Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

— Ты? Директор? Чушь несёшь. Сколько раз говорил — анализ делай нормально, а ты опять лезешь в ерунду!

Раньше такие слова заставляли отступить, съёжиться, спрятать глаза.

Но теперь в ответ последовало другое.

— Меня? — прозвучало удивлённо, будто вопрос был задан самому себе. Лёгкий жест в сторону груди — невинный, почти детский.

Улыбка осталась мягкой, но в ней проскользнул холодок, как у человека, который смотрит на беспомощное животное, угодившее в ловушку.

— Ведь именно по вашему совету был найден лучший эксперт. Сергей Платонов известен алгоритмами прогнозирования «Чёрных лебедей». Он заранее предсказал рост акций Genesis Pharma, эпидемиологический всплеск Эболы, заработав доверие суверенных фондов и институциональных инвесторов. Все выводы — на основе его аналитики.

— Да когда это тебе говорили полагаться на один источник⁈

Но раздражение Десмонда уже ничего не решало.

Взгляд Джерарда поднялся прямо на него — спокойный, ясный, и от этого ещё более опасный.

И следом прозвучал вопрос, пропитанный ускользающей вежливостью, за которой угадывался нажим:

— Значит, дядя, вы выступаете против моего предложения?

Глухое, почти звериное чувство внутреннего приказа звучало одно: «Ни в коем случае нельзя проиграть.»

Пальцы сами сжались так сильно, что костяшки запищали тонким давлением, будто жаловались на напряжение. В груди стучало что–то горячее, плотное, напоминающее удар молота по броне.

Голос Сергея Платонова всплыл в памяти с такой ясностью, будто стоял рядом, и от его спокойного тембра по позвоночнику прокатился прохладный ток.

— Самая большая беда здесь — система, которую выстроили твои дяди, — говорил он когда–то.

— Берут награду, когда всё идёт хорошо, и спихивают ответственность, когда дела проваливаются.

В тех словах тогда не услышалось ничего нового — ситуация была понятна давно. Не в незнании дело было… а в невозможности сдвинуть этот прогнивший механизм. Шестерёнки, смазанные выгодой, крутить было невозможно.

Но Сергей Платонов предложил путь.

«Ставка.»

Когда прозвучало это слово, мир будто качнулся — воздух в груди на миг застыл, как при резком торможении. Но Сергей продолжил так уверенно, будто говорил о вещи самой естественной на свете:

— Нет ничего справедливее ставки. Есть чёткий исход и есть заранее обозначенная награда.

С самими дядями… спорить на такую вещь? Смешно. Невероятно. Почти безумно. Система, в которой они сидели, приносила им одни сплошные плюсы. Какие такие ставки? Зачем им рисковать?

Но Платонов произнёс ещё одну фразу — ту, что перевернула всё:

— Вспомни, зачем пошёл на спор со мной. Тебя же никто не заставлял. Вспомни настоящую причину.

И тут внутри стукнуло понимание. Тогда, в тот момент… всё произошло лишь потому, что Сергей вёл себя нестерпимо самоуверенно. Даже под прицелом пистолета говорил так, будто контролировал всё вокруг. Изворотливый язык, спокойный взгляд — и желание заткнуть его вырывало изнутри как кипяток.

Как только память дотянулась до самого корня того импульса, стало ясно, чего хотел добиться Сергей.

И от этой ясности захотелось немедленно возразить, отпрянуть, отказаться — невозможно же так вести себя перед собственными дядями! Но Платонов лишь улыбнулся тогда мягко, почти понимающе:

— Если страшно, никто не заставляет. Можно ведь и разоблачение устроить…

Эти слова обожгли хуже пощёчины. Пришлось поспешно sputаться:

— Н–нет! Не то имел ввиду!

И пришлось идти его дорогой.

Так появилась наглая, бесстыдная манера разговора, скопированная с Платонова до последнего оттенка. Так появилась идея использовать обвал китайского фондового рынка — «Чёрного лебедя» — чтобы попросить кресло генерального. Кто бы мог подумать, что всё сработает настолько легко.

Теперь даже странно вспоминать, как много было сомнений вначале. Стоило лишь попробовать — и тревога испарилась, словно выветрилась сквозь открытое окно. Напротив… внутри начало подниматься горячее, необъяснимо приятное чувство.

«Неужели… нравится происходящее?»

Если так — значит, действительно есть то, что Сергей называл природным лидерством.

И вот оно, подтверждение: разъярённый крик дяди.

— Ты действительно рассчитываешь, что мы одобрим такую абсурдную просьбу⁈ Такие основания смешны!

Голос отразился в барабанных перепонках хрустким, злым треском — точно кто-то рвал толстую ткань.

В другой день ноги бы наверняка ослабли, сердце бы ударило в горло. Но не сегодня. Сегодня в уголках губ расцвела едва заметная, строгая и очень спокойная улыбка.

" Начал клевать."

Младший дядя повёлся. А ведь вся сила ставки в простом принципе: оставить человеку всего два пути — согласиться или отказаться. И заставить выбрать один из них, потому что уйти от выбора невозможно.

Чтобы ставка состоялась, нужно было загнать человека между двумя стенами, оставить перед ним лишь узкий проход: либо вправо, либо влево. Никаких иных выходов. И сейчас младший дядя сам шагнул в эту ловушку — так же естественно, как рыба следует за блесной, притягивающей блеском холодного металла.

Условие ставки сложилось.

Пришлось поднять взгляд, чувствуя, как напряжение тянет кожу на скулах, и мягко, почти вкрадчиво повторить вопрос, словно надавливая пальцем на только что раскрытую рану:

— Так, дядя, выходит, вы против моего предложения?

Ответ сорвался резким окриком, ударив по барабанным перепонкам, будто кто–то хлопнул дверью железного шкафа:

— Ты хватаешься за крайности, вот почему все называют тебя бездумным!

— Именно поэтому и нужны ваши советы, дядя. Как вы считаете… событие Чёрного лебедя произойдёт или нет?

Тишина.

Густая, тягучая, как смола, она на секунду повисла между ними, пахнувшая чем–то неприятно прогорклым — смесью сомнения и страха. Младший дядя не ожидал прямого вопроса. Потому что прямой вопрос оставлял две двери. Только две. И обе были опасны.

«Что он выберет?»

Если признать, что Чёрный лебедь придёт — придётся отдавать кресло генерального. Такого не случится ни за что.

Но если сказать, что не придёт… Значит, открыто объявить прогноз Сергея Платонова ошибочным. А предсказания Платонова уже не раз били в цель так точно, что казались почти мистикой.

Оставался лишь третий путь — отступить.

— Слишком важное дело, чтобы принимать решение поспешно. Нужно собрать мнения отраслевых экспертов, подумать…

Оттяжка.

Запах старого, затхлого ковра, оставшегося в комнате раз двадцать лет назад, будто бы стал сильнее — словно сама комната чувствовала попытку уклониться. Но Платонов заранее говорил, как обходить такие манёвры.

— Ставка должна лишить человека всех лазеек. Оставить только «да» и «нет». Буквально вынудить.

Пришлось шагнуть ближе, сократить расстояние, сделать голос чуть тише, чуть тяжелее, будто слова несли с собой собственный вес:

— Если бы времени было больше, тоже стал бы советоваться. Но по словам Сергея Платонова, даже двигаться сейчас — уже поздновато. Откладывать нельзя.

Надо было сжать время, сминая возможность раздумий, сделать так, чтобы сегодня казалось единственным днём. Но дядя усмехнулся, холодно, будто металлический нож прошёлся по стеклу:

— Неделя ничего не изменит.

— Это точно?

Пришлось произнести это почти шёпотом, но так, чтобы каждый звук ударил как камешек по воде — с кругами, расходящимися далеко.

И, удерживая взгляд дяди, как удерживают зверя на мушке, добавить:

— Если из-за этой недели мы упустим момент и не успеем предотвратить ущерб… вы возьмёте ответственность, дядя?

Слово «ответственность» прозвучало особенно тяжело — словно в воздухе щёлкнул металлический замок. Теперь отсрочка означала, что удар потом ляжет прямо на дядю Десмонда.

Его лицо дёрнулось.

— А ты хочешь перевернуть всё — от валютных прогнозов до распределения — полагаясь на слова одного человека? Если он ошибся? Если мы потерпим огромные убытки? Ты возьмёшь на себя ответственность?