День зимнего солнцестояния - Гойкоэчеа Унаи

– Что заставило судью прийти к такому выводу?

– Экспертиза трех независимых психиатров. Все сошлись во мнении, что у Эктора множественное расстройство личности. Он утверждал, что некий внутренний голос заставил его убить семью вопреки собственной воле. Со слезами на глазах он молил о помощи, потому что не мог противиться приказам этого голоса.

Эскурса потер виски. Было очевидно, что разговор дается ему непросто.

– Могу я получить копию дела?

– Разумеется, сейчас распечатаю.

– Благодарю. Но прежде хочу задать еще один вопрос. У Глории были враги?

– Насколько я знаю, нет. – Хайме задумался, прежде чем ответить. – Глорию здесь уважают и любят. Она всегда находит доброе слово для каждого пациента, знает всех по именам. Они ее просто обожают. Как бы странно это ни звучало, но мы здесь словно одна большая семья.

– В этом я не сомневаюсь, но, как известно, у каждой семьи есть свои тайны. – Андер слегка улыбнулся. – Она сама разбирала свою корреспонденцию?

– Да, конечно. Почему вы спрашиваете?

– Не припоминаете, получала ли она когда-нибудь конверты с деньгами?

– Что вы, боже упаси! – возмутился Эскурса. – Мы уважаемая организация, инспектор! Нам нечего скрывать. Все финансовые операции проходят строго по официальным каналам и исключительно в рамках закона. Никаких махинаций, никаких темных схем.

– Понимаю. Надеюсь, вы тоже понимаете меня, сеньор Эскурса. Мы рассматриваем все возможные версии, чтобы выяснить, куда пропала Глория. Как вы сами сказали, ее поиски – наш главный приоритет, – ответил Андер, вспоминая тело в Олабеаге.

Исполняющий обязанности тут же успокоился.

– Вы правы, инспектор. Мы все хотим, чтобы она скорее нашлась.

Педро Гардеасабаль успел опросить уже с полдюжины медработников, когда к нему подошел мужчина с безупречной осанкой, облаченный в длинный, идеально выглаженный белый халат.

– Доктор Рохо, к вашим услугам. – Он глубоко поклонился. Это было слишком даже по самым строгим канонам этикета.

– Инспектор Гардеасабаль, – тот склонился в ответ, но не так сильно, опасаясь пробить пол головой.

– Вас уже познакомили с моими пациентами? – спросил доктор, широким жестом обводя наполненный людьми просторный зал.

– Пока не имел такой чести.

– Ну как же так. Какое непростительное неуважение! – возмущенно воскликнул Рохо. – Позвольте представить вам некоторых из них.

– Разумеется.

Они подошли к столу, за которым мужчина лет сорока старательно разбирал с помощью маленькой отвертки портативный передатчик.

– Здесь у нас Серафин. – Доктор положил руку на плечо мастера. – Он настоящий гений электроники. Нет устройства, которое он не смог бы починить. Радио не работает – Серафин починит; телевизор не включается – Серафин починит; кофеварка плохо фильтрует кофе – Серафин починит. Серафин все чинит, правда, дружище?

– Конечно… доктор, – ответил Серафин, глядя на него поверх толстых очков для близи. – Кстати, сеньор, хотите, я проверю ваш мобильный телефон? Иногда они излучают слишком много электромагнитных волн и требуют поляризации материнской платы для их регулировки, – обратился он к Гардеасабалю.

– Нет, спасибо, Серафин, я готов нести этот риск, – ответил тот. – Но возможно, вы мне поможете с другим вопросом. Расскажите мне о вашем директоре.

– О Глории? Она само очарование, – ответил Серафин.

– Это правда, инспектор, Глория очень добра ко всем нам… к пациентам, – сказал Рохо.

– И у нее никогда не было конфликтов с пациентами или сотрудниками? – спросил Педро.

– Нет, никогда. Правда, ходили слухи, что у нее были сложности с одним из заключенных, но это все, что я могу сказать. Узники никогда не пересекались с остальными пациентами. Почти все время те проводили взаперти в своем крыле. Только раз в год их выпускали на сцену, когда они устраивали для нас театральное представление. Я только знаю, что их было двое: латиноамериканец и еще кто-то. О последнем мы почти ничего не знаем, но он казался безобидным. А вот другой… В нем чувствовалась такая ненависть, что каждый раз, встречаясь с ним взглядом, я невольно опускал глаза в пол.

– Неужели даже врачи с ними не контактировали? – с легкой улыбкой уточнил Гардеасабаль.

Доктор уже собирался продолжить свою импровизированную экскурсию, не уловив скрытой иронии в словах инспектора, как вдруг двери лифта разъехались в стороны, из кабины вышли Андер и Эскурса. Креспо, встретившись взглядом с напарником, едва заметно кивнул в сторону выхода.

– Приятно было познакомиться, доктор. Надеюсь, если мне доведется сюда вернуться, мы снова увидимся. – Гардеасабаль протянул ему руку.

– А вот я надеюсь, что вам не придется возвращаться, – произнес Рохо с презрением. – Здесь полно психов!

– Никогда раньше не слышал об этой психиатрической клинике, – признался Андер, когда они уже сидели в машине. – Странно все это, будто они подпольно работают. Напомни мне попросить Альдая проверить данные о ее попечительском совете, администрации и руководстве. Хочу знать, кто сидит на вершине этой пирамиды.

– Понял, шеф. – Гардеасабаль сделал пометку в блокноте.

На обратном пути Креспо решил сесть за руль сам. Он был уверен, что его сердце не выдержит еще одной «потрясающей» поездки с Педро. Разумеется, Гардеасабалю это не понравилось, но спорить он не стал. Субординация есть субординация.

– Теперь мы знаем о Глории гораздо больше. Все описывают ее как образцовую, безупречную женщину. И все же что-то тут не вяжется, – задумчиво произнес Андер. – Перед возвращением в Бильбао заглянем еще в одно место.

– В какое? – удивленно спросил Гардеасабаль.

– Сейчас увидишь.

– Как скажете, господин загадка, – проворчал мужчина и поплотнее закутался в куртку.

Спустя четверть часа они припарковали патрульную машину на стоянке у истока реки Нервион – том самом месте, где у Глории была назначена встреча в день исчезновения. Андер достал из кармана пакетик с запиской, найденной вместе с деньгами в конверте в кошельке, и передал его Гардеасабалю. Тот внимательно изучил послание, затем с недоумением посмотрел на напарника.

– Откуда это у тебя?

– Помнишь, вчера утром я разговаривал с Горкой Бланко перед тем, как его выпустили?

– Да. У него было железное алиби. Чист как слеза.

– К убийству он не причастен, здесь согласен. Однако насчет кошелька он нам солгал, – сказал Андер. – Он припрятал конверт с пятью тысячами евро в трусах. А еще вот эту записку – он достал ее из бумажника женщины.

– Да чтоб его!.. – выругался Гардеасабаль, с силой ударив по приборной панели. – Пусть только мне попадется, я ему устрою!

– Не стоит, брось. Ты и так на нем живого места не оставил. Ты ведь знаешь, что я не одобряю такие методы в своей команде?

– Знаю, Андер. – Инспектор опустил взгляд. – Мы уже говорили об этом. Я работаю над этим с психологом.

– Надеюсь. Логика и наблюдательность дают куда более ценные результаты, чем запугивание и грубая сила. Этот стиль старой школы, дух «свинцовых лет» не по мне, и ты об этом знаешь.

– Понял, шеф.

Креспо решил сменить тему.

– Думаю, именно Н9 назначил ей здесь встречу. – Он указал на просторную парковку, где в этот момент стояло всего пять машин. – В записке говорилось о дополнительных деньгах для директора. Грязных деньгах, без сомнения. Не знаю как, но жертва и убийца были связаны. Нам нужно понять, в чем именно заключалась эта связь.

Вечерело, солнце постепенно скрывалось за горизонтом. Инспекторы взяли в руки фонарики и направились к припаркованным автомобилям. В нескольких из них сидели парочки, приехавшие, чтобы шептать друг другу все те слова, которые не могли произнести в присутствии родителей. В двух других они заметили в салоне детские кресла.

«Наверное, это машины туристов», – подумал Андер и сразу же вычеркнул их, ведь у Глории не было детей. Оставался только один автомобиль в самом дальнем углу, противоположном от того, где остановились они.