Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

— Ты хочешь, чтобы… такое делалось? Совсем безумие!

Возмущение проскакивало, но лишь в перерывах между отработкой приёмов. Желание избежать пути огласки подстёгивало его куда сильнее жалоб.

Через два дня, когда последний раз проверялись выражение лица, голос, стойка, движения рук, даже то, как он моргает…

— А вот теперь готов.

Пришло время для первого серьёзного удара в его жизни.

Глава 4

Через два дня, в головном офисе Мосли, после изнурительной, почти звериной подготовки, кабинет наполнился мерной ходьбой: шаги Джерарда туда-сюда, будто пол под ногами раскалился. Тусклый свет лампы дрожал на лакированной поверхности стола, и в тишине слышалось только нервное поскрипывание его обуви.

До семейного совета оставалось каких-то тридцать минут.

Сердце у него билось так шумно, что гул отдавался в ушах. В горле — сухость, словно пыль цемента осела на слизистых.

«Справится ли…?»

Суть задания была понятной до боли. Нужно лишь повторить всё, чему учил Сергей Платонов.

Но одно дело — знать, и совсем иное — сделать.

Даже если актёр текст проглатывает наизусть, сцена всё равно подбрасывает свои ловушки. Голос дрогнет, рука дёрнется, выражение лица предаст.

В стекле панорамного окна мелькнуло отражение — бледный, напряжённый парень с глазами, будто припорошёнными тревогой. Резким движением Джерард ткнул пальцем в своё отражение, натягивая на лицо самую безобидную, чуть наигранную маску.

— Я?..

Выражение вышло слишком честным, слишком прямолинейным, без того тонкого раздражающего оттенка, который требовался. Он скривился.

«Пока как-то криво…»

Но отступать было нельзя. Пахнуло озоном, будто где-то хлопнула искра — так накалилось напряжение.

Сдаться означало одно: катастрофа обрушится быстрее, чем успеешь моргнуть.

«Есть же страховка… тот самый вариант с оглаской.»

Мысль о Сергее Платонове, о его мрачной ухмылке, пронзила голову как ледяной гвоздь.

«Может, ошибкой было впутывать этого безумца…?»

Жалость к себе поднялась мутной волной, но отступать всё равно было поздно. Да и чего ожидать? Безумным его многие называли. Но успешным — тоже.

Подумать только: парень стал легендой Уолл-стрит в возрасте, когда Джерард ещё ходил в университет. И сделал это с нулём на старте, всего за полтора года. Да, методы у него были резкие, порой на грани сумасшествия, но работать они умели. И это нельзя было назвать простой удачей.

Кроме того, в его словах была странная сила — неприятная, но цепляющая.

— Ты — лидер. Поступай согласно своей природе.

Лидер.

Это слово отзывалось огнём где-то под рёбрами, распирало грудь, будто там копилась жара.

И тут — Тук-тук.

Звонкий, резкий стук в дверь пробил тишину. Щекой шлёпнул холодок.

Дверь приоткрылась, и в кабинет вошла его мать. Её шаги были быстрыми, возмущёнными; туфли глухо стучали по ковролину.

Брови Джерарда дёрнулись к переносице — злость вспыхнула мгновенно. Он приказал секретарю никого не впускать. Но для старших это были только звуки, не правила.

— Что это ты устроил, даже не объяснив нам ничего нормально!

Во время подготовки с Сергеем Платоновым всякая связь, кроме рабочих звонков, была запрещена. Так что матери он отправил лишь короткое сообщение: «Всё хорошо, не волнуйся».

Судя по лицу, она не считала происходящее хоть сколько-нибудь «хорошим». Но времени было мало, и она перешла сразу к сути.

— Мне сказали, Бенедикт недавно вернулся из Китая.

Бенедикт. Сын младшего брата его отца, некогда кандидат в наследники, бывший операдиректор. Потом его откатили в стратегический отдел, оставив только должность, но забрав власть.

И не по причине виновности. Тогда компанию тряхнуло из-за массового отзыва продукции — кто-то сообщил, будто шоколад отравлен. И весь удар пришёлся на Бенедикта.

Скорее всего, подставил его старший дядя Джерарда.

И вдруг — поездка в Китай. И именно в тот момент, когда условием теста наследника стал план по китайскому направлению.

— Говорят, он отдыхал, но это чушь. Он поехал к директору филиала. Это ловушка.

Младший дядя явно собирался снова протолкнуть сына в гонку за наследование.

Но мать не успела договорить — дверь распахнулась, и в кабинет вошёл дядя Руперт, тяжёлый шаг, запах дорогого одеколона, чуть горьковатый.

— Думаю, тебе уже сообщили о Бенедикте.

Подтверждающий кивок матери Джерарда заставил Руперта повернуть взгляд в сторону племянника. В воздухе будто дрогнуло напряжение — тонкое, сухое, похожее на треск натянутой струны.

— На семейном совете представишь стратегию расширения сети брендовых магазинов в Китае, — произнёс Руперт, лениво, но с холодком.

Эта стратегия — давняя идея Руперта, десятилетиями вынашиваемая, как тяжёлый камень под сердцем. Поручить Джерарду озвучить её публично значило выставить его послушной марионеткой, дергающейся под чужими пальцами.

— Ответ?

Воздух в комнате будто стал суше. Разум подсказывал покорно склонить голову, как это всегда происходило раньше — по привычке, по традиции, по негласному правилу семьи.

Однако внутри, где-то глубоко под рёбрами, вскипела суровая, хриплая неприязнь:

«Да ни за что.»

Это чувство раньше казалось ребячьим упрямством, чем-то неприличным для наследника крупного рода. Но со слов Сергея Платонова становилось ясно — это не каприз, а природный отклик того, кто рождён вести за собой, а не ползти следом.

Теперь, когда эта мысль обрела отчётливый вкус — металлический, как кровь на губах, — уже невозможно было притвориться прежним покорным учеником.

— Это невозможно выполнить, — прозвучало спокойно, почти мягко.

— Значит, решил идти своим путём? Тем, о котором говорил? — Руперт сузил глаза, будто пытаясь разглядеть в племяннике что-то лишнее.

В его взгляде скользнула угроза — холодная, как лезвие, едва касающееся кожи. Но странное дело… ни дрожи, ни страха. Наоборот, лёгкость, будто кто-то разжал тугой железный обруч на груди.

Голос Сергея Платонова будто отозвался внутри, глухо, уверенно:

— Столкновения неизбежны, если хочешь стать лидером. Привыкни к ним. Научись получать удовольствие.

«Неужели… это действительно приносит удовольствие?»

Освобождение, расправляющее плечи изнутри, казалось почти опьяняющим.

— Думаешь, сидишь в этом кресле потому, что особенный? Следи за поведением, — процедил Руперт. Это звучало как предупреждение: один шаг в сторону — и тебя заменят кем-нибудь более удобным.

Но за угрозами слышалась пустота. И она резала слух.

Улыбка вышла уважительной, чуть склонённой, но внутри нее прятался тонкий стальной блеск:

— Конечно. Всегда благодарен, что был выбран среди стольких достойных кандидатов.

Повисла тягучая тишина. Почти осязаемая.

Фраза звучала скромно, но укол в ней был слишком точным: у Руперта просто не существовало лучшего варианта, и оба это знали.

— Если собираешься игнорировать мои слова, можешь забыть о поддержке. Перестану учитывать мнение Десмонда. Откажешься идти за мной — больше не стану защищать, — наконец бросил Руперт.

Обычно этих слов хватило бы, чтобы заставить Джерарда шагнуть назад. Но сегодня в груди не дрожь, а тихий, спокойный огонь.

Улыбка расправилась сама собой:

— Понятно. Позабочусь, чтобы больше не доставлять тебе хлопот.

Лицо Руперта перекосило, как будто его ударили словом.

Но внезапно появившийся блеск в глазах Джерарда был не страхом — чистым восторгом.

Истина звенела внутри, как удар колокола:

«Так и есть… настоящий лидер.»

В самом сердце штаб-квартиры «Маркиз», на верхнем этаже, куда доступ закрыт почти для всех, стояла тишина, напоминающая атмосферу храма. Здесь пахло дорогим деревом, старой бумагой и чем-то ещё — едва уловимым ароматом власти.

Двери, которые открывались только особым ключом, щёлкали одна за другой.