Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

— Может, она у тебя не та, что можно увидеть. Вроде бы есть, но ты этого даже не знаешь.

— Я думал об этом.

— Бессмертие, например, — принимается перечислять Веда. — Умение упасть с большой высоты и не разбиться, невероятная удача, способность нравиться людям или вдохновлять их.

— Может быть, но прыгать вниз с высоко дерева, чтобы узнать сломаю ли я ноги — не очень хочется. Да и бессмертие можно проверить, но только один раз.

Веда подлетает очень близко и принимается меня обнимать. Гладит по голове, по волосам.

— Бедняжка… — шепчет на ухо.

— Успокойся, — смеюсь. — Не надо меня утешать — я даже рад, что не сразу обнаружил свою силу.

— Почему это?

— Многие люди, обнаружив в себе силу повелевать стихией, перестают заниматься телом. Они тренируют только своё умение и считают, что этого достаточно. Вот почему я так хорошо умею бить по шее. Силой я заниматься не мог, поэтому научился тупой физической схватке. И пока что я не встречал ни одного человека, что мог бы меня победить. Кроме Волибора, разумеется, но он вообще какой-то ненормально могучий. Ну и Егеря, может быть, но я с ним не бился.

— А ещё потому, что ты большой.

— Да, — говорю. — Ещё и поэтому. Даже не знаю, как я таким получился, хотя ни папа, ни мама не великаны.

— Может, ты не их настоящий сын? — предполагает Веда. — Может тебя усыновили?

Неожиданно останавливаюсь.

Мне никогда в голову не приходила подобная мысль, но сейчас, когда прозвучала, она показалась необычно правдоподобной. Я безмерно люблю и папаню, и маму — не чудище, а той, какой она была когда-то. Но я совсем на них не похож: ни цветом волос, ни цветом глаз, ни чертами лица. Вообще ничем.

У нас в селе есть парни, как две капли воды похожие на отцов: с теми же носами, с теми же подбородками. Про таких говорят «ты похож на папу», или «ты похож на маму». Про меня такое не сказали ни разу.

Да и как такое можно было выдать: Федот низкий и сутулый, а я — верзила по сравнению с ним.

Надо будет обдумать это на досуге.

— Кстати, — говорю. — Многие люди получают свою силу по наследству. Она не передаётся напрямую, но многие дети хотят быть похожими на родителей, вот и обнаруживают в себе то же самое.

— Правда? — удивляется Веда. — Тогда попробуй оживить твой серп!

— В каком смысле?

— У каждой вещи же есть дух, вот и оживи его. Преврати его в такое же живое существо, как и я!

— Когда-то я уже пробовал такое, не получилось. Почему ты подумала, что я могу оживлять предметы? Мой отец же — целитель, а мама — водой управляет.

— Ой… Просто показалось, что ты можешь оживлять предметы. Меч, доспех, или даже целую крепость… Не знаю почему.

До появления крепости Стародум из земли остаётся 40 дней…

— Почему ты подумала о крепости? — спрашиваю.

— Просто так.

— Уже много ночей мне снится крепость на холме, и не просто снится, а будто зовёт. В последнее время происходит как-то очень много странных вещей.

— Бывает, — отвечает волшебная краснокожая девушка-дух-меч, паря в воздухе рядом со мной.

Возвращаюсь домой, умываю руки, лицо шею. Одновременно возвращаются и Федот с Душаной, счастливые, словно молодые влюблённые, впервые вернувшиеся с сеновала. Уж не вздумали ли эти двое мне братика или сестру родить?

Мерзость какая!

Не хватало мне ещё братика-чудище. Чтобы малыш по потолку ползал, головой вращал по кругу, да смеялся смехом загробным. Только такое существо может родиться от чудища.

Когда я нахожусь рядом с Душаной у меня даже сердце приостанавливается от страха. Как другие люди могут быть рядом с ней и вести себя совершенно нормально? Неважно, что поп и Волибор её проверили, что вода святая и крест на неё не влияют, ненормально человеку из могилы вылезать. Даже при условии, что целитель очень силён.

Ухожу из дома набрать ещё воды, а когда возвращаюсь, Душана уже приготовила щи на костре. Папаня сидит на скамейке и держит глиняную миску, от которой поднимается пар.

— Тимофей, будешь? — спрашивает мама.

— Нет, спасибо.

Никогда не притронусь к еде, приготовленной ею.

— Попробуй, я всегда хорошо умела готовить щи.

— Я не голоден.

— Ты никогда не пробовал настолько вкусного супа.

— Уверен, так и есть. В следующий раз попробую.

Иду прочь от дома. Подальше от этой счастливой парочки. Уже выйдя за забор я слышу довольный голос папани:

— Щи, хоть муди полощи!

Родители принимаются гоготать. Наверное, их старая шутка, которую они использовали ещё до моего рождения.

По вечерам я стараюсь заглядывать на подворье, чтобы узнать, всё ли нормально у папани, или у Торчина, если тот его подменяет. К нам в Вещее часто заглядывают буйные чужаки — таких нужно успокаивать ещё до того, как они устроят балаган.

Сегодня там оказалось многолюдно: видать, всем нужно в Новгород в начале осени. Здесь и купцы с охраной, и простые крестьяне, путешествующие пешком к Перепутью. Всё тихо, мирно, никто не повышает голоса. Каждый день бы так.

Однако не успел я покинуть подворье, как на основной дороге появляется группа людей в чёрных одеждах. Тех самых, что возили в клетке Веду, двоих из которых я убил неподалёку от Вещего. На этот раз их оказалось аж два десятка.

Люди безумца.

— Гляди-ка, кто пожаловал, — произносит одноглазый купец и сплёвывает на землю. — Варежки пришли.

— Далековато забрались, — отвечает другой.

— Варежки? — спрашиваю. — Почему варежки?

Оба купца переводят взгляд на меня, словно впервые видят человека, который не знает, как называют этих чёрных.

— Так Великий же их контролирует. Ну этот…

Одноглазый делает жест рукой возле макушки, имитируя мозги набекрень.

— Юрий Михайлович, князь Новгородский.

— Они же солдаты, вот и подчиняются, — говорю. — Все вояки слушают командиров.

— Тут другое. Эти люди делают всё, что он скажет, поскольку он глубоко засунул руки в их сраки, посему их и называют варежками. Смекаешь? Сила у него такая.

— Пока нет… не смекаю.

Купец наклоняется, чтобы рассказать секрет. Сила Новгородского князя — тайна, такая же, как и его брата людоеда. Простые крестьяне такого не знают, но купец сегодня выпил, разгорячился, и подружился с несколькими другими путешественниками, так что пребывает в отличном настроении.

— У меня вот, — говорит. — Глаза нет, но я всё равно могу видеть — пустой глазницей. И даже ночью, как кошки. А у Великого вашего другая — он людей подчиняет. Подойдёт к случайному человеку и вставит руку ему в пупок…

Тут купец тыкает указательным пальцем мне в живот.

— По самый локоть руку в живот засовывает и водит там у тебя в кишках, а крови нет.

— И что потом? — спрашиваю.

— Волю твою хватает. Коли достанет её — всё, кончился ты как человек. Теперь каждое его слово выполнять будешь. А не послушаешь — лопнешь как пузырь на воде.

— Бедолаги… — вставляет второй купец. — Совсем без воли живут.

— Не надо их жалеть! Михайлович своих куколок из городских отбросов и преступников собирает. Простые люди в чёрные одежды не попадают.

Получается, безумец не просто собрал отряд преданных ему людей. Он превратил их в послушных рабов, слепо выполняющих волю хозяина. Это не обыкновенные солдаты, которых трудно заставить творить гнусные дела. Любой нормальный гвардеец из городской стражи откажется, если попросить его ребёнка задушить, а эти даже не моргнут — всё выполнят.

Не удивительно, что про них говорят — задницу князю подтирают. Зачем пользоваться собственными руками, когда у тебя есть целая армия рук.

Только странно, что они так поздно заявились: я ждал их ещё прошлым вечером.

— Жители Вещего! — кричит мужчина в сюртуке, выходя вперёд. — Подходим по одному!

На нём яркие цвета, но несмотря на это сразу видно — предводитель чёрных: собранный, уверенный. С седыми волосами и острыми чертами лица. Смотрит с прищуром. Хоть и выглядит как пижон, но очень опасный.