День зимнего солнцестояния - Гойкоэчеа Унаи

В течение нескольких секунд они слышали только завывание ветра и скрип ветвей деревьев. Наконец последовал ответ:

– Проезжайте.

Раздался громкий сигнал, и две тяжелые черные створки ворот медленно открылись, словно пасть волка из сказки о Красной Шапочке. Андер бросил быстрый взгляд в темноту леса – он боялся увидеть пару приближающихся сверкающих глаз.

Отбросив детские страхи, он вместе с Гардеасабалем вошел в просторный сад, в одном из концов которого виднелся высокий искусственный водопад. Из него с шумом лилась вода, стекая в красивый усыпанный листвой пруд. Газон и живая изгородь вокруг были идеально ухожены и придавали уютный вид строгому, но красивому зданию.

Клиника представляла собой комплекс, состоящий из центральной башни и примыкающих к ней с обеих сторон симметричных строений – это были двухэтажные пристройки с парапетами. Основная же часть возвышалась на четыре этажа: первые три были украшены стрельчатыми окнами, защищенными небольшой кованой решеткой черного цвета, которая заграждала нижнюю половину. Верхний этаж служил широким карнизом, на котором держалась массивная выступающая крыша. Андер восхитился аккуратно отделанными толстыми каменными стенами, благодаря которым комплекс ощущался более чем надежным.

Дверь в здание распахнулась, и к ним навстречу поспешил невысокий лысый мужчина в белом халате, чья сияющая улыбка очень гармонировала с внешностью.

– Добро пожаловать, инспекторы. Меня зовут Хайме Эскурса, – сказал он, пожимая им руки. Его живые глаза смотрели на них из-под очков без оправы. – Я исполняющий обязанности директора психиатрической клиники Андра Мари. Чем могу быть полезен?

Мужчина проницательно посмотрел на них. Его улыбка была дежурной – об этом говорило отсутствие характерных морщинок в уголках глаз. Похоже, он несколько нервничал.

– Мы пришли поговорить о Глории Редондо, – сообщил Андер, заметив, как на мгновение выражение неуверенности смазало улыбку Эскурсы. – Она работает здесь, верно?

– Конечно, инспектор. Глория – директор клиники. Но она пропала. – Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу. – Ах, да! Вы расследуете ее исчезновение.

– Верно, – подтвердил Креспо. – Нам нужно подробно ознакомиться с ее работой, осмотреть кабинет, поговорить с персоналом… Стандартная процедура в таких случаях.

– Конечно. Проходите, я вам все покажу.

Андер и Гардеасабаль проследовали за мужчиной.

Внутри здание оказалось на удивление просторным. На первом этаже расположились скромная приемная, большая гостиная – место, где проводили свободное время пациенты, – и вместительная столовая, за которой, как догадался Креспо, находилась кухня. Слева – ведущая на второй этаж широкая мраморная лестница с элегантными перилами из матовой вишневой древесины. От интерьера веяло спокойствием: мебель, стены и форма медицинского персонала – все строго белое.

– Это этаж для досуга и отдыха, – сказал Хайме мелодичным голосом. – Наши более самостоятельные пациенты, одни или в компании медицинского персонала, проводят здесь вечера, развлекаясь настольными играми, книгами, журналами, телевизором – всем, что в их распоряжении.

Слова Эскурсы тут же подтвердились: Андер заметил, как за несколькими столами оживленно беседовали пациенты и санитары; другие, погруженные в свои мысли, безучастно смотрели в пустоту. Инспектор подумал, что неплохо было бы поговорить с кем-то из них.

– Гардеасабаль, почему бы тебе не подождать здесь, пока господин Эскурса показывает мне кабинет Глории?

– Да, конечно, шеф. Как раз немного разомну ноги, – сказал он, напрягаясь и делая вид, что упражняется.

– Кабинет сеньоры находится на последнем этаже, инспектор. Поднимемся на лифте. – Хайме показал дорогу.

Лишь через несколько секунд Андер разглядел, что в стене рядом с лестницей, между двумя массивными балками, был лифт. Когда они вошли, Эскурса вставил миниатюрный ключ в замок напротив третьего этажа.

– Этот лифт предназначен исключительно для персонала – пациенты должны пользоваться лестницей. За исключением чрезвычайных ситуаций или случаев ограниченной мобильности, разумеется, – пояснил он.

– Меня поразило, как много у вас санитаров. – На первом этаже им встретилось с полдюжины мускулистых мужчин. – Часто возникают проблемы?

– Господин Креспо, как вы, наверное, знаете, насилие – неотъемлемая черта характера человека. Большая часть наших пациентов находится здесь добровольно, и их всех объединяет одно: стремление к социальной изоляции. Жизнь в обществе – не для них, или, по крайней мере, им так кажется, так они чувствуют. Подобные люди не представляют опасности. Однако есть и такие, кто попал в клинику против воли – по разным причинам. За их поведением требуется пристальное наблюдение, чтобы избежать возможной угрозы для других пациентов.

– Вы имеете в виду заключенных? – спросил Андер.

– Заключенных? Нет, с прошлого года таких здесь больше нет, – ответил Хайме, опустив взгляд в пол.

Двери лифта открылись, и они вышли в мрачный холл мансарды. Эскурса уверенно направился к концу коридора.

– Договор с государством истек, и его не продлили. В прошлом году у нас содержались только двое заключенных, чей срок подходил к концу.

– Мне нужно поговорить с ними, – немедленно заявил инспектор, но исполняющий обязанности сглотнул слюну и покачал головой.

– К сожалению, случился ужасный пожар, который уничтожил левое крыло – в нем у нас был оборудован тюремный блок. Один из заключенных сгорел заживо вместе с двумя нашими санитарами. Это было ужасно! – с сожалением произнес мужчина.

Вытащив ключ из массивной связки, висевшей на поясе, он открыл дверь из красного вишневого дерева, на которой поблескивала золотая табличка с надписью «Директор».

– Пожар? – удивился Андер, следуя за Хайме. – Я не заметил никаких следов на фасаде.

– Неудивительно. Восстановительные работы начались незамедлительно, – ответил Эскурса. – Чтобы вы понимали, пожар случился в ноябре две тысячи восемнадцатого, а уже к январю две тысячи девятнадцатого реставрация была завершена. Пациенты – наш главный приоритет. Такова политика учреждения. Мы не хотим, чтобы что-либо отвлекало их и сводило на нет прогресс, достигнутый в ходе лечения.

– А что стало со вторым?

– Простите?

– Вы сказали, что заключенных было двое. Один сгорел заживо, а что случилось с другим?

Хайме Эскурса включил свет в кабинете и подошел к столу. Его пальцы нервно забарабанили по столешнице. Он сглотнул и бросил взгляд в одно из высоких слуховых окон.

– Второй сбежал. Мы так и не выяснили, как именно. Скорее всего, он воспользовался суматохой, постоянным движением машин и сумел незаметно спрятаться в одном из пожарных грузовиков.

– Могу я взглянуть на личное дело этого человека?

– Инспектор, как вам наверняка известно, медицинское досье любого пациента подпадает под действие закона о врачебной тайне. Я не могу его вам показать без соответствующего судебного постановления, – ответил Эскурса, скрестив руки на груди. – Боюсь, в этом вопросе я вынужден быть непреклонным.

– Справедливо, понимаю.

Креспо достал мобильный и набрал свой домашний номер.

– Что вы делаете? – нервно спросил мужчина.

– Звоню в редакцию «Эль Коррео». У меня там есть приятель журналист, он от такой новости с ума сойдет. Пожар с тремя жертвами и побег психически больного заключенного? Сенсация! Пахнет материалом для первой полосы.

– Подождите, подождите, инспектор, – запричитал Эскурса, складывая руки, словно в молитве. – Мы же не собираемся быть святее Папы Римского… – продолжил он, спешно отпирая один из шкафчиков, чтобы достать из него дело. – В конце концов, сейчас главное – найти Глорию, верно?

Эскурса открыл папку и развернул так, чтобы Андер мог ее изучить.

– Эктор Веласкес. Гражданин Мексики, проживал в Сисеро, Кантабрия. Убил жену и троих дочерей, – рассказал врач. – Профессиональный актер, он был приговорен к высшей мере наказания. Однако судья посчитал, что на момент убийства Эктор был невменяем, и постановил, что свой срок он должен отбывать не в тюрьме, а в психиатрической клинике. В нашей.