Инженер Петра Великого 12 (СИ) - Гросов Виктор

Конструкция выходила чудовищной. Щит два метра высотой, полтора шириной, весом под двести килограммов. Монстров ставили на оси от телег с широкими, окованными железом колесами — узкие обода застряли бы в щелях брусчатки, а эти пройдут везде.

Оставалась главная угроза штурма — огонь. Сверху непременно польют смолу.

— Кожевенники! — осенило меня. — Тащите шкуры! Сырые, мокрые, прямо из чанов!

Щиты обили влажными воловьими шкурами. Вонь стояла такая, что резало глаза, зато пожар нам больше не грозил.

К вечеру двор заполнили несколько десятков уродливых, лохматых чудовищ.

На приемку явился Петр. Он был в своей неизменной «Второй коже» — скрытой кирасе, которую мы склепали ему еще в Германии. Стальные пластины на подкладке. Зная его привычку лезть в пекло, я был относительно спокоен: этот панцирь держал пистолетную пулю. Орлову я, разумеется, шепнул не спускать с царя глаз, но Петр есть Петр — удержать его сложнее, чем ядро голыми руками.

Подойдя к одному из щитов, он пнул колесо.

— Тяжелый, зараза. Как толкать будем?

— Расчет по трое, Государь. Двое толкают, третий работает мушкетом через бойницу.

— А держит?

— Проверим. Орлов!

Василь привычно вскинул мушкет. Десять шагов. Дистанция кинжального огня.

Бах!

Выброс дыма, щепки от внешней обшивки брызнули в стороны.

Мы подошли ближе. В мокрой шкуре и меди зияла рваная дыра. Но с обратной стороны дерево даже не треснуло. Пуля, превратившись в бесформенную свинцовую лепешку, безнадежно увязла в глубине спрессованного войлока.

— Добро. — Петр хлопнул ладонью по шершавому боку щита. — Умеешь ты, Смирнов, из дерьма пулю слепить.

Ага, в прямом смысле. Повернувшись к де Торси, который мялся у входа в сарай с видом человека, идущего на эшафот, царь усмехнулся:

— Ну что, министр. Готов прогуляться? Твой выход. Солдаты должны видеть, что ты не крыса штабная.

— Я готов, Сир. — Голос де Торси дрогнул, но спину он выпрямил.

— Вот и славно. Шпагу в руку — и вперед. Помни: за этим холмом — Париж.

Сгущались сумерки. С реки полз сырой туман, скрывая верхушки башен. Погода играла за нас.

— По коням, — скомандовал я тихо. — Точнее, по телегам. Пора выковыривать этого клеща.

Под аккомпанемент скрипа несмазанных осей мы покатили наши «сундуки» к подножию холма. Звук резал уши, но я надеялся, что общий городской шум заглушит его для тех, кто сидел наверху.

Шоу начиналось.

Крутая улица Сен-Бартелеми уходила в туман. Отполированная веками брусчатка маслянисто блестела, отражая редкие блики факелов. Стоя во второй линии, за спинами упирающихся в перекладины щитов преображенцев, я слушал, как слева, пытаясь унять дрожь, дышит в ладоши де Торси.

Такой контраст. Еще недавно победа казалась свершившимся фактом. Открытые ворота Лиона, братания французов, речи Филиппа с балкона, вино рекой… Мы купились на иллюзию единой нации. Черта с два. Утренний залп кардинала де Полиньяка по мостам расставил все по местам. Вместо одной Франции мы получили две: одну — внизу, голодную и злую; другую — наверху, сытую и фанатичную. Сшивать их обратно придется штыками.

Где-то там, за спиной, в грязи нейтральной полосы, остался мой «Бурлак». Одинокий, обездвиженный, брошенный. Если англичане доберутся до него раньше, чем мы снимем блокаду, машину разберут на атомы. Украдут технологии. Следовало засунуть фитиль в топку и разнести все к чертям еще при отходе. Но инстинкт самосохранения тогда перевесил инженерную гордость.

— Генерал… — шепот де Торси прозвучал на грани слышимости. — Они нас видят?

— В таком молоке? Вряд ли. Зато слышат отлично. Скрип наших осей разносится на весь квартал.

Маркиз судорожно сглотнул. Напяленная поверх камзола кираса сидела нелепо, взятая наугад из арсенала, она явно жала в плечах, а шпага путалась в ногах.

— Если я упаду…

— Упадете — встанете, — мой голос прозвучал жестче, чем я хотел. — Филипп сейчас хлещет бургундское в штабе и молится, чтобы мы сдохли. Хотите, чтобы Франция принадлежала вам, а не стала подстилкой для англичан? Тогда вы обязаны дойти до ворот. И войти в них первым.

В его взгляде читался животный страх.

— Я дойду, — выдохнул он. — Я должен.

В первой шеренге, возвышаясь над гренадерами, шагал Петр. Спина под курткой напряжена, голова опущена.

— Пошли! — скомандовал он, не повышая голоса.

Гусеница из щитов дрогнула и поползла вверх.

Первые сто метров — без происшествий.

— Qui va là⁈ (Кто идет⁈) — истеричный окрик часового разорвал вату тумана.

Вместо ответа — скрип колес. Мы продолжали ползти.

— Alerte! Aux armes! (Тревога! К оружию!)

Началось.

Сверху, с невидимого парапета, ударил неровный залп. Вспышки мушкетов прокололи темноту. Пули забарабанили по щитам — глухо, как сухой горох, сменяясь звоном металла и треском дерева.

— Держать строй! — рявкнул Орлов где-то справа. — Навались!

Щиты вздрогнули, приняв кинетический удар, но устояли. Мой «сэндвич» работал: свинец безнадежно вяз в слоях шерсти.

— Смолу! — истошный вопль со стены.

На брусчатку перед строем плеснули черную жижу. Зашипев на мокром камне, она выбросила клубы едкого, вонючего дыма. Следом полетели факелы. Благо мы хорошо полили все водой. Огонь бессильно лизнул сырую мостовую. Один факел угодил на крышу щита, но тут же скатился по мокрой, пропитанной квасцами шкуре, не причинив вреда.

— Не горит! — радостный гогот солдата рядом. — Съели, святоши⁈

Дистанция сократилась до пятидесяти шагов.

— Огонь! — скомандовал я.

Из бойниц хищно высунулись стволы «Шквалов». Трескучий звук очередей — музыка, не принадлежащая этому веку. Наши били прицельно, по вспышкам. Сверху донесся вскрик, треск ломаемых кустов и звук падения тела.

— Перезарядка! — страх в голосах защитников. — Они стреляют без остановки! Дьяволы!

Мы ползли. Шаг, еще шаг. Под ногами хлюпала грязь, к которой теперь примешивался тяжелый, медный запах крови. Кого-то все же зацепило шальной пулей в стык между щитами.

Де Торси спотыкался на каждом шагу. Лицо серое, как пепел. Рядом с ним упал мальчишка лет двадцати, с развороченной головой. Маркиз дернулся, его повело в сторону.

— Стоять! — я жестко ухватил его за локоть, возвращая в реальность.

Он заторможено посмотрел на убитого, потом перевел взгляд на стену. И вдруг выпрямился. Шпага с лязгом покинула ножны.

— За Францию! — крикнул он. Голос сорвался на визг, но его услышали. — За мной!

Глупо. Театрально. Но эффективно. Солдаты-французы, увидев, как их «кабинетный» лидер лезет в пекло, взревели, удваивая напор. Швейцарцы поддержали.

Щиты со стуком уперлись в ворота.

— Подрывники! — заорал Петр. — Тащи порох!

Саперы, пригибаясь под прикрытием щитов, рванули к створкам с бочонками. Короткая возня с фитилями.

— Назад! В укрытие!

Взрывная волна вышибла воздух из легких. Вокруг щепки, каменная крошка и пыль.

Когда дым рассеялся, в воротах зиял пролом. Одна створка сиротливо висела на нижней петле.

— Вперед! — Петр, не дожидаясь оседания пыли, первым нырнул в дыру.

Мы ворвались во двор цитадели, превратив бой в кровавую кашу. Стрелять некогда. В ход пошли штыки.

В гуще свалки мелькнул камзол де Торси. На министра наседал здоровенный гвардеец с алебардой. Маркиз, отмахиваясь шпагой как тростью — неумело, но отчаянно — чудом избежал удара, пока подоспевший егерь не всадил в гвардейца пулю в упор.

Спустя мгновение де Торси уже возвышался над трупом, жадно глотая воздух. На щеке — чужая кровь. Он огляделся безумным взглядом. Двор зачищен. Защитники бросали оружие.

— Мы взяли его… — прошептал он, глядя на свои трясущиеся руки. — Мы взяли этот чертов холм.

Подойдя к нему, я хлопнул его по наплечнику:

— Вы взяли, маркиз. Вы. Теперь ни одна собака не скажет, что вы прятались за спинами.

— Ведите к кардиналу, — де Торси вытер шпагу о камзол убитого. Его голос звенел металлом. — Нам есть о чем побеседовать с Его Высокопреосвященством.