День зимнего солнцестояния - Гойкоэчеа Унаи

– Умер около шести-восьми часов назад, где-то в полночь. Похоже, его тоже задушили, как и первую жертву. Но в этот раз, скорее всего, с использованием какой-то веревки или удавки, – предположил Гамбоа.

Андер посмотрел на багровую линию, огибающую шею жертвы выше кадыка.

– Что это у него в ладонях? – поинтересовался он.

Покрытые кровью руки Виктора Эрмосо лежали у него на коленях одна на другой. Казалось, он что-то сжимал. Гамбоа слегка раздвинул их и подозвал одного из фотографов, чтобы тот сделал несколько снимков.

– Пенис и яички. Полный комплект, – отметил судмедэксперт. – Виктор был кастрирован, вероятно посмертно. По крайней мере, я на это надеюсь.

– У Н9 появляется свой почерк: жестокие увечья, – сказал Креспо, осматривая кровавый трофей.

– Да, но нанесенные только после убийства. Не знаю, имеет ли это значение. Кстати, он опять оставил нам послание во рту жертвы.

Гамбоа достал из своего чемоданчика маленький пакетик с уже развернутым куском бумаги и передал его Андеру.

– «Мужчины у меня превратились в женщин, а женщины стали мужчинами. H9».

Андер и Гамбоа обменялись удивленными взглядами.

– Еще одна загадочная фраза, – пробормотал инспектор.

– Повторное граффити он также оставил. – Гамбоа указал на числа в верхней части алтаря. – Будем надеяться, что там, где бессильна наука, поможет Господь. – Он посмотрел на распятие, занимавшего центральное положение в композиции ретабло.

Андер покачал головой.

– Я давно в Него не верю.

Судмедэксперт улыбнулся и снял перчатки.

– Я тебя понимаю. Но согласись – люди верят в то, во что верят, потому что им это нужно. Мы должны с уважением относиться к любым религиозным учениям, помогающим нести то невыносимое бремя кажущегося легким бытия.

– Конечно. Однако проблема возникает, когда несогласие с их верованиями может стоить тебе жизни. – Андер спрятал пакетик с запиской в карман. – Ты закончил?

– Да, здесь все, – ответил Хавьер, церемониально складывая весь свой инструментарий в чемоданчик.

– Тогда угости меня сигареткой, пока ждем дежурного судью.

– Я думал, ты бросил курить, – удивился мужчина.

– Вини в этом Н9. Из-за этого ублюдка у меня опять легкие смолой покроются.

И он направился вместе с судмедэкспертом навстречу утреннему свету, сочащемуся сквозь портал церкви Сан-Антон.

Андер бросил взгляд на наручные часы. Семь утра. Он целый час бегал с Горритчо по окрестностям горы Кобетас. В свои сорок восемь он уже не был так быстр и вынослив, как в юности, однако форма все еще позволяла часами носиться за неугомонным псом по диким тропам.

Он тщательно отряхнул кроссовки о коврик и снял их, прежде чем войти в дом. Насыпав Горритчо щедрую порцию корма, мужчина поднялся к себе, чтобы принять освежающий душ.

Он включил музыкальный центр и запустил диск, который был в плеере: «The River» Брюса Спрингстина. Бросил в корзину для грязного белья два килограмма только что снятой пропитанной потом одежды и сунул ногу в душевую кабину ровно в тот момент, когда Кларенс Клемонс заиграл на саксофоне первые аккорды песни «Sherry Darling», наполняя комнату праздничной атмосферой.

Вода обжигала кожу, но Андер решил сделать ее еще горячее. Он обожал это парализующее ощущение экстремальной температуры. Малейшее движение отправляло в мозг сигналы о том интенсивном жаре, которому подвергалось тело. Лучше всего было стоять неподвижно.

Он закрыл глаза, и мысли унесли его далеко. В другую страну, другой мир, другую жизнь. Он оказался в рёкане [14] в Киото, где они с бывшей супругой Амелией вместе наслаждались тем же обжигающим ощущением, тем же термическим экстазом, сидя в частном онсэне [15].

Мужчина инстинктивно потряс головой, пытаясь отогнать воспоминания.

«Эти времена ушли навсегда, Андер, – подумал он. – И виноват в этом только ты, чемпион».

Он вышел из ванной и надел синюю рубашку, которую ему подарила дочь, Амайя, на День отца, и подобрал под нее светлые джинсы. Погруженный в меланхолию, он включил трек «Drive All Night» и слушал его, пока одевался и наблюдал, как за окном медленно пробуждается город. Закончив приводить себя в порядок, он выключил музыку и отправился на работу.

В переговорной Четвертой группы царило оживление. Отвечая на каждый новый звонок, Альдай откидывал челку со лба.

Жители Бильбао переполошились. Появление двух жестоко изуродованных тел было исключительным событием для такого спокойного города. Периодически агент переставал делать записи в блокноте, откидывался в кресле и становился импровизированным психологом для какого-нибудь встревоженного старичка или напуганной девочки-подростка, которая боялась выходить на улицу после наступления темноты, зная, что убийца все еще на свободе. Арреги и Гардеасабаль, когда не бегали по связанным с расследованием делам, помогали ему, засучив рукава и самостоятельно отвечая на звонки перегруженных телефонных линий.

Рабочая доска постепенно пополнялась новыми фотографиями и другими данными двух жертв Н9: Глории Редондо и Виктора Эрмосо.

– Салют, ребята, – поздоровался Андер, входя в комнату. В руках у него был капхолдер с четырьмя стаканчиками горячего кофе.

– Приличный кофе, господа! – воскликнул Гардеасабаль. – Это не из «Эускарри», случайно? – Он имел в виду кафе в Деусто, где команда обычно завтракала.

– Откуда же еще, Гарде?

Передав напитки коллегам, он пристроился на краю стола. Горячий стакан согревал ладони, взгляд скользил по информации на доске.

В левой части – древо с информацией об убийстве Глории Редондо. Ветви-стрелки разбегались к выдержкам из отчетов, протоколам допросов, фотографиям места преступления и жертвы. Справа Арреги работал над оформлением второй части – под официальной фотографией Виктора Эрмосо он разместил другую, более гротескную, с изображением тела. Лишь склоненная голова спасала полицейских от встречи с выражением ужаса, застывшего в его глазах.

Андер помнил этот взгляд – потерянный, искаженный, отчаянно пытающийся понять, почему это с ним происходит, за что его убивают. Взгляд человека, осознавшего, что конец близок и надежды больше нет.

Арреги продолжал дополнять композицию. Его карие глаза были устремлены на таблицу, в которую он вносил данные второй жертвы Н9. Психиатр. Профессия, которая связывала его с первой жертвой.

– У нас есть Глория Редондо, директор психиатрической клиники, и Виктор Эрмосо, психиатр по профессии. – Инспектор начал упорядочивать свои мысли вслух. – Нам известно, работал ли Виктор когда-либо в психиатрической клинике в Ордунье?

– По нашим данным, связи между ними нет, кроме очевидного профессионального сходства, – сказал Гардеасабаль, грызя палочку, которой размешивал сахар. – Виктор работал в Осакидецу, а конкретно в больнице Басурто. Жил на площади Эускади, в здании Арткласс.

– Вдове уже сообщили? – спросил Андер.

– Да, – ответил Альдай. – Вчера вечером Олано и Хименес съездили.

– Хорошо. В любом случае сегодня или завтра я тоже к ней загляну, чтобы поговорить. – Андер записал адрес Виктора на отдельном листе. – Арреги, номер, который нарисовали у алтаря, отсылает нас к другому делу?

– Так точно, шеф. Номер тысяча девятьсот девяносто пять ноль-ноль-ноль двести девятнадцать: Ханире Артола, семнадцать лет. Как и Селия Гомес, Ханире бесследно пропала, в Гернике, – сказал юноша и прикрепил информацию о девушке к стенду.

– Очередное дело об исчезновении. Почему? – задумался Андер. – Что он хочет нам этим сказать?

Вопрос повис в воздухе. Креспо взял дело Ханире и внимательно его изучил. Оно почти полностью повторяло историю Селии Гомес: девушка исчезла в ночь с пятницы на субботу, возвращаясь домой после того, как отпраздновала с подругами окончание декабрьских экзаменов. Свидетелей также не оказалось. Спустя несколько месяцев, из-за отсутствия прогресса в расследовании, дело списали в архив.