Деньги не пахнут 8 (СИ) - Ежов Константин Владимирович

Семейный Совет. Высший орган, решающий судьбу корпорации «Маркиз». Что-то вроде совета директоров, только закрытого, обвитого древними обычаями и семейными правилами.

Но решения их касались не только бизнеса. Там учитывалась честь рода, традиции, влияние в политике, кулуарные связи — всё то, о чём обычные акционеры даже не догадывались. Там решались вопросы, которые шёпотом обсуждали за закрытыми дверями, где воздух пах табаком, дорогим алкоголем и старой кожей кресел.

Право голоса делилось между прямыми и боковыми родственниками, а также попечителями семейного фонда. И вот тут — появлялась возможность.

— Значит, помимо дядьки, есть и другие обладатели голосов?

— Да. Но дяди всё равно самые влиятельные.

Ставить на них не стоило. По словам Джерарда, они сидели на своей власти, как блестящие вороны на троне, параноидальные и упивающиеся собственным могуществом. Такие не уступят добровольно.

В подобные моменты оставался один путь — небольшой переворот. Собрать остальных голосующих и протащить решение силой.

— Кто эти боковые родственники и попечители?

— Странные… — поморщилась Рейчел. — Такое словами не объяснить. Лучше увидеть.

«Странные», значит. Осторожное слово, чтобы не сказать «совсем ненормальные». Но плевать. Главное — найти способ склонить их поддержать Джерарда.

Само убеждение не пугало — в нём хватало опыта и умения прижимать людей к нужным углам. Проблема была в другом: где взять возможность? Вызвать всех по одному — бесполезно. Каждый будет тянуть время, отказывать, играть свои игры. Так вечно можно провисеть.

— Есть момент, когда они все собираются вместе?

— Ежеквартальное заседание совета… но туда никто посторонний не попадает.

Значит, путь туда закрыт.

Рейчел замялась, понизила голос:

— Есть ещё весенняя охота на лис…

Охота на лис?

«Охота на лис» оказалась вовсе не охотой. По словам Рейчел, всё это больше напоминало игру — старую, чуть вычурную забаву, где хмельной запах традиций смешивался с ароматом влажной весенней травы.

Лис никто не трогал. Пускали по следу натасканных гончих, а участники, разделившись на команды, должны были идти за собаками, прислушиваясь к далёкому лаю, к шорохам кустов, к хрусту веток под копытами.

Слова её ложились в уши как что-то непривычное, но любопытство зудело едва уловимым тепло-холодком под рёбрами. Что-то средневековое, будто старые гобелены оживали, раздувая пыль веков.

«Такое, значит, тоже сохранили…»

Когда-то доводилось считать себя человеком, познавшим жизнь верхушки общества, но подобная забава попадалась впервые. Наверное, традиция старая, родовая, тщательно прикрытая от чужих глаз.

Впрочем, важнее было другое.

— На охоту приходят и родня из «Маркиза», и попечители фонда.

Идеальная точка сбора для всех, кого в обычный день поймать поодиночке было бы мучением. А значит — место, где нужно обязательно оказаться.

Но на пути возник маленький, но противный крючок.

— Чтобы попасть на охоту, нужно, чтобы кто-то из деревенских жителей выступил хозяином и пригласил тебя. И придётся провести ночь в его доме.

Тон Рейчел выдал, что дело не такое уж простое.

— Может, ты пригласишь? — спросилось автоматически, хотя запах проблемы уже витал в воздухе.

— Не могу. Поместье записано на маму… Даже мне нужна её личная отметка, иначе меня туда не пустят. И переночевать у неё тоже придётся.

Стало ясно, что путь всего один: приглашение от матери Рейчел, Джуди.

Не так уж сложно добыть такое приглашение. Если сын натворит дел — мать прибежит сама. Значит, задача решаемая.

Разговор с Рейчел затянулся до пяти утра. Ночь пахла остывшим кофе, запотевшими окнами и лёгкой усталостью, что липнет к коже. Когда стрелки часов подползли к новой цифре, она попыталась растолкать Джерарда, собираясь увезти его домой. Перехват жестом — мягким, но уверенным.

— Пусть останется. Отвезу тебя сам.

— Но почему Джерард…?

— У него важная презентация.

Ранее Джерард говорил тихим, сбивчивым голосом: впереди встреча с дядьями, где нужно представить стратегию выхода на китайский рынок. Решение там примут такое, что либо дадут ему полномочия, либо закроют дорогу окончательно.

— Если там решают такие вещи…

Становилось понятно: семейный совет. Совещание через три дня. Один день уже утёк, остались два. Время истончилось до опасной плёнки.

Чтобы выжать из Джерарда нужный результат, его следовало держать рядом и гонять до упора, пока мозги не засветятся искрами.

Рейчел же озвучили другую, более спокойную версию:

— Помогаю ему составлять стратегию. Материала мало, если не посидим всю ночь — можем не успеть.

Правдоподобно прозвучало, Рейчел кивнула:

— Хорошо. Рассчитываю на тебя.

Разговор оказался невероятно плодотворным. Информация улеглась в голове ровно и звонко, будто выстрел стартового пистолета.

«Значит, нужно всего лишь заставить Джерарда устроить скандал?»

Именно на семейном совете, который состоится через два дня. Джерард должен был совершить поступок настолько громкий, чтобы это вынудило мать вмешаться и пригласить меня на охоту.

Разумеется, под «поступком» понималась не мелкая ошибка. Нет. Только прямой вызов власти дядей.

То, что вспыхнет ярко, громко и обязательно привлечёт нужный взгляд.

До семейного совета оставалось совсем немного, а Джерард уже однажды сорвался на крик перед своими дядями, выкрикнув что-то вроде: «Сам разберусь!» Но для задуманного замысла этого не хватало.

Хотелось от него не робкого всполоха, а настоящего взрыва. Вызывающего, громкого, такого, что оставит в воздухе запах пороха. Прямое публичное объявление войны — в тот самый миг, когда перед старейшинами рода стоит вся семья.

Чтобы хватило смелости на подобное, предстояло сначала разрушить старые путы.

Внутри Джерарда жил тонкий, липкий страх — след от многолетнего давления дядей, их искусно выстроенной газлайтинговой паутины. Человек, которого годами внушали его ничтожность, со временем перестаёт видеть собственный рост, словно стоит в комнате с кривыми зеркалами.

Из этой комнаты его следовало вытаскивать.

Запах утреннего кофе еле успел разлиться по кухне, когда по коридору прогремел резкий звук — будто кто-то опрокинул стул. В следующее мгновение, весь растрёпанный и бледный, из спальни вылетел Джерард. Глаза блуждали, дыхание сбивалось, будто он проснулся в чужом месте.

— Э… это… где… что произошло… — губы дрожали, слова сыпались, словно стеклянные осколки.

Похмельная мутность ещё держала его, но среди разорванных воспоминаний отчётливо выделялось одно — момент вчерашнего вызова дядям. Плечи у него резко опустились, голова склонилась, пальцы сжались так, что побелели костяшки.

Тяжёлое молчание заползло в комнату, как холодный туман.

Рука легла ему на плечо — неуверенно, но твёрдо, чтобы остановить разрастающуюся панику. Под пальцами кожа казалась натянутой, словно струна, готовая лопнуть.

— Случившееся уже случилось. Теперь важно другое — куда двигаться дальше.

Слова вышли ровно, будто отмеренные на аптекарских весах.

— Но… так неправильно. Нельзя было… не имею права… не достоин…

У Джерарда голос дрожал, словно сквозь него проходил ледяной ветер. В глазах стоял страх потерять всё — привычный статус, уважение, остатки семьи.

И в этот момент он был особенно уязвим. А значит — идеален для перезапуска.

Потому что единственный способ уничтожить чужой газлайтинг — погасить его собственным, более сильным, но направленным на восстановление.

Мир взглядов — вот что формирует человека. Мир его дядей делил всех на две касты: тех, у кого есть ценность, и тех, чья ценность зависит от чужого одобрения. И Джерард по привычке стоял во второй.

Теперь следовало предложить ему другую Вселенную.