Директор (СИ) - Семин Никита

От размышлений меня оторвал знакомый возглас:

— Тезка, и ты тут⁈

— Палыч? — с удивлением посмотрел я на Королева, только что вышедшего из какого-то кабинета.

— Выписали, наконец-то, — подошел он ко мне и крепко сжал в объятиях.

— Осторожнее, еще заживает, — крякнул я, когда в левой руке отдало болью.

— Извини, — тут же отпустил он меня. — Так тебя тоже сюда перевели? Или ты по другим делам?

— Да нет, здесь работать буду. Только непонятно кем и когда, — вырвался у меня смешок.

Сергей Палыч удивился и повел меня в кабинет, из которого только что вышел. Там мы разговорились, и я узнал, что он поставлен главным конструктором перспективных ракетных вооружений. Колмогоров, с которым я его заочно свел, работает здесь же. Уж очень его захватила идея создания вычислительной машины на совершенно новых принципах. Настолько, что даже из университета ушел. Лишь иногда проводит факультативы там.

Кроме конструктора ракет и будущих компьютеров, новый НИИ имеет очень широкий список специалистов. Королев рассказал, что тут же работают химики над формулами новой взрывчатки, конструкторы стрелкового вооружения, проектируют авто- и бронетранспорт, даже специалисты по морской и авиатематике присутствуют.

— А какой смысл собирать столь разных людей под одной крышей? — удивился я. — Да и как все здесь поместятся-то?

— Смысл есть, — стал объяснять мне Королев. — Вот те же ракеты, что я разрабатываю — они ведь сами по себе не летают. Им пусковая установка нужна. Как наша боевая машина, как на том полигоне… — тут он помрачнел, но тут же продолжил. — В общем, что-то, откуда запуск проводиться будет. База. И ведь ракеты у нас не слишком большие, их и на грузовик установить можно, и на катер, да и на поезд при необходимости. Но для этого нужно продумать крепления, выдержит ли рама у грузовика, а на катере — не раскачает ли его при пуске? И с поездом то же самое — вдруг скинет его с рельс при залпе сразу всего пакета ракет? Про самолеты вообще молчу — тут ведь еще и систему наведения к ним нужно проектировать, крепление к корпусу, рассчитать прочность фюзеляжа… да там столько нюансов, про которые я лично — ни в зуб ногой, что без таких специалистов браться нет смысла!

— Ну хорошо. А химики с оружейниками здесь для чего?

— Боевая начинка ракет — с химиков, а стрелковку нам видимо «до кучи» навязали, — пожал плечами Сергей Палыч.

В коллегию я официально вступил через два дня. Самому никуда даже ходить не пришлось — Владимир Игоревич позаботился обо всех документах. И лишь получив от него заветное удостоверение, я вновь посетил кабинет Аделины Прокофьевны.

На этот раз никакой очереди не было — бардак первых дней постепенно устаканивался и сходил на «нет». После стука в дверь и разрешения войти, я заглянул в кабинет.

— Здравствуйте, — хмуро поприветствовала меня кадровичка.

Прогресс! В прошлый раз даже не поздоровалась.

— Здравствуйте. Мои документы готовы, — подошел и протянул ей свое новое удостоверение. — Теперь-то проблем нет?

Та сначала не поняла, что я имею в виду. Видно даже не помнила того нашего разговора. Но чуть сморщив от задумчивости лицо, скривилась и молча кивнула. Забрала мои «корочки», за пару минут заполнила бумаги и протянула мне на подпись.

— С обязанностями не забудь ознакомиться, юрист, — фыркнула она напоследок уже мне в спину.

Хоть и стерва, но совет дельный. Поэтому как-то отвечать на ее колкость я не стал, приняв эти слова за инструкцию к действию.

С обязанностями оказалось все просто. Ко мне могли обращаться сотрудники нашего НИИ, если у них возникнут проблемы с законом. Либо как раз как к консультанту, или даже как к защитнику, написав предварительно заявление. В остальное время я должен был проверять документы института на соответствие законодательству нашей страны и при необходимости указывать составителям на пункты, которые нарушают это самое законодательство. Ну и оформлять патенты на изобретения тоже одна из моих обязанностей.

Сложно было только первые две недели. И то лишь потому, что я раньше ничем подобным не занимался. Но оказалось, что сейчас не так много законов, которые бы ограничивали работу НИИ. Особенно военного института. Полигоны для испытаний под общую юрисдикцию не подпадали. Заказ комплектующих и материалов тоже был не в моей зоне ответственности. И мне оставалось только изучить особенности патентного права да правила оформления новых изобретений. Тут было и просто и сложно одновременно.

С прошлого 1931 года в стране ввели «положение об изобретателях и усовершенствованиях», по которому выделялись две формы охраны изобретений: авторское право и патент. Однако в обоих случаях любое изобретение автоматически принадлежало государству. Различие было лишь в том, что по авторскому праву изобретателю выплачивалось вознаграждение, если его новшество внедрялось в производство и позволяло сэкономить государству бюджет. Патенты же сохранялись, но в дело их пускали редко, предпочитая или оформить новшество как авторское право, или же просто не применять, чтобы не платить изобретателю за каждое использование его патента. В итоге оформление патента в нашей стране становилось скорее исключением, чем правилом.

Но это что касается деятельности института. Другой морокой в моей новой должности стало разбирательство взаимоотношений между НИИ, как юридической организацией, и сотрудниками. Самый яркий пример: защита тех же химиков. Когда испытывали на полигоне новый состав их взрывчатки, она сдетонировала раньше срока. В итоге мне пришлось разбираться и доказывать, что это была не умышленная диверсия, а неправильная транспортировка, приведшая к преждевременной детонации от удара. А нечего было грузчикам банки с новыми видами взрывчатки ставить на землю, как обычный ящик со снарядами. Хотя мужиков жалко.

Это произошло уже через пять дней после того, как я вступил в должность юриста-консультанта. Разбирательство длилось три недели. И это еще быстро. Такой оперативности поспособствовало два фактора: застопорилась работа химического отдела, тем самым срывая план по разработке нового взрывчатого вещества, и секретность — новых химиков с таким же уровнем квалификации и под подписку найти непросто.

Хотя подобных случаев с летальным исходом к счастью было крайне мало. А вот оформлять авторское право, учитывая специфику места, приходилось чаще всего. Невольно я вникал во все технические новинки и познакомился с инженерами и конструкторами нашего НИИ.

Собственно именно оформление авторского права и стало тем камешком, который сорвался с горы покрова тайны над моей фальшивой смертью.

Если поначалу я еще опасался посещать какие-то государственные учреждения, чтобы не быть раскрытым (пусть мне и не нравилось это, но все же навязанные «правила игры» я принял), то постепенно ко мне пришло осознание, что для большинства людей я человек неизвестный. Это товарища Сталина или других членов политбюро отлично знают благодаря публикациям их фотографий в газетах и частых выступлений на публике. А вот я хорошо известен лишь узкому кругу лиц, не считая тех людей, с кем непосредственно работал или общался. Поэтому где-то через месяц я впервые самостоятельно отправился в Комитет по делам изобретений для оформления авторского права. Алексей Ромашкин, наш конструктор бронеавтомобилей, придумал поворотную раму, на которую можно установить кран стреловидного типа.

Когда я впервые пошел в комитет, меня еще и успокаивала мысль, что прошло больше трех месяцев с момента моей «смерти». Если кто еще и помнил обо не, так только близкие люди. А шапочно знакомые при случайной встрече могут и не узнать. К тому же и по улицам я ходил спокойно, не скрываясь, и никого не встретил. В общем, поход тот стал поворотным моментом, после которого я перестал вообще волноваться о своем «раскрытии». Никого знакомого в комитете изобретателей у меня не было и больше проблем у меня возникло с процедурой оформления.