Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

Исходя из того, что я знал в истории, что я уже увидел в этом времени и к чему приложил свою руку, не так нынешнему русскому солдату страшен враг татарин, сколько болезни и лишения, связанные с теми сложностями на пути к татарам.

– На Перекопе сядем, татары степь подожгут. Что тогда будем делать? И кони, и люди от того дыма чахнуть станут, – резонно заметил Ромодановский. – А воду потравят? И все. Твои задумки добрыя и я сам привез с собой тысячу бочек с водой. Токмо того мало. На неделю под Перекопом, и то частью воду брать с озера.

Пришло, видимо, время, чтобы рассказать ему о своих задумках.

– Перекоп мы можем обойти, – с уверенностью заявил я.

– Как? – усмехнулся Ромодановский, бросая взгляд на карту, к составлению которой и я руку приложил.

Помню еще Крым из будущего, вряд ли кардинально что‑то изменилось.

– Коли расскажу, то быстрее выдвинемся? – решил я попробовать заполучить преференции.

– Ты что на торговище со мной? – начал закипать воевода.

– Добре… Слушай, Григорий Григорьевич, задумку мою…

Усадьба Стрельчиных.

12 апреля 1683 года

Анна Ивановна сидела за столом и грозно смотрела на собравшихся мужчин. Она проводила собрание всех старост‑управляющих – тех людей, от которых зависит будущая посевная. Это второе такое собрание.

От первого, как здраво рассудила хозяйка, ну и как ей подсказал дядька Игнат, толку было не сильно много. Все же не воспринимали Анну, взявшую себе отчество по отцу мужа, Ивановну. Думали, что она мягка и пушистая, не удосужились рассмотреть, что у этой кошки и коготки подросли и зубки заточились.

А еще Анна была злой и раздражительной. Быть матерью, оказывается, не так и легко, если конечно смотреть за ребенком самостоятельно, а не перекладывать ответственность на мамок да нянек.

– Кто повинен был принять у голландов потат? – грозно вопрошала хозяйка.

Поднялся невысокого роста мужичок в годах. Сейчас‑то он мял шапку, всем своим видом показывая, что смущён и покорён. Вот только Антип, Еремия сын, скромностью не страдал. И об этом, когда готовил свою воспитанницу к собранию, поведал Игнат.

Антип был управляющим на новых землях, которые недавно куплены Стрельчиными у Василия Васильевича Голицына. Там он считал себя царем и Богом, даже прикладывался плетью по спинам крестьян. Чаще крестьянкам доставалось, да тем, что помоложе. Но тут почувствовал, что власть несколько сменилась. И новым хозяевам, как оказалось, есть дело до ведения хозяйства, не бросают все на откуп приказчикам.

Так получилось, что у хозяина, у Егора Ивановича Стрельчина, не дошли руки и не оказалось достаточно времени, чтобы разобраться, кто есть кто на новых землях. Управляющему получилось пустить пыль в глаза новому хозяину, и тот его оставил на должности. Уже Анна начала трясти приказчика всерьез. Да и было за что.

Антип оказался из тех немногих, кто вообще знает, как выглядит потат. Картошка, стало быть, как называет этот плод хозяин. Так что и был Антип назначен главным по картошке. А Игнату с Анной было рекомендовано, что если уж человек знает, как выглядит овощ и какую часть из него можно есть, то пускай этот человек и занимается выращиванием данного растения, которому Егор Иванович Стрельчин придавал огромное значение.

Но… Не так все просто.

– Дом продашь, но всё возвратишь, что потрачено было! – жёстко говорила барыня.

Вот как ни на есть барыня. А ведь ещё недавно, на прошлом подобном собрании, все старосты расслабились, заулыбались и посчитали, что вытянули счастливый билет. Уж больно Анна Ивановна показалась им сердобольной да мягкой. Можно творить всё что угодно, да всё спишется, ибо нагайками никто по спине не отходит.

– Дядька Игнат, распорядись, кабы Антипке по спине напоминание оставили. И чтооб думал, гнида собачья, кого обманывает, да у кого ворует. Посчитал, что обманывать меня можно, – повелела барыня, а потом обратилась к старосте. – Деньги все возвратишь, что украл у меня и у хозяина твоего, Егора Ивановича. Как ты это сделаешь, я не знаю, но если серебра не будет уже завтра… нагайками не отделаешься. Сдам тебя в Следственную комиссию как расхитителя. Знаешь ли ты, что муж мой все еще голова той комиссии? Вот так‑то. И участь в бунте тебе припишут, так и знай.

Нет, не Анна узнала, что управляющий хитрит. Это всё благодаря Игнату. Бывший шут таких дельцов колит на раз. Если раньше он жил лишь для того, чтобы названная дочка его замуж вышла, да жизнь свою устроила, то теперь уже живёт и для того, кого родила дочка, – для Петра Егоровича. Вот всеми силами и помогает, чтобы хозяйство было справным, доходным.

Чтобы в семье всё было в порядке, полковник Стрельчин должен вернуться из похода в доброе хозяйство, которое будет и досмотрено, и сделано всё по тому укладу, как заведовал сам хозяин. Вот, если сказал Егор Иванович выращивать картошку, так нужно, чтобы этой картошки к приезду барина гора была.

А пока выходит… Антип купил картошку не у голландцев. Василий Васильевич Голицын тоже иногда пробовал этот овощ, и для него всегда было припасено пудов десять, а то и больше, картофеля. Вот только в связи с последними событиями и тем, что хозяйство Василия Васильевича Голицына из‑за опалы хозяина пришло в некоторое запустение, сохранить урожай потата не получилось. Вся картошка помёрзла.

Голандец, которого Василий Васильевич Голицын держал у себя за консультанта, сбежал, как только почувствовал, что пахнет жареным. И не картофелем, а как бы не сожженными иноверцами. Бунт Стрелецкий для многих иноземцев казался страшным.

И вот эту мёрзлую, уже ни на что не годную картошку, Антип вроде бы как и купил, а на самом деле взял почти что за бесплатно. Стребовал же он столько серебра, что даже голландцы берут дешевле. Мол, более и нигде и взять того овоща. Потому и цена превеликая.

– Все ли поняли, что воровать не дам? – продолжала собрание Анна Стрельчина.

Мужики прониклись. Особенно когда услышали стоны и мольбы о пощаде, которые издавал Антип. Пороли тут же, буквально за дверью, чтобы остальные слышали, что наказание приводится в исполнение незамедлительно и со всем чаянием.

– Кондрат, а что по закупке коров? Договорился ли ты со своими немцами, чтобы привезли нам добрых голштинских коров? – фокус совещания переместился на одного из немцев.

Кондрат – это Конрад Беккер, по каким‑то причинам разорившийся бюргер из Бранденбурга. Здесь же, на Кукуе, он куковал без дела. Оказалось, что просто так приехать в Россию и начать своё дело – непросто. Казалось, что варвары несмышленные и привечают всех. И кто бы не приехал, жизнь у того в гору идет и делать особо ничего не нужно. Такие слухи ходили в Европе.

Ведь запоминались те, кто чего‑то добился в России, такие примеры приводили одновременно со страшилками про злых московитов. А те, кто приехал сюда, да сгинул, или не смог встать на ноги, не интересны людям. Вот и решил Беккер перебраться в Россию. Да пока все мимо, хотя и работать готов и рисковать.

Много специфики, много преград есть и тут. Рынки сбыта из тех, что дозволены, уже давно поделены, а другие не открываются. Не дают немецким предпринимателям вольницы.

Но Егор Иванович что‑то рассмотрел в этом немце. По крайней мере то, что он обязался договориться о поставках десяти бычков и трех десятков тёлок из Голштинии. Именно голштинские коровы считались самыми плодоносными, выносливыми и на мясо хорошо шли. Молока давали, как многие говорили, в два раза больше, чем местные буренки.

– Матушькья, будет то, что обещать я. Еще и прибудет гольштейнский жеребец и кобылы. Батюшькья Грегор Иоганновач особлив велеть мне то, – чуть выговорил Беккер и выдохнул, словно бы версту тяжелый мешок нес и только что скинул его.

– Как прибудут дам тебе трактат почитать о скором разведении скота, мужем моим писанный. Будешь заниматься конями, да коровами, – сказала Анна.