— Всё, я готов! — наконец решился я и встал.
Казак по имени Пётр кивнул и повёл меня за собой. Выйдя из прохода, мы сразу окунулись в прохладу стремительно спускающихся на землю сумерек. Совсем недалеко от нас плескалась вода, а в самом подземелье мы ощущали это по большой влажности при приближении к выходу.
Выход вывел нас в заросший непролазными кустами взгорок, тщательно укрытый между полуразрушенными старыми стенами древнего форта, ныне заброшенного.
Все кусты, ранее непролазные, сейчас представляли собой изломанные колючие заросли, развороченные взрывами, выстрелами и ногами людей. Возле входа ничьих трупов не оказалось, как не оказалось их и дальше, зато ясно виднелась наскоро протоптанная тропа, по которой мы и двинулись вперёд, ориентируясь на шум плещущейся о берег воды Петровского залива.
Минут через пять, пройдя по тропе между редкими деревьями и кучами старого битого кирпича, мы внезапно попали на ровную площадку, что вела к пологому берегу. Здесь и застали последний акт разыгравшейся драмы государственного масштаба.
Глава 7
К Женевьеве в гости
От берега медленно отплывал небольшой, но быстроходный катер, без всяких знаков принадлежности к какому-либо флоту, хоть торговому, хоть военному. По нему вели огонь с берега казаки Улагая, с катера вяло отстреливались. Так продолжалось ещё с минуту, а затем на его корму вынесли крупнокалиберный пулемёт и, установив на носу, начали поливать берег огнём.
Сейчас я остро пожалел, что к снайперской винтовке закончились патроны, так не вовремя! И зачем я их все отстреливал? Надо бы пяток оставить на всякий случай, вот сейчас пригодились! Ладно, учту на будущее. На песке, в том месте, от которого отчалил катер, виднелось несколько черневших на его фоне тел, и, судя по одежде, это не казаки Улагая, а те, кто пытался уплыть.
Как назло, рядом не оказалось ни одного корабля правительственных войск, все они гонялись за другими вражескими яхтами и катерами. Исход из крепости оказался массовым и одномоментным, отсюда и возникли трудности с поимкой. Анархисты стремились быстро сбежать из Кроншлота, воспользовавшись любыми крысиными норами, которые оказались подготовлены заранее.
— Ложись! — крикнул мне Петруха, — сейчас наши с ними разберутся, недолго им припеваючи стрелять в ответ, жаль живьём не удастся взять.
— Почему? — опешил я, тем временем осторожно опускаясь на песок и прячась за большим камнем.
— Потому что приказ дали: никого не отпускать, либо в плен брать, либо в расход пускать любым доступным способом, а здесь они успели отплыть, только охрану вон растеряли, значит, не даст им Улагай уплыть. Вона кораблей наших нигде не видно. Уйдут они легко, не догнать опосля, даже с дирижабля не догнать. Катерок совсем махонький, да зато быстроходный. По такому трудно с дирижабля попасть, да ещё и лавировать он станет, а дирижабль что? Он ведь огромный, пусть даже самый новый, всё равно слишком неповоротлив, так что, только мы и никто кроме нас!
— А как его Угалай остановит, у нас ведь нет никого с боевым даром, и из оружия только обычные винтовки да револьверы с гранатами?
— А сейчас увидишь!
Я хмыкнул, выставив вперёд левую руку с зажатым в ней револьвером, и стал ждать, а события внезапно понеслись вскачь. Сначала сухо треснула выстрелом винтовка откуда-то слева, и пулемёт почти сразу захлебнулся. Затем в воздух взвились сразу несколько гранат, не долетев до катера, они плюхнулись в воду и почти сразу взорвались, подняв ввысь столбы воды с белой пеной.
Катер постепенно набирал ход, торопясь скорее уйти прочь от берега и гранат. Поднятые гранатами столбы воды не позволили увидеть команде катера, как на берегу вдруг поднялся коренастый крепыш и, умостив на плечо какую-то трубу, нажал на спуск. Труба вздрогнула от выстрела и выпустила из себя сгусток огня, похожий на давешний плазменный шар Вемина.
Шар, выйдя из трубы, устремился в сторону катера и через пару секунд врезался в него, разорвавшись с оглушительным грохотом и выплеснув изнутри жгучее пламя. Освобождённый от инфернальной оболочки огонь охватил все надстройки корабля, и тот запылал, разгораясь с каждой секундой. С громким треском огонь подбирался к двигателю катера, пока не проник в него, и торжествующе зарычал, пожирая дизельное топливо.
Прошло несколько мгновений, и к небу поднялся чёрный жирный дым, сквозь который ярко взвилось пламя. Тут же произошла вспышка, а чуть позже до нас донёсся хлопок взрыва, разорвавшего пополам хлипкий катер. Все, кто находились на его борту, сгорели заживо, лишь некоторые успели броситься в воду, пытаясь спастись от смерти на берегу. Добравшихся до суши осталось всего трое, и все они оказались с ожогами, несовместимыми с жизнью.
Как бы там ни было, их успели допросить, я же не вмешивался больше ни во что, а просто ждал, когда всё это окончится. Болела голова от перенапряжения, болела щека и рука, получившие по осколку. Однако ждать пришлось долго, день клонился к закату, постепенно начало темнеть. Катер давно потонул, забрав с собой кучу тел, которые ещё предстояло поднять вместе с судном и опознать, но это уже не моё дело.
Когда совсем стемнело, мы вернулись в крепость, где я заночевал в одной из предоставленных для этого комнат, вместе с частью команды. А с утра за нами пришёл пароход и забрал в Павлоград, чтобы доставить в место расположения полка.
Прибыв на склад, я сдал винтовку, выдержав при этом долгое и весьма нужное ворчание начальника артвооружения полка, который придирчиво осмотрел оружие. От дальнейших расспросов и привлечения к материальной ответственности за порчу военного имущества меня спасло только то, что я вернул винтовку целой. Да, она оказалась грязной и потёртой, в нескольких местах сильно поцарапанной, но в целом оставалась боеспособной.
К тому же, опытный образец требовал скорее о себе отзывов, а не прямой целостности. Писать я не мог из-за раненой руки, пришлось диктовать текст писарю, что даже лучше для отчётности оказалось. Я описал, как работала винтовка при стрельбе, указав все выявленные недостатки и обратив внимание на положительные моменты. Да, она оказалась неплохой, хотя конструктивно я бы её улучшил, что и надиктовал писарю, а тот скрупулёзно всё записал.
Закончив с винтовкой, я сдал обмундирование на склад, переодевшись в свою одежду, сохранённую в каптёрке, и отправился в Павлоград. И вновь меня ждал госпиталь, в который уже раз. В целом же, я полностью выполнил свою задачу: никто из моей команды не погиб, а казаки Улагая, выбравшись из подвалов, уже фактически не требовали моей защиты, в дальнейшем никто из них серьезно не пострадал, отделались только тремя ранеными. Наверное, мне всё же повезло.
В госпиталь я отправился на военном грузовике. Восстание окончательно подавили, да оно оставалось уже только в Кроншлоте, и город встретил нас кардинальной уборкой: дворники и специально нанятые строительные рабочие расчищали завалы, разбирали баррикады и приводили в божеский вид захламленные в ходе восстания улицы.
Правда, не всё оставалось хорошо, ведь хоть Кроншлот вчера пал, а империя выстояла, но война с манчжурами ещё продолжалась. Впереди у империи намечались новые испытания, а мне бы хотелось просто спокойно доучиться. Тем временем мы доехали до города, я слез с грузовика, вместе с доктором и капитаном Первых.
— Тебе куда? — спросил меня капитан.
— В общежитие поеду.
— Какое общежитие, сначала в госпиталь, раны хоть и несерьёзные, но необходима качественная перевязка, да и потом приходить нужно.
— Я отвезу его в госпиталь сам, — вмешался в наш разговор доктор Преображенский.
— Как скажете, а я на доклад поеду, расскажу и опишу в подробностях, как всё произошло. Вы, доктор, молодец и здорово нам помогли, а что касается вас, Фёдор, то я даже не знаю, что и сказать, поэтому просто опишу, как есть, в своём докладе. А наверху решат.
— Спасибо! — сказал я и крепко пожал руку барону, только пожал не правой, а левой, правая ещё болела, да и неудобно пожимать руку перебинтованной ладонью.
