Последний Герой. Том 3 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Как⁈

Я думал, он сразу брякнется или вообще вырубится, но он оказался явно крепче, чем можно было предположить. Видимо, бить по его голове было так же бесполезно, как стучать по пустой бочке.

«Чёрт, надо было сильнее прикладываться», — мелькнула мысль, когда Кабан рывком уже шёл на сближение. Размахиваться рюкзаком теперь было поздно, поэтому я резко сместился в сторону, едва успев увернуться от его мощного замаха, и выставил подножку, простую и надёжную, как в школьной драке. Кабан повёлся, взмахнул руками, нелепо упал, проехавшись коленями и вспахав руками землю.

— Убью, сука! — глухо рыкнул он, вскакивая на ноги, словно разъярённый бык.

Его подручные тут же ринулись на помощь. Шульгин рядом со мной напрягся, явно заволновался, чем отвечать, но всё-таки оказался парнем не робкого десятка. Его рассказы про занятия боксом вдруг перестали казаться преувеличением: первого нападавшего, ушастого парня, Коля вырубил почти профессионально — точный, быстрый джеб в челюсть. Тот осел на землю, будто у него ноги внезапно отказали.

Двое других растерянно замерли, явно не ожидая такого развития событий, но тут Кабан поднялся и рявкнул во всё горло:

— Чё встали⁈ Придурки, мля! Мочите их!

Похоже, Кабана эти ребята боялись сильнее, чем нас с Колей, потому что они снова двинулись в атаку, хоть и не так рьяно, как в первый раз.

Пока Шульгин осторожно работал сразу с двумя подручными, стараясь держать дистанцию, мне снова достался Кабан. Теперь он был осторожнее, дышал тяжело, выбрасывал удары медленно, но с силой, явно надеясь меня зацепить. Но тушка Максимки, к которой я поначалу относился с иронией, на деле оказалась ловкой и прыткой. Я уверенно уходил с линии атаки, заставляя противника только воздух сотрясать, и ждал момента, когда он начнёт задыхаться.

И вот, дождавшись очередного неточного замаха, я резко шагнул вперёд, вложив в кулак всю накопившуюся злость. Удар получился чистым, чётко в челюсть. Кабан моргнул, пошатнулся, но устоял. Я тут же присел, пропуская следующий удар над головой, и резко пробил ему в солнечное сплетение. Он чуть согнулся, глухо хрипнул, и тогда я со всей силы выдал ему жёсткий апперкот снизу вверх, снова в челюсть.

На этот раз Кабан рухнул как подрубленный, шумно впечатавшись затылком в пыль, и затих, уже без попыток подняться.

В этот момент Коля точным коротким ударом отправил в нокаут ещё одного противника. Тот тихо охнул и шлепнулся, хватаясь за голову.

Последний из шайки, увидев, что дело запахло жареным, замер на секунду, потом резко развернулся и, выдохнув:

— Ну его на! — дал дёру так, словно за ним пустили собак-людоедов.

Я, не задумываясь, подхватил с земли свой рюкзак и швырнул ему вдогонку. Рюкзак, красиво описав в воздухе дугу, точно приложил беглеца прямо между лопаток. Так что тот споткнулся, дёрнулся вперёд, взмахнул руками и нелепо распластался по земле, поднимая клубы пыли.

Я без спешки подошёл и подобрал свой рюкзак. Беглец испуганно заёрзал на земле и затянул жалостливую песню:

— Мужики, не бейте, пожалуйста! Я не с ними, я случайно, в натуре… первый день с ними вообще…

Интересно, конечно, чем он там первый день занимался, но разбираться не хотелось. Я презрительно ткнул его носком ботинка и приказал:

— Смылся отсюда.

Тот вскочил и рванул так резко, что даже забыл распрямиться. Пару секунд он забавно семенил, скрючившись и почти на четвереньках, потом потерял равновесие и красиво перекувыркнулся через голову.

— Ёпа мать! — жалобно вскрикнул он, тут же подскочил, наконец, распрямился и снова понёсся прочь.

— Беги, Форрест, беги… — усмехнулся я ему вслед.

Вернувшись к остальным, я быстро огляделся. Двое прихвостней Кабана лежали тихо — либо в нирване, либо притворялись, решив не искушать судьб. Сам Кабан, качаясь и тяжело пыхтя, уже встал на четвереньки и мутно моргал, явно пытаясь сфокусироваться и подняться.

Я спокойно подошёл к нему, ухватил крепко за ухо и резко вывернул, заставляя снова ткнуться лицом в землю. Он заорал от боли и попытался дёрнуться, но я держал крепко, прижав его голову вниз.

— Слушай меня сюда, Кабанчик, — холодно и чётко процедил я. — Если тебе опять придёт заказ от Антошеньки Соколова, десять раз подумай, на того ли человека ты пасть разеваешь. В следующий раз ведь не только уха лишишься, но и пятачка своего драгоценного. Ты понял меня, поросёнок?

Кабан замычал, закивал головой и снова жалобно захрипел, уткнувшись носом в пыль.

После расправы над неприятелем поэт, так и не успевший исчезнуть с места событий, мигом оживился.

— Господа! Товарищи! Дорогие мои! — восторженно вскричал Савелий Натанович, раскидывая руки в широком жесте. — Вы даже не представляете, что сейчас совершили! Вы спасли русскую литературу от сиротства, не позволили уничтожить её тонкую струну! Не дали оборвать поэтическую нить, связывающую поколения творцов! Вы буквально сохранили для потомков одного из последних могикан неоклассического символизма!

— Кушайте с булочками, — хмыкнул я, слегка устав от его театральности. — А мы… Нам пора.

— Постойте! — еще пуще замахал руками Савелий Натанович, явно встревожившись. — А разрешите мне с вами пройтись, хотя бы немного? Я боюсь, вдруг это стадо Кабана очухается и решит снова подкараулить меня.

Я пожал плечами:

— Ладно, пошли.

Мы неспешно направились обратно, в сторону общежития. Там Коля оставил машину и собирался вызывать услугу «трезвый водитель». Чего только теперь не бывает! Раньше мужики проституток заказывали, а теперь трезвых водителей вызывают. Времена, ё-моё…

Когда мы отошли на некоторое расстояние от пивнушки, Савелий Натанович окончательно расчувствовался и, неловко порывшись в своей потрёпанной сумке, извлёк небольшую, мятую визитку.

— Вот, дорогой мой человек, если когда-нибудь понадобится помощь, поддержка в литературных начинаниях или в схватке с несправедливостью — звоните мне незамедлительно. Всегда готов, приду, помогу чем смогу.

— У тебя даже визитки есть? — удивился я, принимая замусоленную, потрёпанную карточку.

— А как же! — с гордостью ответил он. — Непременный атрибут творческой личности.

Я внимательно рассмотрел маленький прямоугольник плотной бумаги. Визитка была старой, возможно, даже единственной у него, словно бы напечатанной для примера. На ней коротко, простым шрифтом было набрано: «Поэт Мехельсон». Ни слова больше. И ниже — его номер мобильного телефона.

Я спрятал визитку в карман. Мало ли, а вдруг действительно пригодится.

— А чего это Кабан вдруг на тебя взъелся? — спросил я у Савелия Натановича.

— Это, видите ли, личные недопонимания, — уклончиво пробормотал поэт, избегая смотреть мне в глаза.

— Слышь, недопониматель, — перебил его я. — Ты давай без этих туманов. Мы тут, выходит, зря морды били, тебя защищали? За тобой должок.

— Ну, разумеется, я всё понимаю и крайне благодарен вам… Хотите, я стихи вам прочитаю? — предложил Мехельсон, глядя с надеждой.

— Не надо стихов, — сразу поморщился я. — Лучше честно расскажи, в чём там дело у вас с Кабаном.

— О, как же я могу такое рассказывать? Джентльмены, знаете ли, никогда не распространяются о своих победах…

Он увёл взгляд в сторону, будто это должно было помешать моим расспросам.

— Слышь, джентльмен, — строго прервал его я. — Ты давай не тяни резину, выкладывай по делу.

— Да-да-да, конечно, — тут же быстро закивал поэт. — В общем, как бы вам объяснить… я подарил немного любви одной даме, которая оказалась супружницей этого самого Кабана.

— Ха!.. «Немного любви» — это как? — недоверчиво переспросил я.

— Ну, мы были вместе совсем чуть-чуть и совершенно мимолётно, понимаете? Недолго, коротко. Так бывает. Но эта женщина, она, знаете ли, прониклась мной, заявила, что больше её муж совершенно не интересует. И она готова была быть со мной. А что я? Я не могу, я же — поэт… Бытовое, как и всякое материальное, мне почти чуждо.