Мой страж тяжело вздохнул: видимо, воспоминание детства у него не из приятных.
Не даю ему снова впасть в прострацию и открываю дверь.
— Так что ты, Гуруш, стоишь⁈ Веди! Куда там меня позвали⁈
* * *
Впереди с масляным светильником в руке шагает Гуруш, за ним — держащая меня за руку Барсина, и последним — не умолкающий ни на секунду Мемнон.
Вот и сейчас, в который уже раз, он начал распространяться о своих сомнениях.
— Не нравится мне все это, госпожа! Зачем Пердикке звать нас в Восточное крыло? Оно давно уже пустует.
Не оборачиваясь, Барсина бросает на ходу:
— Значит, он хочет поговорить с нами без свидетелей!
— О чем ему с нами говорить? — вздыхает в ответ Мемнон, но Барсина лишь прибавляет шагу и еще крепче сжимает мою ладонь.
Через мгновение она все же отвечает:
— А что, если он хочет сделать моего мальчика царем!
«Господи! — удивляюсь я про себя. — Откуда в этой женщине столько наивности!»
По сопению Мемнона за спиной я понимаю, что он думает примерно так же.
Несмотря на то что никто ей не возразил, Барсина продолжила, словно бы оправдываясь:
— А что⁈ Мой мальчик — сын Александра, и на сегодняшний день единственный законный наследник. У этой стервы Роксаны, помоги мне всемогущая Анахита, еще может родиться девочка, а других наследников нет.
Я не рассказывал ей о ночном совещании главных военачальников Александра и об их решении. Она, скорее всего, набросилась бы на меня с упреками, да и вообще мне как-то не пришло в голову делиться с ней информацией. Сейчас же я думаю, что зря!
«Глядишь, она не тащила бы меня бог знает куда по темным коридорам!» — бурчу про себя, еле поспевая за ее быстрым шагом.
В любом случае теперь уже поздно что-то менять.
«Пусть еще потешится мечтами! — бросаю добродушный взгляд на целеустремленный профиль своей „мамочки“. — Пусть горькая доля избавить ее от иллюзий достанется Пердикке!»
В отличие от Мемнона, мне все равно, кто нас вызвал, и его нытье уже порядком поднадоело.
«Пердикка или кто другой — какая ему разница⁈» — мысленно отвечаю на очередное ворчание советника.
А тот все не унимается:
— Нет! Определенно здесь что-то не то! Почему пришел не посыльный Пердикки Галлий, а какой-то незнакомый раб? Восточное крыло, неизвестный гонец, и вообще такие просьбы оформляются письменно, а тут…
— Да заткнись ты, наконец! — не выдержав, огрызнулась Барсина и еще прибавила шагу. — Потерпи, сейчас придем и во всем разберемся.
Длинный коридор наполнен мраком, несмотря на белый день. На всем протяжении нет ни одного окна, и мы шагаем как в подземелье. Только два масляных светильника освещают нам дорогу: один впереди у Гуруша и второй у Мемнона.
Еще несколько минут мы идем в полной тишине, пока не упираемся в закрытую дверь. Гуруш хватается за ручку, и его тщедушных усилий едва хватает на то, чтобы открыть тяжелую створку.
После темноты коридора нас встречает яркий солнечный свет, и, прищурясь, я закрываю глаза рукой. Чуть попривыкнув, отвожу ладонь и вижу большой, наполненный светом зал.
Высокие стрельчатые арки, представляющие одну из стен, открывают доступ солнцу и дневному жару. После темного коридора и запаха холодной пыли пропитанная ароматами цветов комната кажется настоящим раем.
Диссонансом в этом раю звучит гневный голос Барсины:
— А вы что здесь делаете⁈
Только сейчас замечаю, что мы здесь не одни. В зале есть еще две молодые женщины. Присматриваюсь и отмечаю, что они очень похожи на мою «мамочку» своей яркой восточной красотой: такие же густые черные волосы, точеные черты лица и пышные формы.
Они, явно, в замешательстве, и, похоже, так же как и мы, совсем не ожидали нас здесь увидеть, но Барсина этого не замечает.
— Статира, Парисатида! — повышает она голос. — Я еще раз спрашиваю вас, что вы здесь делаете⁈
«Статира, Парисатида! — повторяю за Барсиной эти женские имена и чувствую, как у меня по спине побежала капля холодного пота. — Это же те две жены Александра, которые были убиты Роксаной сразу после того, как их муж отошел в мир иной!»
В памяти сразу же всплывает все, что я знаю о них.
«Это дочери персидских царей Дария III и Артаксеркса III. На обеих Александр Македонский женился буквально за год до смерти. Тогда была грандиозная свадьба: он переженил полсотни своих друзей на представительницах высшей персидской аристократии. Можно сказать, объединение наций через постель!»
Теперь мне стали более понятны подозрения Мемнона, и я уже по-новому взглянул на сияющий от солнечных лучей зал. В этом свете он показался мне совсем не похожим на рай, а скорее на пряничный домик ведьмы и подготовленную западню.
Дернув «мамочку» за руку, я вскинул на нее встревоженный взгляд:
— Пойдем отсюда скорее!
Увлеченная разборкой с соперницами, та даже не обратила на меня внимания!
«Вот она, трагичная участь ребенка! — выдыхаю со злым сарказмом. — Никто не воспринимает его всерьез!»
Три женщины на повышенных тонах выясняют отношения, и высокие своды зала еще более усиливают невыносимый женский крик.
Нервозно озираюсь вокруг. Пока никого!
Успеваю подумать: «Может, пронесло?» — но тут же вижу, что нет!
С трех разных входов появляются мрачные типы в тяжелых, явно не по сезону, одеждах. Шерстяные халаты, остроносые сапоги, а на головах что-то наподобие чалмы. Так в Вавилоне никто не одевается, а у греков и македонцев вообще минимум одежды на теле.
«Откуда эти черти взялись⁈» — спрашиваю сам себя, и мое удивление разрешает вошедшая в зал беременная женщина.
Она в тончайшем шелковом халате, а на голове что-то вроде турецкой фески с жемчужной сеткой, в которой уложены тяжелые черные локоны.
«Роксана! — без всякого сомнения определяю вошедшую. — Бактрийская принцесса!»
Во всем облике этой женщины и ее приспешников чувствуется среднеазиатский налет, позволяющий мне без сомнений определить, кто она. Здесь, в Вавилоне, только Роксана и ее свита, сохраняя верность своей далекой горной стране, упорно одевались так по-восточному вычурно, отказываясь от греческих хитонов и сандалий.
Персидские царевны и Барсина не сразу заметили присутствие чужаков, а когда увидели, то ужас исказил их лица. Царевны бросились к выходу, а моя «мамочка», надо отдать ей должное, растопырив руки, закрыла нас с Мемноном собой.
Все три выхода из зала были уже заблокированы, и бактрийцы мгновенно поймали беглянок. Без всякого пиетета они схватили персиянок за волосы и бросили к ногам Роксаны.
Есть такое выражение: «злоба исказила его лицо до неузнаваемости». До сего дня для меня это было просто выражение, но сегодня я увидел его воочию.
Роксана подошла к лежащим и молящим о пощаде женщинам, и ее красивое лицо в этот момент превратилось в маску чудовищного демона. Ненависть, злоба и жажда крови извратили черты ее лица настолько, что она стала походить больше на монстра, чем на женщину.
Обе персидские царевны, увидев такое перевоплощение, отчаянно завыли, предчувствуя свой конец, а Роксана с каким-то сладострастием провела ладонью по горлу, показывая своим палачам: «Мол, кончайте».
Сверкнуло лезвие ножа, и вырывающий душу женский визг затих. Вокруг двух тел начала быстро расползаться бесформенная кровавая лужа, а Роксана хладнокровно стояла на месте, пока текущая кровь не тронула носков ее туфель. Лишь после этого она повернула голову и уставилась на нас бездушными глазами маниакального убийцы. Храня на лице все ту же жуткую улыбочку, она двинулась в нашу сторону.
Я не мальчик Геракл, а повидавший виды капитан дальнего плавания, но тут, прямо скажу, душа у меня ушла в пятки, и все тело обмякло, как ватное. Страх полностью парализовал мою нервную систему настолько, что ни один мускул даже не дернулся в попытке сопротивления.
В свое оправдание могу сказать, что бежать, в общем-то, некуда, а в борьбе с двумя бугаями, стоящими за спиной, шансов у меня никаких.
