Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 (СИ) - Тарасов Ник

В комнате снова воцарилось молчание.

— Ну а тактику уже сами обыграете, — добавил я почти небрежно. — Это, кстати, и для закрытых помещений тоже подойдёт.

Я сделал паузу и чуть тише закончил:

— Но это так, мелочи.

Долговязый вдруг тихо рассмеялся — впервые за весь разговор. Его смех был похож на скрип несмазанной двери — резкий, неожиданный и какой-то механический.

— Мелочи, говорите? — переспросил он, обменявшись взглядом с Иваном Дмитриевичем. — Нет, Егор Андреевич, это далеко не мелочи… — долговязый встал с кресла и пройдя несколько шагов, присел на край массивного дубового стола, — вы утверждаете, что ваши знания могут значительно изменить… скажем так, текущее положение дел в Империи?

— Поймите, я не учёный, не медик, не физик, — начал я. — Большая часть моих знаний в основном берётся из средней школы.

Взгляды обоих собеседников стали ещё внимательнее, и я заметил, как Иван Дмитриевич незаметно придвинул к себе перо и бумагу.

— Да, у нас дети, начиная с шести-семи лет, одиннадцать лет учатся в школе, где дают достаточно качественное образование, по крайней мере, в моё время давали.

Я подошел к креслу и провёл пальцем по резному узору на подлокотнике, собираясь с мыслями. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом пера по бумаге — Иван Дмитриевич что-то торопливо записывал.

— Ну и по жизни потом много с чем сталкивался, но поверьте, что и те знания, которые есть у меня здесь, — я постучал указательным пальцем по виску, — будут казаться просто чем-то фантастическим.

Долговязый поднял бровь, в его глазах мелькнуло что-то похожее на скепсис, смешанный с любопытством.

— Ну вот, например, представьте, таблица Менделеева, — я развёл руками, словно показывая невидимое полотно. — Она может появиться куда раньше, чем должна появиться. Кстати, это должно произойти только через шестьдесят лет.

Я отошел от кресла к небольшому столику у окна. На нём стоял графин с водой. Налив себе чашку, я сделал глоток и продолжил:

— Что такое таблица Менделеева? Был такой… вернее, у вас будет учёный, который придумал периодическую систему, где по полочкам разложил все известные на данный момент химические элементы.

Я вдруг вспомнил школьный кабинет химии, где на стене висела огромная красочная таблица. Странно, как такие мелочи остаются в памяти, несмотря на все потрясения.

— Прописал их атомную массу. Валентности разложил от активных до пассивных.

Долговязый вытащил из внутреннего кармана сюртука платок и промокнул лоб, хотя в комнате не было жарко.

— В общем, очень умно придумана таблица. Это был практически прорыв в химии, — я повернулся к своим собеседникам. — То есть, вы понимаете, её можно «придумать» уже сейчас.

— Да, я всех элементов не помню, но концепция будет ясна, а это уже не просто научный престиж, это уже мировая политика.

— Егор Андреевич, вы понимаете, что после того, что вы сейчас рассказали, — он слегка запнулся, подбирая слова, — мы просто обязаны вас закрыть и никому не показывать.

Его голос звучал напряжённо, почти угрожающе, но в нём слышалось и что-то ещё — может быть, надежда или страх?

— Понимаю, — ответил я, с улыбкой глядя на долговязого. — Но я уверен, вы этого не сделаете.

Я слегка сделал паузу.

— Ну а если пойдёте на принцип и сделаете, то вы просто ничего от меня не получите, вы же это знаете. И Иван Дмитриевич подтвердит, что я гораздо сговорчивее, когда у нас именно диалог, а не принуждение.

Иван Дмитриевич кивнул, подтверждая мои слова. Огонёк свечи отразился в его глазах, делая взгляд глубже и мудрее.

— Да, я в курсе, — сказал долговязый, барабаня пальцами по столешнице.

— Вот и подумайте.

Он прошёлся по комнате, поскрипывая начищенными до блеска сапогами, и остановился прямо передо мной:

— Обязательно подумаем, Егор Андреевич. Вы когда планируете уезжать к себе?

— Да, вот на днях, — ответил я, добавив с нажимом: — Желательно поскорее.

Долговязый обменялся взглядами с Иваном Дмитриевичем, и я уловил в этом безмолвном диалоге какое-то решение.

— Задержитесь ещё завтра, — попросил долговязый, и в его голосе прозвучали нотки, которых я ранее не слышал — почти просительные. — Нужно попасть к нотариусу и оформить кое-какие бумаги.

Я медленно кивнул, понимая, что выбора у меня особо нет.

— Хорошо, — согласился я. — Завтра так завтра.

Глава 13

Утром я проснулся от непривычной тишины. Никаких криков торговцев за окном, никакого стука колёс по брусчатке, никто не барабанил в дверь с очередной срочной новостью. Я позволил себе ещё несколько минут неги, растянувшись на соломенном тюфяке, застеленном льняной простынёй. Впервые за много дней я действительно выспался.

Потянувшись до хруста в суставах, я свесил ноги с кровати. Прохладный утренний воздух заставил меня поёжиться. Умывшись водой из кувшина, стоявшего на грубо сколоченном столике у окна — вода, к слову, была ледяной и мгновенно прогнала остатки сна — я оделся и вышел. Пока одевался, в голове проскочила мысль — а не «придумать» ли центральное отопление. Пусть и отдельно в каждом здании, но почему бы и нет⁈

Спустившись по скрипучей лестнице в общий зал таверны, я остановился на последней ступени, заметив, что за одним из столов уже сидел Иван Дмитриевич, одетый в строгий тёмно-синий сюртук. Судя по его безупречному виду и бодрому взгляду, он проснулся задолго до меня и уже успел привести себя в порядок.

— А, Егор Андреевич! — он приподнялся, приветствуя меня. — Доброго утра вам. Как почивали?

— Отменно, благодарю, — ответил я, присаживаясь напротив. — Даже не помню, когда последний раз так хорошо высыпался.

Заметив, что в таверне начали хлопотать служки, я предложил:

— Может, перекусим? Я бы не отказался от чего-нибудь горячего.

Иван Дмитриевич слегка поморщился и решительно отмахнулся:

— Нет-нет, Егор Андреевич, пойдёмте прямиком к Глебу Ивановичу. Он нас уже ждёт, да и накормят нас там знатно. Поверьте, его повара готовят куда лучше, чем здешние. — Он понизил голос и добавил: — К тому же, мне докладывали, что ночью ему стало лучше.

Я согласился, хотя желудок мой предательски заурчал, требуя завтрака. Но интерес пересилил голод — нужно было проверить его состояние после капельницы.

Мы быстро дошли до дома градоначальника. Несмотря на ранний час, вокруг сновали чиновники с бумагами и просители, надеющиеся попасть на приём. При виде Ивана Дмитриевича охрана немедленно расступилась, пропуская нас внутрь.

Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, мы прошли по длинному коридору. Возле дверей в светлицу градоначальника дежурили двое стражников, которые лишь коротко кивнули, увидев нас, и распахнули тяжёлые резные двери.

Глеб Иванович полусидел на кровати, опираясь на пышные подушки. Его лицо сегодня заметно порозовело. Глаза, ещё вчера затуманенные, сейчас смотрели ясно и даже с некоторым озорством.

Я внимательно осмотрел больного. Да, улучшение было очевидным. Капельница с физраствором сделала своё дело — отёк спал, кожа приобрела нормальный цвет, дыхание выровнялось. Даже губы, вчера синюшные и потрескавшиеся, сегодня выглядели здоровыми.

— Ну как, эскулап, жить буду? — весело спросил Глеб Иванович, протягивая мне руку для пожатия. Вчера он едва мог шевелить пальцами, а сегодня его рукопожатие было крепким, почти как у здорового человека.

— Похоже на то, — улыбнулся я, проверяя его пульс. Ровный, сильный, без перебоев. — Как самочувствие? Головокружение есть? Тошнота? Боли?

Глеб Иванович, заметив моё довольное выражение лица, воодушевился ещё больше и начал чуть ли не причитать:

— Да мне уже хорошо, батюшка! Уже и встать готов, и делами заняться, — он бросил недовольный взгляд на Любаву, сидевшую в углу комнаты с вышиванием в руках. — Да только вот жена запрещает, ссылаясь на то, что вы запретили вставать и велели лежать. Как это… «постельный режим»! — воскликнул он, взмахнув руками. — Мне лежать уже надоело! Государственные дела ждать не могут!