Инженер 1: паровая империя (СИ) - Тыналин Алим

— Хм, — задумчиво протянул Энгельгардт. — Подписка среди офицеров? Интересная мысль. А какую сумму вы рассчитываете собрать таким способом?

— При правильном подходе — рублей сто, господин полковник. Но этого недостаточно. Поэтому предлагаю второй путь — обращение к благотворительным обществам.

Беляев нервно откашлялся:

— Капитан, частные пожертвования в казенное учреждение требуют особых разрешений…

— Василий Порфирьевич, — перебил я, — а что, если оформить это не как пожертвование в госпиталь, а как финансирование конкретного проекта? Проекта по улучшению военной медицины?

— Объясните подробнее, — потребовал Энгельгардт.

— Например, существует «Общество попечения о раненых и больных воинах», — продолжал я, вспомнив немного сведений из истории. — Под покровительством великой княгини Елены Павловны. Такие организации имеют право финансировать новаторские проекты в области военной медицины.

— Но как убедить их в необходимости вложений? — спросил главный лекарь.

— Очень просто. Представить им подробный отчет с цифрами и фактами. За неделю эксперимента смертность в третьей палате составила ноль процентов против обычных пятнадцати. Срок выздоровления сократился в среднем на три дня. Если перевести это в деньги…

— Любопытно, — Энгельгардт наклонился ближе. — И во что это превратится?

— Экономия на лекарствах — тридцать рублей в месяц. Более быстрое выздоровление означает, что каждую койку можно использовать чаще, это еще сорок рублей условной экономии. Плюс снижение расходов на похороны… — Я делал быстрые подсчеты в уме. — В год госпиталь экономит не менее тысячи рублей. При первоначальных вложениях в двести.

— Впечатляюще, — кивнул полковник. — А как вы намерены представить проект благотворителям?

— С вашего разрешения, господин полковник, я готов выступить в офицерских собраниях Севастополя и Симферополя. Рассказать о системе, показать чертежи, продемонстрировать результаты. Офицеры сами видели ужасы госпитальной жизни, они поймут важность дела.

Беляев задумчиво покусывал губу:

— А что касается «Общества попечения»… Там ведь нужны связи, рекомендации…

— Они у нас есть, — уверенно ответил я. — Елизавета Петровна Долгорукова любезно согласилась помочь с составлением обращения к великой княгине. Ее семейство имеет влияние в столичных кругах.

— Долгорукова… — повторил Энгельгардт. — Это которая, родственница князя? Да, это серьезная поддержка. Но хватит ли одних рекомендаций?

— Не одних, господин полковник. К обращению приложим медицинские отчеты, чертежи системы, расчеты экономической эффективности. И еще пригласим представителей Общества лично осмотреть результаты эксперимента.

Полковник долго молчал, обдумывая предложение. Наконец произнес:

— Капитан, ваш план имеет логику. Но он требует времени и усилий. Готовы ли вы взять на себя организацию всего этого дела?

— Готов, господин полковник! — воскликнул я. — Более того, предлагаю действовать по двум направлениям одновременно. Пока я объезжаю офицерские собрания, Елизавета Петровна поможет подготовить обращение в Петербург.

— А если не удастся собрать нужную сумму? — спросил Беляев.

— Тогда начнем с малого, — ответил я. — Оборудуем еще одну-две палаты на собранные средства. Результаты заговорят сами за себя, и деньги на продолжение найдутся.

Энгельгардт кивнул:

— Разумно. Хорошо, капитан, даю вам месяц. Если за это время соберете хотя бы половину нужной суммы, поддержу ваш проект официально. Составлю рапорт в военное министерство о перспективном нововведении.

— Благодарю, господин полковник! — Я едва сдерживал радость. — Не подведу!

— А я распоряжусь, чтобы вам предоставили необходимые документы для выступлений, — добавил он. — Справки о результатах эксперимента, рекомендательные письма… Дело того стоит.

Беляев спросил:

— Господин полковник, а что если вышестоящее начальство спросит, откуда в госпитале взялись частные деньги?

— Василий Порфирьевич, — усмехнулся Энгельгардт, — а мы им честно ответим: от людей, которые заботятся о здоровье русских солдат больше, чем иная казенная контора. Думаю, такой ответ будет понятен любому разумному человеку.

С этими словами он направился к выходу, оставив нас в состоянии восторженного возбуждения. План был составлен, перспективы обозначены. Оставалось только превратить слова в дела.

Глава 6

За пределами госпиталя

Впервые за долгие недели госпитального заточения я переступил порог того мира, который некогда именовался героическим Севастополем. То, что предстало моим глазам, могло бы повергнуть в уныние любого, кроме разве что археолога, изучающего древние развалины.

Весенний ветер с моря нес запахи йода, гниющих водорослей и того особенного духа разрушения, который остается после больших сражений. Город лежал перед морем словно побитый великан.

Кое-где торчали обломки стен, кое-где зияли воронки от бомб, а между ними, как грибы после дождя, выросли временные постройки из досок и парусины.

Улица, по которой я шел к офицерскому собранию, некогда носила гордое имя Большой Морской. Теперь же от ее былого великолепия сохранились лишь отдельные здания, да и те основательно потрепанные неприятельскими снарядами.

Особняк адмирала Корнилова стоял без крыши, зато его окна аккуратно заложены кирпичом. В доме генерала Хрулева разместилась французская торговая контора. Над входом развевался трехцветный флаг, а у ворот сновали местные мальчишки, предлагавшие услуги переводчиков.

Но более всего поражала бухта. Там, где еще год назад гордо стояли линейные корабли русского флота, теперь торчали из воды мачты затопленных судов, словно кресты на морском кладбище.

«Двенадцать апостолов», «Святослав», «Храбрый», все эти корабли со славными именами покоились на дне, принесенные в жертву военной необходимости. А между ними сновали английские и французские пароходы, нагруженные товарами для восстановления города.

— Александр Дмитриевич! Батенька мой!

Я обернулся на знакомый голос и увидел Павла Мещерского, который направлялся ко мне с той стороны, где некогда высились укрепления Малахова кургана. Выглядел он куда лучше, чем в госпитальные дни. Рука зажила, лицо приобрело здоровый румянец, а в глазах снова появился тот веселый огонек, который я помнил по академическим временам.

— Павел! — обрадовался я. — Когда выписался?

— Да уж неделю как на свободе, — отвечал он, пожимая мне руку здоровой десницей. — А ты что, в город по делам? Или просто воздухом подышать вышел?

— По делам, — ответил я. — В офицерское собрание направляюсь. Есть один проект, хочу товарищам рассказать.

Мещерский заинтересованно поднял бровь:

— Проект? Какой такой? И где ты его взял, позвольте осведомиться?

Пока мы шли к зданию бывшего Дворянского собрания, одному из немногих, уцелевших после бомбардировок, я рассказал ему о системе вентиляции, о результатах эксперимента, о необходимости найти деньги для продолжения работ.

— Вот тебе и наш тихий инженерчик! — восхищенно покачал головой Павел. — А я-то думал, ты только чертежики рисовать умеешь. Оказывается, и дело настоящее затеял.

Мы миновали площадь, где когда-то стоял памятник адмиралу Ушакову. Сейчас на его месте красовалась куча строительного мусора, а рядом трудились артели каменщиков, судя по говору, местных татар. Они восстанавливали фундамент под какое-то новое здание, работая споро и весело, несмотря на мартовскую прохладу.

— А настроения в офицерской среде какие? — поинтересовался я. — Поддержат мою затею или пошлют подальше?

— Настроения… — Мещерский замялся. — Знаешь, Александр, народ у нас теперь какой-то особенный. С одной стороны, все понимают: надо что-то менять. Война показала наши недостатки слишком ясно. С другой стороны, боятся. Начальство не любит инициативы, а карьеру портить никто не хочет.

Мы свернули в переулок, где между развалин ютились временные лавчонки. Торговцы предлагали самый разнообразный товар, от английских консервов до трофейных французских сабель. Особенно бойко шла торговля спиртными напитками: портвейн из осажденных запасов, французский коньяк, английский виски. Видимо, желание забыться после пережитых ужасов было общим для всех жителей.