Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

Глава 20

Москва. Кремль.

18 мая 1682 года.

– Скажешь ли ты мне, Егор Иванович, отчего честь мне даровал в доследственной комиссии быть? – спрашивал человек, сидящий напротив.

Я не сразу ответил Потапке Пыжову. Воспитывал его, проверял на стрессоустойчивость. Ну или смотрел за тем, сколько можно на него давить, пока он не станет проявлять спесь и гонор.

И уже был доволен результатом. Я с ним эдак пренебрежительно, а с него – как с гуся вода. Или, как говорил когда‑то мой дед из прошлой жизни: «Ссы в глаза – всё Божья роса!» Грубоват был мой дед, но что не скажет – не в глаз, так в бровь.

Вот такой пёс, как Пыжов, мне и нужен был. Возможно, я нашёл бы подобного человека и среди стрельцов. Однако стрельцы‑стрельцами, а Потап – дворянин. И уж с теми, у кого нет соразмерной власти, этот человек ведёт себя высокомерно, словно бы тот боярин.

И тут ещё немаловажно у Пыжова есть богатая одежда, добрые сапоги, сабля, украшенная какими‑то там камушками. Есть – да и носит он это всё отменно, с форсом, а это имеет значение. Так как в этом времени спрашивают, прежде всего, по одежде. И даже в Новодевичьем монастыре отвернулись бы и не стали говорить, например, с рядовым стрельцом.

Так что мне нужен Пыжов скорее, как собачка, что будет гавкать и которая станет определять статус моего человека. Например, если я пошлю допрашивать кого‑нибудь Никанора. Ведь будут видеть, что щенки такого породистого кабыздоха стоит кучу денег. Значит и тот, кто держит на поводке песика право имеет.

– Вельми много работы у нас. Оттого не пытай меня более, с чего я сделал милость тебе такую. А службу служи свою на совесть, дабы не пожалел я о выборе своём, – сказал я.

– Что повелишь делать? – спросил Пыжов.

– Я скажу тебе позже. Али не я, то дядька Никанор, – сказал я.

Пыж скривился, конечно, но кивнул. Ну и ладно.

Местом расположения следственной комиссии был выбран Посольский терем. Это ещё одно здание в Кремле, неподалёку от царских палат. Нет, здесь не жил ни один иностранный посол. По крайней мере, долгосрочно.

Посольский терем – это место, где, если можно так выразиться, мурыжили иностранных послов. То есть, когда послов вызывали на встречу с русским государем, то оставляли здесь. И тут уже как государь решит. Можно было продержать посла в тереме всего‑то несколько часов, выказывая тем самым величайшую честь. А можно было продержать здесь и неделю‑другую. Уверен, что бывало и по месяцу, а потом и вовсе государь до встречи так и не снисходил.

И на моё удивление оказалось, что само здание и его планировка внутри очень хорошо подходили для всех нужд следственной комиссии. Была здесь и немалая столовая. А когда обед по расписанию, то можно увидеть всех и каждого в трапезной, что в некоторой степени дисциплинирует.

В тереме было и множество различных комнат. С богатым убранством, с зеркалами. Это должно было сильно отвлекать. И я очень надеялся, что отвлекаться будут как раз‑таки те, кто обязан отвечать на вопросы, а не те, кто эти вопросы должен задавать.

Ну и пришлось освобождать нам Гостиный терем. Там сейчас проживали под условным домашним арестом Софья Алексеевна со товарищи. Белоснежка и семь гномов.

Я допил свой кофе, скривился. Никогда не предполагал, что кофе можно так испортить. Обязательно нужно выделить время и Аннушку научить нормально готовить кофе. А лучше – капучино, хотя это уже больше из разряда мечтаний. Или нет? Что там? Взбить молоко? И такой напиток в России, я в этом почти уверен, быстрее распространится.

Анна у меня что‑то вроде секретарши. Правда, не ведёт никакое делопроизводство, но зато обслуживает. Ну и глаз радует своим присутствием. Порой как представлю, что она не в бесформенном сарафане, а в короткой юбке и в прозрачной блузке, так и слюна выделяется. Аннушка думает, что это я вновь поснедать решил. А я и ем, заедаю свои страсти.

Как‑то очень быстро и даже опасно эта девушка стала усладой для моих глаз. Своего рода антидепрессантом: вот вижу её – и настроение даже улучшается.

– Зови отца Иннокентия, сотника Никанора, да и остальных! – повелел я Пыжову.

Потап тут же рванул с места, быстрым шагом направляясь за дверь. А как вальяжно ходил, когда по мою душу пришёл! И он ещё спрашивает, почему я его привлёк к следственной комиссии? Такого угодливого исполнителя ещё поискать нужно. Так стремится понравиться, что исполняет всё быстро и в срок.

Ему же хозяина менять нужно. Долгоруков, не проявивший себя серьезным образом во время бунта, ушел на второй план. Пыжову нужно нового хозяина искать.

Но сегодня все члены комиссии были в сборе с самого утра. Три дня понадобилось для внушений, строгих разговоров, чтобы, наконец, завелась хоть какая‑то трудовая дисциплина.

Когда же первый раз я собирал членов комиссии, то пришлось потратить только на это три часа. Не на само собрание, а на то, чтоб всех отыскать и обязать прибыть. Стрельцов отправлял по местам жительства, чтобы кого приглашали, а с кого и требовали прибыть в Посольский терем.

А теперь, гляди‑ка, ещё отремонтированные часы на Спасской башне и девяти утра не отбили, а мы уже в сборе и готовы работать.

За часы спасибо Петру Алексеевичу. Внушил я царю, что без времени Москва жить не может. Был у нас урок с ним по поводу того, как должна быть организована государственная служба. А как её организовывать, если люди элементарно не знают времени?

Будет такая возможность – выпишу хоть за какие дикие деньги из Европы часовщиков. Отсутствие часов перед глазами, то бишь на руках или в кармане – это большая проблема. Без телефона обойтись могу, но не без часов. Ну как же планировать свой день?

Отсюда и бестолковщина на государевой службы. Еще не успел начать работать, как обед и обязательный послеобеденный сон. Поспал, поработал сколько‑то, да и темно уже, пора домой. А когда день длиннее, так и не досуг службу служить, посевная же или уборочная!

Если наладить службу, систематизировать делопроизводство – я в этом убежден – уже будет всем реформам реформа.

– Все ли поздорову? – спросил я у одиннадцати человек Следственной комиссии.

Не стройно, но ответил каждый. Присутствующие вели себя жеманно, косились друг на друга. Ну, дак и публика пёстрая собралась.

Получив почти полный карт‑бланш на создание Следственной комиссии, я гораздо в меньшей степени смотрел за тем, чтобы были соблюдены все правила и условности сословного общества, чем кто‑либо иной. Если мне, например, нужен был Игнат, тот самый шут, которому явно сам бог велел стать дознавателем, то я Игната привлёк.

Пригласил я и одного кремлёвского дьяка, Сергея Ивановича Стрельчинова. Да, сперва он привлёк меня своей фамилией. Подумал, конечно, уж не родственник ли нам, Стрельчиным? Ну, а потом увидел в молодом дьяке незаурядные способности к делопроизводству.

И теперь Сергей Иванович во многом и ведёт, и систематизирует, и хранит множество документов, связанных с расследованием. Множество, но далеко не все. Главные документы, как и допросные листы будут у меня на руках. Там политики столько, что иной и захлебнется. А мне деваться некуда, нужно лавировать и плыть дальше, обходя рифы, скалы, мели, даже минные заграждения.

Тут же и два человека от патриарха. Отец Иннокентий – условно говоря, мой заместитель. А вот Архип, тот самый боевой монах, здесь сегодня в первый день. Иннокентий за него просил. Ну что ж, для дела обиды можно и забыть. Да и отцу Иннокентию нужно было сопровождение и помощник, так как отсиживаться человеку от патриарха я не давал.

– Что у нас есть? Отец Иннокентий, листы дознания из Новодевичьего монастыря готовы? – спросил я.

– Ну откуда же так быстро? – спросил Иннокентий.

Я посерьёзнел, свёл брови. Вот с этим тоже приходится бороться. Если даже работа уже и сделана, то её результат откладывают в долгий ящик. Вчера закончилось дознание в Новодевичьем монастыре, а протоколов, листов дознания у меня на столе нет. Знаю, что они писались, сразу четыре дьяка привлекли, в том числе и монастырских. И нет допросных листов. Почему?