Ассасин 1: миссия в Сараево (СИ) - Тыналин Алим

В этот момент дверь кафе открылась, и в подвал спустился новый посетитель.

Ежи Домбровский вошел не как заговорщик, а как хозяин. Высокий, широкоплечий молодой человек лет двадцати пяти, с темными волосами, зачесанными назад, и острыми чертами лица.

Одет просто, но со вкусом. Темный сюртук хорошего покроя, белая рубашка, черный галстук. В руках он держал трость с серебряным набалдашником, хотя хромоты у него не было. Чистая аффектация, попытка выглядеть аристократом, каким были его предки.

Но самое главное — его глаза. Серые, холодные, оценивающие. Взгляд человека, привыкшего взвешивать людей и события, принимать решения и нести за них ответственность. Взгляд лидера.

Он окинул подвал одним быстрым взглядом, заметил наш столик и направился к нам широкими уверенными шагами. Трость постукивала по каменному полу в такт его движениям.

— Ежи! — Анна вскочила со стула и бросилась навстречу. — Как же мы соскучились!

Домбровский обнял ее по-братски, поцеловал в щеку, потом пожал руки Пулавскому и Ковалю.

С Крупским он поздоровался более сдержанно, я заметил это. Значит, он не доверял провокатору полностью. Хорошее чутье.

А потом Домбровский повернулся ко мне.

— Значит, вы и есть тот самый Александр Борисов, — произнес он спокойно, изучая меня внимательным взглядом. — О котором мне столько рассказывали.

Я встал и протянул руку для рукопожатия.

— Приятно познакомиться, пан Домбровский. Слышал о вас много хорошего.

Он пожал мою руку крепко, но долго не отпускал, продолжая смотреть мне в глаза.

Проверка. Он пытался прочитать меня, понять, кто я такой на самом деле. Я выдержал его взгляд спокойно, не отводя глаз и не напрягаясь.

— Казимир говорит, что вы спасли его и Стефана от ареста, — наконец произнес Домбровский, отпуская мою руку и садясь за стол. — Рискуя собственной жизнью. Это требует храбрости. Или безрассудства.

— Или того и другого, — улыбнулся я, возвращаясь на свое место. — Я не мог стоять в стороне, когда товарищей ведут в ловушку.

— Товарищей? — Домбровский поднял бровь. — Мы не товарищи, пан Борисов. Мы едва знакомы.

Напряжение повисло над столом. Анна испуганно посмотрела на Домбровского, Пулавский нервно поправил очки. Крупский замер, наблюдая за нашим поединком.

Я смотрел Домбровскому прямо в глаза.

— Вы правы, — спокойно согласился я. — Мы не знакомы. Но я знаю, за что вы боретесь. И я разделяю ваши убеждения. Справедливость не зависит от национальности. Польша имеет право на свободу. И если я могу помочь этому делу, я помогу.

Домбровский некоторое время молчал, изучая меня. Потом медленно кивнул.

— Красивые слова, — произнес он. — Но слова это просто звуки. Меня интересуют дела. Казимир говорит, что вы предупредили их о засаде. Откуда у вас информация?

Я ожидал этого вопроса. Ответ подготовлен заранее.

— У меня есть знакомый в жандармерии, — сказал я тихо, наклоняясь ближе к столу, чтобы никто посторонний не услышал. — Младший офицер, который разделяет мои взгляды. Он случайно услышал разговор о планируемой операции и предупредил меня.

Ложь, конечно. Но Домбровский не должен был знать правды.

— Имя? — спросил Домбровский.

— Извините, но этого я сказать не могу, — я покачал головой. — Он рискует жизнью. Если его раскроют, конец.

Домбровский прищурился, но кивнул.

— Понимаю. Что ж, ваша осторожность похвальна. — Он сделал паузу, потом добавил: — Или хитрость.

Я не дрогнул.

— Думайте как хотите, пан Домбровский. Я не прошу вас доверять мне. Доверие нужно заслужить. Дайте мне время, и я докажу что достоин.

— Время, — Домбровский усмехнулся. — Времени у нас мало, пан Борисов. Слишком мало. Польша ждет слишком долго. Сотни лет под игом. Сколько еще ждать?

Вот оно. Нетерпение. Желание действовать. Именно на этом играли провокаторы вроде Крупского, толкая молодых идеалистов на необдуманные поступки.

— Спешка враг успеха, — тихо заметил я. — Польша восстанет снова, пан Домбровский. Но только когда придет время. А пока нужно готовиться, собирать силы, а не бросаться в безнадежные атаки.

Домбровский смотрел на меня долго и внимательно. Потом медленно кивнул.

— Мудрые слова для молодого человека, — произнес он. — Хорошо, пан Борисов. Посмотрим, какой вы на деле. Анна, Казимир, вы за него ручаетесь?

— Да, — твердо сказала Анна.

— Безусловно, — кивнул Пулавский, и я уловил легкую дрожь в его голосе. Он боялся меня, но обязан поддерживать легенду.

Домбровский посмотрел на Крупского.

— А вы, Иван? Что скажете?

Крупский замер. Его пальцы сжали край стола. Он знал, что я слушаю каждое его слово, что любая ошибка будет стоить ему разоблачения. Знал, что я держу его на коротком поводке.

— Я… я мало знаю пана Борисова, — медленно произнес Крупский. — Но если он действительно спас Казимира и Стефана, значит, заслуживает доверия.

Я уловил его взгляд, быстрый, полный ненависти и покорности одновременно. Он ненавидел меня за то, что я сломал его. Но подчинялся, потому что нет выбора.

Домбровский кивнул и поднялся со стула.

— Хорошо. Будем считать, что вы приняты в наш круг, пан Борисов. Но помните, одна ошибка, одно предательство, и… — он не закончил фразу, но смысл был ясен.

— Понимаю, — кивнул я. — И благодарю за доверие.

— Не благодарите рано, — усмехнулся Домбровский. — Доверие еще нужно оправдать.

Он уселся у окна,а рядом положил трость.

— Анна, Казимир, Стефан, останьтесь. Нам нужно обсудить кое-какие дела. — Он посмотрел на меня и Крупского. — Пан Борисов, Иван, увидимся в следующий раз.

Это явный приказ покинуть помещение. Домбровский не собирался обсуждать серьезные планы при новичке.

Правильно. Осторожность признак настоящего лидера.

Я встал, попрощался с присутствующими кивком и направился к выходу. Крупский последовал за мной.

Мы поднялись по каменной лестнице молча, вышли на улицу Новый Свят, где моросил мелкий дождь, превращая мостовую в зеркало отражений.

Я прошел несколько шагов, потом остановился в тени дома и обернулся к Крупскому. Он стоял поодаль, сгорбившись под дождем, и его лицо в свете фонаря казалось осунувшимся, постаревшим.

— Хорошая работа, Иван, — тихо сказал я. — Ты правильно сыграл свою роль.

Он поднял на меня взгляд, полный отчаяния.

— Сколько еще? — хрипло спросил он. — Сколько еще мне притворяться?

— Столько, сколько потребуется, — ответил я жестко. — Ты работаешь на меня теперь. И будешь работать, пока я не скажу хватит. Ты понял?

Крупский сжал кулаки, и на секунду мне показалось, что он бросится на меня. Но потом его плечи опустились, и он кивнул.

— Понял.

— Хорошо.

Я развернулся и пошел прочь, оставляя Крупского стоять под дождем. Мои шаги эхом отдавались на пустынной улице, а в голове крутились мысли.

Встреча с Домбровским прошла хорошо. Он принял меня в кружок, пусть и с осторожностью.

Теперь у меня есть доступ к настоящему центру заговора. Пулавский доносит мне о настроениях, а Крупский о планах охранки. Двойная агентура, сложная паутина, где я контролирую все нити.

Именно то, чего хотел Редигер.

Но почему-то вместо удовлетворения я ощущал только пустоту.

Образ Анны всплыл в памяти,1 ее искренняя улыбка, доверие в глазах, забота в голосе. «Ты хороший человек, Александр».

Нет, Анна. Я не хороший человек. Я хищник, притворяющийся другом. Я использую твои чувства, как использую всех вокруг.

Но это цена игры. Цена, которую я согласился заплатить, когда вступил на этот путь.

Глава 13

Срыв

Ротмистр Павел Константинович Зотов сидел в своем кабинете на втором этаже Варшавского охранного отделения и смотрел на папку с грифом «Совершенно секретно».

Май. Середина мая 1914 года. За окном расцветала весна.

Каштаны на улице Шуха покрылись белыми свечами соцветий, воздух теплый и свежий, девушки в светлых платьях гуляли под зонтиками от солнца.