Последний Герой. Том 3 (СИ) - Дамиров Рафаэль

Медсестра пожала плечами, улыбнулась понимающе и вышла обратно в коридор:

— Ну ладно, я пока другие палаты обойду. Но вы, пожалуйста, не затягивайте.

Она тихонько закрыла за собой дверь, а Палыч вдруг как-то совсем потерянно вздохнул и пробормотал тихо, словно сам себе:

— Уколов этих до чёртиков боюсь…

Но я вдруг чётко почувствовал, что дело было вовсе не в уколах. Совсем не в них.

Мы с Палычем ещё какое-то время мирно болтали ни о чём. О погоде, которая в последнее время явно сдурела и никак не могла определиться, то ли согреть нас солнцем, то ли залить холодным дождём. О женщинах — куда же без них, особенно в больнице, где так много хорошеньких медсестёр, на которых старый опер, даже будучи полуприкованным к постели, поглядывал с особым вниманием. И просто о жизни, в которой сейчас всё не так, как раньше, и хорошим людям нужно держаться вместе.

Палыч даже не заметил, что я с ним тоже говорил о прошлом — не так, как может молоденький мальчишка. Он просто немного согрелся за нашим разговором, отмер душой.

— Слушай, — тихо проговорил Палыч, глядя куда-то в окно, словно там, за мутным больничным стеклом, и прятались те самые «хорошие люди». — Знаешь, Макс, тебе как оперу я одну вещь скажу. Не знаю даже, почему именно тебе… в общем, окружение у меня специфическое. Сам понимаешь, круг общения — бывшие менты, бывшие бандиты, некоторые теперь уже и вовсе не бандиты, а вполне себе уважаемые люди. Контингент, короче, пёстрый. И слухи разные до меня доходят…

Он задумался, почесал подбородок, замолчал. Я не торопил его, дал паузе повисеть, потому что знал — сейчас не стоит подталкивать, нужно дать ему самому созреть для того, чтобы раскрыться. А он созревал, я видел это по его задумчивому лицу, по тому, как он взял в руки кубик Рубика, задумчиво повертел его, пробуя собрать хоть одну грань. У него даже почти получилось собрать красную сторону, но потом кубик сбился, и Палыч раздражённо вздохнул и отложил его на тумбочку.

— Короче, Макс, слухи такие идут, — заговорил он уже быстро, уверенно и тихо. — Двое спецов в наш город приехали. Я так понимаю, тебе как оперативнику, и к тому же москвичу, такая информация может пригодиться. Не знаю, кто они и зачем сюда приехали, честное слово. Хоть режь меня, больше ничего не скажу. Но знаю, что спецы серьёзные — мокрушники, скорее всего.

Я медленно приподнял бровь, слегка наклонился к нему ближе:

— Мокрушники, значит… Киллеры, что ли? И по чью душу?

— Понятия не имею, Макс. — Он пожал плечами и развёл руками. — Веришь, нет, знал бы — сказал бы. Но просто так в наш город такие ребята не заезжают. Город у нас хоть и не столица, но и не деревня, конечно. Девяностые давно позади, сейчас затишье, вроде спокойно. А тут вдруг такая информация прошла. В общем, за что купил, за то и продаю.

— А кто тебе инфу подкинул? — спросил я осторожно, стараясь не давить.

— Этого я тебе сказать не могу, — резко и твёрдо отрезал он. — Поверь, это не имеет значения. Вообще никакого.

— И кто их мог сюда вызвать, ты не знаешь?

— Нет, Макс, — Палыч покачал головой и снова потёр подбородок. — Спецы такого уровня просто так не светятся. Их просто так не пробьёшь. Кто их нанял — непонятно. Информации никакой больше нет. Ни внешности, ни возраста, ни погонял. Всё, что знаю, я тебе сказал. Чую, это тебе важно. Просто два каких-то серьёзных человечка прибыли в наш город. На кой-чёрт — понятия не имею. Но знаю нутром, тебе эта информация пригодится. Вижу ведь, ты непростой парень. Хоть и молодой ещё слишком, но есть в тебе что-то такое, чего в других нет. Не могу сказать точно, что именно, но чувствую. Я в людях разбираюсь. Вижу, ты другой. Ё*нутый какой-то, извини уж за выражение, в хорошем смысле слова. Безбашенный немного. Но чуйка у тебя… — Палыч запнулся и вдруг печально опустил глаза. — Чуйка и хватка у тебя, как у одного моего старого друга.

— А, помню, — я мягко улыбнулся, чуть наклонившись вперёд. — Ты мне рассказывал. Как у Лютого, верно?

Палыч при слове «Лютый» едва заметно вздрогнул, будто его кто-то толкнул под ребро, а потом тихо кивнул:

— Да, был у меня такой друг. Настоящий матерый опер. И чуйка, и хватка — всё при нём было. Но погиб он, Макс. — Палыч вздохнул, стараясь сохранить спокойствие, но голос предательски дрогнул. — Погиб…

— А как он погиб? — осторожно спросил я, внимательно глядя ему в глаза.

Палыч вдруг как-то наигранно улыбнулся, пожал плечами и даже коротко хохотнул, стараясь скрыть смущение и боль:

— Ну кто из нас мент, а? Ты или я? Не знаешь разве? Глухарём висит его смерть до сих пор. Так и не раскрыли.

Он отвернулся, уставился в окно, стараясь спрятать от меня свои глаза, в которых стояла глубокая, непроходящая боль и тоска по старому другу, по прошлой жизни, по времени, которое уже не вернуть.

И я никак не мог ему сказать, что я рядом.

Глава 9

Я подъехал к дому оружейника Михалыча — того самого, который недавно мне подсобил с переделанным травматом. «Нива» катилась неспешно, будто сомневалась, стоит ли ей вообще тормозить возле огромного кирпичного особняка в частном секторе. Дом выглядел неприветливо: окна маленькие, стены голые, забор массивный — словно крепость, а не жилище.

Едва я остановился, как из-за забора тут же высунулась морда алабая. Псина — размером с хорошего телёнка. Пёс смотрел внимательно, недобро, но не гавкал. Ещё решал, друг я или враг.

Палыч говорил, что в город прибыли два спеца. Он не сказал напрямую, но я и так понял: Валет начал охоту, а спецы — загонщики. Выходит, надо самому открывать сезон.

Вышел из машины, хлопнул дверью. Только сейчас пёс решил, что гавкнуть всё же надо:

— Гав-гав-гав!

— Агат! Цыц! — донёсся резкий окрик хозяина за оградой.

Из глубины двора показался Михалыч — шёл медленно, отряхивая руки, лицо недовольное, непривычно трезвое и даже бритое. Открыл калитку, глянул прищуренно и настороженно:

— Кого там черти принесли?

— Здорово, Михалыч, — улыбнулся я.

— Здоровее видали, — буркнул он, не отрывая от меня взгляда. — Чего приперся? По делу или бухать?

— Дело есть, — кивнул я, а про себя отметил, что хлама в ограде Михалыча заметно поубавилось.

Неужто в нём умер Плюшкин? Странно…

— Правильно. Я ведь в завязке. Пошли тогда в дом, — он кивнул псу. — Агат, назад! Курвец, мать твою…

Агат заворчал, но послушно нырнул в огромную будку размером с дачный домик для хоббитов, что была в вольере. Михалыч закрыл щеколду двери вольера, которая тут же жалобно скрипнула под напором.

— Не вырвется? — спросил я.

— Не-а, — буркнул Михалыч. Но на шпингалет глянул недоверчиво. — Пошли, пока Агат добрый и послушный.

Мы вошли в дом, и я даже остановился на пороге. Огляделся, не узнавая обстановку: ни кабаньей башки на стене, ни облезлого чучела глухаря, с которым Михалыч нет-нет, да и чокался рюмкой. Раньше его жилище было похоже на какую-то псевдоохотничью сторожку, пропитанную запахом оружейной смазки, табака и сивушного самогона. Теперь же дом превратился в самое обыкновенное человеческое жилье.

Небогатое, конечно, без изысков и новомодной мебели, но вполне приличное и ухоженное.

— Видал? — довольно подмигнул Михалыч. — Это всё Танюшка моя постаралась.

— Танюшка? — удивлённо вскинул я бровь.

— Ну да. Подженился я тут недавно, — охотно признался он и тяжело опустился на кухонный уголок, пригласительно махнув рукой на место рядом. — А всё, Макс, благодаря тебе да Русланчику.

Он широко улыбнулся, щурясь и разглаживая несуществующую бороду по привычке.

— Интересно девки пляшут, — хмыкнул я. — Это каким же образом?

— Чё, не помнишь, что ли? Вы ко мне приехали, бабского пойла привезли. Из кактуса который… как его?

— Текила, — напомнил я.

— Во! Текила эта ваша! Ну мы её тогда и оприходовали. А я ж организм годами под другое затачивал. Под один напиток только — водочку. Ну, под два, вернее — водку и самогонку. А тут бабская эта дрянь.