Инженер Петра Великого 11 (СИ) - Гросов Виктор

Во дворце нас встретила ослепительная Зеркальная галерея. Солнечный свет, тысячекратно отражаясь, заливал пространство. Петр ахнул. Проходя мимо, я демонстративно поежился и потер озябшие руки.

— Холодно, Государь, — снова шепотом. — Как в каменном погребе. Наши-то избы, курные, а теплее будут. Сколько же дров уходит, чтобы этот ледник протопить… да все без толку.

Петр, и сам ощутивший холод, идущий от огромных окон, бросил на меня понимающий взгляд. Восхищение блеском позолоты начало тускнеть. Привыкший к жарко натопленным голландским домам, он ощутил всю непрактичность этой гигантской, холодной красоты.

Последний удар я нанес в роскошных коридорах, увешанных гобеленами.

— Странно, Государь, — пробормотал я. — Дворец огромен, народу — тысячи. А куда они все… по нужде ходят? Неужто в парк бегают?

Петр замер и принюхался. И тут до него донесся едва заметный кисловатый запах, который французы отчаянно пытались забить тоннами духов. Он посмотрел на меня сузив глаза. Я лишь развел руками.

Точечные уколы достигли цели. Восторг в глазах царя сменился трезвым инженерным анализом. Чудо на его глазах превращалось в гигантский, неэффективный и неудобный механизм.

Экскурсия продолжалась, но Петр больше не восхищался. Он задавал вопросы: короткие, деловые, по существу. Сколько людей обслуживает парк? Каков расход свечей в неделю? Где расположены кухни и как долго несут блюдо к королевскому столу? Французы, гордые своим творением, с готовностью отвечали, не замечая подвоха. Они хвастались цифрами, а Петр в своей голове уже складывал дебет с кредитом.

Вечером, в отведенной нам резиденции, он был молчалив. Сидел над планами Версаля, любезно подаренными Людовиком, хмурился и что-то черкал на полях. Я сидел неподалеку, вслушиваясь в какую-то сплетню, которую рассказывал Меншиков.

В самый нужный момент в кабинет, предварительно постучав, вошла Анна.

— Государь, прошу прощения, — сказала она с самым серьезным видом. — Пришли любопытные донесения из Парижа касательно расходов на содержание сего великолепия.

Она положила перед ним бумагу. Петр взял, пробежал глазами. Его брови медленно поползли на лоб. Долго смотрел на столбец цифр, потом на планы, потом снова на цифры. Не говоря ни слова, он аккуратно сложил лист и сунул в карман.

Контрольный выстрел. Теперь он смотрел на всю эту позолоту фонтанов другими глазами.

Моя диверсия сработала. Кажется, казна Империи была спасена.

На следующий день проходил приветственный прием на главной террасе Версаля. Внизу, в мягком свете заката, раскинулся грандиозный партер, уходящий к Большому каналу — гипнотическое зрелище тысяч струй, взмывающих в небо и ловящих последние лучи солнца, превращая воду в жидкое золото.

Опершись на мраморную балюстраду, Петр молчал. Его задумчивый вид был для меня сигналом победы. Мои «инженерные уколы» и цифры Анны сработали. Он увидел цену, всю непрактичность этого рукотворного чуда. Угроза строительства «русского Версаля» миновала.

— Да, генерал, — вдруг нарушил молчание Петр, поворачиваясь ко мне. — Ты прав был. Халтура.

Я с трудом сдержал улыбку облегчения. Сработало.

— Воды им вечно не хватает, — продолжил Петр. — Фонтаны, ишь ты, по команде включают, как солдат на плацу. Зимой во дворце холод собачий, летом — воняет, как в захудалой казарме. А жратву королю несут за версту, пока она в ледышку не превратится. Все не по-людски. Не по-инженерному.

Он смотрел на меня с опасным огоньком. Мне стало неуютно. Я уже хорошо знал Государя.

— Красиво, спору нет. Зато бестолково. Ты, я вижу, во всех этих фонтанных хитростях и дворцовых неудобствах разобрался получше ихних архитекторов. Вон, даже Ленотр энтот, — он кивнул в сторону французского инженера, — на вопросы твои отвечал, как школяр.

Сделав паузу, он обвел тяжелым взглядом свою свиту и стоявших поодаль французов во главе с Людовиком, который с вежливым любопытством наблюдал за нами.

Внезапный удар по плечу едва не сбил меня с ног.

— Посему, так! — его голос загремел над террасой, заставив всех вздрогнуть и обернуться. — Раз ты, генерал, все ошибки видишь, тебе и исправлять! Сделаешь мне лучше!

Я застыл. Воздух застрял в легких.

— Что сделать, Государь? — выдавил я из себя.

— Дворец! Резиденцию! — он развернулся лицом к Людовику, к де Торси, ко всем, обращаясь уже не ко мне, а к Европе. — Смотри, Смирнов! Вода у нас будет бить так, чтобы земля дрожала! Все разом! И зимой не замерзнет, придумаешь как! И тепло! Чтобы в одной рубахе по залам ходить можно было! Вот это будет дворец! А не эта золоченая изба!

Его слова, подхваченные эхом, разносились над садами Версаля. Публичный, неотменяемый приказ.

— Мы построим свой сад, — он посмотрел на Людовика, в его взгляде читалось мальчишеское приглашение к состязанию. — Лучше! Мы докажем, что русский ум и русская мощь способны на большее: мы создадим красоту, какой еще свет не видывал! Это будет красота, основанная на разуме и расчете, — торжество инженерной мысли!

Старый лев Людовик не обиделся. Напротив, на его губах появилась тонкая, понимающая улыбка. Он оценил этот варварский и искренний порыв, узнавая в молодом гиганте себя в юности.

— И ты, генерал Смирнов, — Петр снова повернулся ко мне и ткнул в меня своим огромным пальцем, будто пригвождая к месту, — будешь за все в ответе! Лично! Назначаю тебя главным архитектором и строителем сего проекта!

Рядом тихо охнул Нартов, похоже, он уже пытался объять масштаб задачи и отключался.

— Не посрами, генерал! — закончил Петр, уже направляясь к Людовику.

Он ушел, оставив меня на террасе, оглушенного и раздавленного. Вокруг все шумели, восхищаясь дерзостью русского императора. А я смотрел на эти дурацкие, внезапно ставшие ненавистными фонтаны и уже прикидывал. Насосы, трубы, акведуки, целая новая отрасль гидравлики с нуля. Тысячи рабочих, снятых с заводов и верфей. Горы денег. Да у меня на Урале все встанет из-за этой блажи! Он же всю казну, которую мы с таким трудом наполняли, в эти чертовы брызгалки зароет, уверен и Компанейские деньги возьмет.

Отлично. Сэкономил казне миллионы, чтобы тут же получить приказ потратить в десять раз больше. Гениальная многоходовочка, Петр Алексеевич. Браво.

Глава 6

Когда версальский ураган отгремел, за тяжелой дубовой дверью осталась вся позолоченная суета, ритуальные улыбки и напудренные парики. В личном кабинете Людовика воздух был другим — настоявшимся на запахе старой кожи и сургуча. Нас осталось четверо: два монарха, я и маркиз де Торси, застывший у кресла своего государя, словно изящная фарфоровая статуэтка, готовая в любой момент ожить и заговорить на безупречном русском. Пользуясь моментом, я уставился на мерно потрескивающий огонь в камине, стараясь унять раздражение тем, что не получилось «отменить» Петергоф.

Пётр, склонявшийся над громадной картой Европы, расстеленной на полу, вдруг тяжело выдохнул. Его неуемная энергия, гнавшая его по садам, улеглась, сменившись сосредоточенной усталостью.

— Ты, брат Людовик, не король, — в тишине кабинета его бас прозвучал неожиданно глухо. — Ты великий строитель. Я на болоте город ставил, людей через колено ломал. А ты… ты само болото заставил плясать под свою дудку. Глядя на твои каналы, я не о красоте думал, а о тысячах кубов земли, что твои мужики на тачках вывезли. Вот это воля. Это я понимаю.

Уже немного понимая французский, который я начал учить с Дюпре, я отметил виртуозность, с которой де Торси, чуть склонив голову, почти беззвучно перевел эту тираду, заменив грубое «ломал через колено» на более изящное «направлял твердой рукой». Дипломатия в действии.

Слабая, печальная улыбка на тонких, почти пергаментных губах Короля-Солнца говорила, что он ждал именно этих слов.

— Воля, мой друг, — его голос был чуть скрипучим, — самое тяжелое бремя. Ее приходится защищать каждый день. Отнюдь не от врагов за границей — с теми все ясно. От тех, кто целует тебе руку. От собственного двора.