало у Андера искреннее восхищение. Запах дезинфицирующих средств, витавший в воздухе, и свет множества ламп, усеявших подвесные потолки института, придавали помещению вид кафедрального собора. Поражало, как, несмотря на работу с трупами и постоянное взаимодействие с органическим материалом – кровью, внутренностями, костями и прочим, оно не теряло своей безупречной чистоты. В цветовой палитре института доминировали белый и серый: белые полы, стены и потолки; инструменты и мебель – из бледной стали.

Гамбоа придвинул каталку к одному из столов для вскрытий и оставил ее там. Затем подошел к шкафу и некоторое время стоял неподвижно, глядя на маленький пакетик, лежащий на столешнице. Хавьер поднял его, перевернул, покачал головой, что-то невнятно пробормотал и снова положил на место. В конце концов он присел и открыл нижний ящик, из которого извлек несколько скрепленных степлером листов, и передал их Андеру.

– Вот тебе копия заключения, – сказал Гамбоа, указательным пальцем прижимая очки к переносице.

Креспо сразу открыл страницу с выводами.

– «Сжатие шеи руками», – прочитал он.

– Все верно. Он ее задушил. – Эксперт подошел к столу для вскрытия. – Это и стало причиной смерти. – Он немного расстегнул молнию, чтобы видеть тело. – Убийца сжал область подъязычной кости, перекрыв таким образом доступ кислорода. Обрати внимание на следы пальцев с обеих сторон шеи.

Андер приблизился, слегка прикрыв нос рукой. Отметины сразу бросились ему в глаза.

Гамбоа перелистал свой отчет и указал на одно из цветных фото.

– Смотри, это фото я сделал при помощи лампы Вуда, – показал он.

Лампа Вуда – это прибор, который применяется в основном в дерматологии. Главное его назначение – с помощью пропущенных через особый фильтр ультрафиолетовых лучей выявить следы, незаметные при визуальном осмотре. На изображении, которое Креспо передал судмедэксперт, «отпечатки» убийцы выделялись на темном фоне – шеи жертвы.

– Смерть наступила примерно на утро предыдущего дня, где-то с семи до десяти, как я тебе и говорил в Олабеаге. Токсикологическое исследование жидкостей и тканей не дало ничего стоящего, – продолжил Гамбоа. – Никаких следов наркотиков или ядов в организме жертвы не обнаружено.

Андер снова был потрясен изуродованным, безликим видом жертвы Н9. Прошло уже несколько дней, засохшую кровь вытерли, но раны стали выглядеть еще страшнее, а разрезы – более грубыми и менее точными, чем ему показалось на месте преступления.