Наследник 4 (СИ) - Шимохин Дмитрий

Я спешился, чувствуя, как дрожат ноги от напряжения, подошел к тому месту, где лежал Дмитрий. Рядом уже стоял дед Прохор и дядя Олег, их лица были мрачны и усталы.

— Мертв? — спросил я.

Глава 7

Глава 7

— Жив… — выдохнул дед Прохор с изумлением, глядя на распростертое тело Дмитрия. — Но плох, ох, плох… Рана на голове страшная….

Я застыл. Жив⁈ После такого удара саблей по голове? В голове царил сумбур. Мы только что рубились насмерть, проливали кровь — за него, за царя Дмитрия Иоанновича.

«И что мне теперь делать?» Мысль, быстрая и холодная, как змея, скользнула в сознание: «Может, добить? Пока никто не видит… Свалить все на Шуйского. Ведь он и так его ударил…»

Я огляделся. Мои люди и стрельцы — все смотрели на меня, на раненого царя. Их лица были покрыты грязью и кровью, в глазах застыло напряженное ожидание.

Нет, слишком много глаз. Да и не по-княжески это. И потом… он ведь и так, похоже, не жилец. С такой-то раной… Пусть судьба сама решает, а если что, я помогу!

«Но я это сделал! Шуйский не станет царем, да и Дмитрий, хоть и жив, но история уже изменилась. Может, и смуты не будет. Но точно еще ничего не кончено».

— Он жив, — громко, стараясь придать голосу твердость, произнес я скорее для себя, чем для окружающих. — Государь ранен, но жив!

— А-а-а! — тут же разнеслись радостные, хотя и немного растерянные крики среди тех, кто был поближе.

Площадь, только что бывшая ареной смертельной схватки, на мгновение замерла, а затем снова взорвалась гулом голосов. Стоны раненых смешивались с выкриками победителей и испуганными возгласами тех, кто еще не понял, что произошло. Воздух был тяжел от запаха крови, пороховой гари и пота.

Нужно было брать ситуацию в свои руки, пока растерянность и сумятица не переросли в новый хаос. Шуйский хоть и бежал во дворец, но там у него еще могли быть силы.

— Олег! Поздей! — крикнул я. — Собрать бойцов! Шуйский укрылся во дворце! Не дать ему уйти! Возьмите с собой пару десятков стрельцов, кто покрепче! Вперед! Двери там, кажется, настежь остались после его бегства! Еще царицу Марину бы найти. Жива ли она? Да царские регалии, а то сопрут, поди, еще! — хмыкнул я, хотя на душе было совсем не до смеха. Усталость от боя и от напряжения давали о себе знать.

Дяди, переглянувшись, коротко кивнули и тут же начали собирать людей для погони. Гул голосов и лязг оружия показали, что мои воины готовы к новому броску.

Я повернулся к стрельцам, что сгрудились неподалеку, растерянно глядя то на меня, то на раненого царя. Они все перемешались и уже нельзя было понять кто встал на мою сторону, а кто за Шуйского или вообще в стороне от боя.

— Кто у вас старший? Сотник?

Из толпы, прихрамывая, выступил дюжий стрелец.

— Видимо я, княже. Полусотник Афанасий. Что прикажешь?

— Приказываю, Афанасий, — кивнул я. — Во-первых, охранять государя. Поставить вокруг него десяток и никого не подпускать. Деда, — обратился я к Прохору, — присмотри тут, чтоб все было как надо. Во-вторых, Афанасий, немедленно организовать сбор раненых и убитых. Наших и верных царю — отнести к стене Архангельского собора. Предателей и людей Шуйского — в другую сторону. Да смотрите, не перепутайте!

Стрелецкий полусотник кивнул.

— Будет исполнено, князь Андрей Владимирович! И еще! — остановил я его. — Лекаря! Срочно нужен лекарь! Разыщите немедля! И не одного, если получится! Раненых много, им помощь нужна! — Я обвел взглядом площадь, заваленную телами. Горечь снова подступила к горлу. Цена этой победы была слишком высока. А раненый царь… он был сейчас скорее обузой, чем символом власти. Но я сделал свой выбор!

Пока дядья с отрядом скрылись в арке, ведущей во внутренние дворы дворца, и площадь начала понемногу оживать под командами стрелецкого полусотника, я подошел ближе к Дмитрию. Он лежал без сознания, лицо его было бледным, с синевой у губ. Дыхание едва заметно. Сердце почти замерло. Да, похоже, долго он не протянет. И что тогда? Смута, безвластие… или мой шанс? Голова шла кругом. Нужно было думать, решать. Но сначала — покончить с Шуйским. И найти лекаря.

Тут же все закружилось в движении, я же присел на какой-то камень, пытаясь унять дрожь в руках и собрать мысли, думал, что еще сделать надо и что я мог упустить, а вокруг стонали раненные и лежали мертвые.

«Так, на ворота Кремля караулы надо поставить, чтобы никто не убег и вести раньше времени не разнесли», — мелькнула дельная мысль.

— Эй, Афанасий! — закричал я, оглядывая толпу.

— Туточки я, княже, — спустя пару минут вырос он рядом со мной, уже без оружия, руководя уборкой тел.

— На все кремлевские ворота по десятку выставь, никого не пускать и тем паче не выпускать без моего слова. За этим пусть следит… — И я на секунду задумался, кого бы поставить главным. Взгляд мой упал на Матвея Григорьевича Волынского, который с сыновьями и остатками своей небольшой свиты держался поодаль, но с явным интересом наблюдал за моими распоряжениями.

— Матвей Григорьевич Волынский будет головой, он человек опытный, воеводой в Пскове был, — решил я и указал на него пальцем.

Он сидел на земле рядом с сыновьями. Младший был ранен, рука висела плетью. Волынский, хоть и выглядел изрядно потрепанным после недавней схватки, кивнул, принимая приказ. — Ответ держать передо мной! Да и кого пускать — разберешься, чай не младенчик! — добавил я уже ему лично, чтобы не расслаблялся.

Отдав распоряжения по караулам, я повернулся к своим союзникам, которые участвовали в бою на моей стороне.

Князья Одоевский и Хованский, только что вышедшие из этой кровавой мясорубки плечом к плечу со мной и моими людьми, тяжело дыша подходили ко мне. Их доспехи были забрызганы кровью — и своей, и чужой, — лица распалены боем.

— Вот же Иуда проклятый этот Шуйский! — прорычал Иван Никитич Большой Одоевский, с силой убирая саблю в ножны. — На государя помазанного… такое замыслить и содеять! В голове не укладывается! А ты, князь Андрей, — он смерил меня взглядом, в котором смешались усталость, уважение и некоторая растерянность, — если бы не ты да не полк твой, не знаю, чем бы все это кончилось. Ты один не дрогнул!

— Государь… как он? — обеспокоенно спросил Иван Андреевич Хованский, подходя ближе и заглядывая в сторону, где дед Прохор и мои воины образовали живой щит вокруг раненого Дмитрия.

— Плох, княже, очень плох, — ответил я, голос мой был хриплым. — На голове рана страшная, да и других хватает. Едва дышит. Но он жив. Однако нам нужно не допустить смуты в городе. Пока неясно, кто еще за Шуйского, этого пса смердящего, встанет.

Я обвел их тяжелым взглядом.

— Иван Никитич, Иван Андреевич! Вы видели все своими глазами. Вы сейчас нужны как никогда. Берите своих людей, кто еще на ногах, и немедля объезжайте всех бояр из Думы, кто не здесь оказался, да всех глав приказов! Махом их сюда! Пусть видят, что произошло и кто стоит за правое дело! И главное — о случившемся пока ни слова лишнего! Только то, что изменник Шуйский покусился на жизнь государя, но был отбит верными людьми во главе с князем Старицким. И что государь жив. Понятно? Чтобы паники не было, и слухи не поползли раньше времени. Надо город утихомирить, стрельцов под руку взять, а после уже и объявлять!

Одоевский и Хованский переглянулись. Они понимали, что я, по сути, беру на себя управление ситуацией, и, похоже, не возражали — альтернативы сейчас не было, да и мой решительный отпор Шуйскому произвел на них впечатление.

— Мы все поняли, Андрей Володимирович, — твердо ответил Хованский.

— Ты прав, медлить нельзя. Положись на нас.

— Да поторопитесь! — напутствовал я их. — От вашей расторопности сейчас многое зависит!

Когда они, отдав команду своим уцелевшим людям, поспешили выполнять мой приказ, я снова подозвал полусотника Афанасия.

— Афанасий! — Голос мой звучал хрипло от крика и напряжения.