Физрук: на своей волне 5
Глава 1
По всей видимости, Лёня внезапно стал самостоятельным стратегом. Причём настолько, что успел забыть, как ещё совсем недавно просил меня вытащить и его, и школу из той глубокой ямы, в которую сам же её и загнал.
Подход, мягко говоря, специфический. Но главное — абсолютно проигрышный и к благу школы точно отношения не имеющий.
Я смотрел на Лёню и по-прежнему видел перед собой не директора, а того самого пацана, за которым присматривал тридцать лет назад. И сейчас этот пацан примерял на себя взрослый тон, который из его рта звучал просто нелепо.
Я помолчал, несколько секунд ритмично постукивая подушечками пальцев по столешнице.
— Лёня, а вот мне кажется, что ты сейчас сказал — и не подумал, что именно сказал, — возразил я. — Я понимаю, что у тебя накопилась усталость, дел у тебя — завались. Ответственность большая и нервы натянуты как струны… но давай поступим иначе.
— Иначе — это как? — спросил директор, пытаясь понять, куда я клоню.
— Иначе, Лёня, это так, что я сделаю вид, будто не услышал тот высер, который только что вылетел из твоего рта. А ты, начиная с этой секунды, повторишь всё заново — но уже по-человечески.
Лёня опешил. Лицо у него вытянулось.
— Ч-чего?!!
Леня хотел возразить, но я не стал ждать, пока у него созреет первая попытка.
— Я достаточно ясно выразился? Или всё-таки переформулировать?
Он машинально потянулся к чашке, но тут же вспомнил, что кофе обжигающе горячий, и отдёрнул руку. Затем начал теребить галстук, явно нервничая. Глаза заметались — он явно не понимал, с какого конца вообще начинать отвечать.
— Я тебе, Лёня, просто для общего понимания напомню одну вещь, — продолжил я, не повышая голоса. — У нас не просто класс. У нас класс очень даже специфический. Это ребята, которым досталась тяжёлая жизнь, у каждого — своя история, свои проблемы и раны, которые они маскируют дурью, грубостью и прочим дерьмом.
Директор молчал, слушал, не перебивая, и это уже было неплохо.
— И поверь мне, — продолжил я, — то, что они вообще стали управляемыми, что их перестало колбасить из стороны в сторону — это, Лёня, не твоя заслуга. Ни в какой форме.
Директор поправил галстук внимательно слушая.
— Это прямая заслуга Марины. Их классной руководительницы, которая вкладывается в них так, как ты даже не замечаешь. И если Марины не будет, — продолжил я, не оставляя ни намёка на двусмысленность, — то я тебе практически гарантирую, что парни и девчата из 11 «Д» сорвутся с катушек быстрее, чем ты успеешь подписать приказ об её увольнении.
Я замолчал, и Лёня правильно понял, что теперь его очередь говорить.
— Владимир, я прекрасно понимаю, о чём вы, — начал он. — Но… у нас есть определённые причины, по которым мне пришлось пойти на такое непопулярное решение. Я же не просто так попросил её написать заявление об увольнении. У каждого решения есть свои предпосылки, и мы тоже должны с ними считаться…
Он говорил негромко, будто опасался, что любое неверное слово может меня взорвать. Но я молчал, внимательно слушал, не перебивал, и это придало ему смелости. Директор сделал короткий вдох и продолжил.
— Я прекрасно понимаю риски, — сказал он. — И понимаю, что это решение вызовет крайне негативную реакцию среди школьников. Но именно поэтому я и подчеркнул, что у нас с вами разные должности. И… мне известно больше о внутренних проблемах школы. О тех, что не лежат на поверхности. Но это не означает, что их нет.
Вот это уже было ближе к делу.
Наконец-то Леонид произнёс что-то, что хотя бы намекало на конкретику, а не упиралось в общие фразы.
Внутренние проблемы школы. Те, о которых я якобы не знаю. Ну, если не знаю — тем более интересно услышать, каким именно знанием директор так гордо размахивает и почему оно вдруг оправдывает увольнение классного руководителя ключевого класса.
— Лёня, ты мне голову сейчас не пудри. Скажи просто, по-русски и внятно — на кой чёрт ты собрался её увольнять? Ты бы лучше помог девчонке, учитывая её непростую ситуацию. Ты же, Леонид, при всём к тебе уважении, не Сталин, — я хмыкнул, — и формулировка «нет человека — нет проблемы» — это, мягко говоря, точно не про тебя.
— Владимир…
— Я Владимир, а ты не ломай мне тут комедию. Давай конкретно: что это за такие проблемы у школы, которые можно решить только увольнением учительницы?
Лёня отрывисто закивал, показывая, что вопрос услышал и отмахнуться не выйдет.
— В общем… Владимир Петрович… у меня сейчас попросту не хватает финансирования, чтобы, скажем так… выплачивать зарплату…
— И поэтому тебе нужно уволить Марину? — Чтобы сэкономить для школьного бюджета… что? Сколько это сэкономит-то, Лёня? — я приподнял бровь, пытаясь вспомнить свою учительскую ставку. — Двадцать тысяч рублей? Или девятнадцать, если премий нет? — усмехнулся я.
Всё, что он сейчас сказал, звучало нелепо даже по меркам нашей хронически голодной школы.
Лёня чуть ссутулился, но продолжил:
— Ну… на самом деле, Владимир, я принимаю комплекс мер, направленных на стабилизацию ситуации с отсутствием финансирования, — важно сказал он.
Я снова покачал головой.
— Лёня, мне это всё, честно говоря, не особо интересно. Но если ты считаешь, что увольнением Марины сможешь стабилизировать школьный бюджет, то я могу подсказать тебе ещё один вариант. И этот вариант уж точно полезнее для школы. Как минимум.
— И… какой же это вариант? — спросил директор, будто бы искренне заинтересовавшись.
— Ну, например, уволить трудовика, — предложил я.
Прозвучало так, словно я говорил об очевидном, давно назревшем и широко известном решении. Лёня вздрогнул так резко, словно я предложил списать со счетов не трудовика, а лично его. Глаза округлились. Он явно не ожидал такого хода.
Хотя по мне — вариант идеальный. Трудовик у нас, дай бог, ведёт один урок в неделю. Толку от этого балбеса — что с козла молока. И при увольнении даже никто не заметит, что отряд потерял бойца. Просто потому, что этот боец ходил где-то в параллельной реальности и в педагогике участвовал чисто номинально.
Я уже по выражению лица Лёни понял, что он сейчас начнёт оправдываться. Например, включать бюрократию и искать любые причины, по которым именно этого человека трогать нельзя. Ну что ж, даже интересно стало — какие аргументы он родит.
— Владимир… ты просто не понимаешь, — начал директор, нервно потирая переносицу. — У нас ведь всё проходит строго по ставкам. Ставку учителя труда мне заменить совершенно некем…
Звучало это так, будто он собирался защищать трудовика до последнего.
— Никто не захочет к нам на эту работу идти, — продолжал Леонид. — Это уж точно. А вот ставку по литературе и русскому вполне сможет заменить наша замечательная Антонина Михайловна. У неё есть право преподавать эти предметы…
Я смутно вспомнил, что Антонина Михайловна — это учительница математики.
— Антонина Михайловна уже преподавала русский вместе с математикой, — пояснил Лёня. — Это было до того, как Марина пришла в школу.
— Ну так один урок труда в неделю я тоже смогу преподавать, — заверил я с лёгкой улыбкой. — И если в школе действительно такие большие проблемы с финансированием, то на общественных началах. В смысле бесплатно, Яковлевич.
Честно говоря, желания вести какие-либо уроки у меня было ровно ноль. И уж уроки по труду — тем более. Но если стоит вопрос о сохранении должности за Мариной, то почему бы и нет?
Да и если быть откровенным, можно сформулировать иначе. Даже если в школе вообще перестанут проводить уроки труда, ученики, мягко говоря, многого не потеряют. Нынешний трудовик занимается чем угодно, кроме труда.
Мне показалось, что вариант, который я предложил директору, был практически идеальным. Он закрывал вопрос от начала до конца: Марина остаётся, бюджет не страдает, трудовик идёт в свободное плавание. И всем становится лучше.
