Хорунжий (СИ) - Вязовский Алексей

В крепости Девлет-Гирей после двухдневного отдыха было принято решение произвести рокировку. Измученный полк Белого и тех, кто шел за ним следом, отозвали сюда из пустыни и оставили отдыхать. Подходившие второй, третий и последующие эшелоны оставляли там же своих заболевших, число которых неуклонно росло. Далее значительно поредевшие полки спускались к морю, все более сокращая между собой дистанцию, и продолжили движение в узком дефиле шириной в 150–200 саженей между нависающим клифом Усть-Юрта и береговой полосой. Они шли на мыс Урга — настоящий оазис на берегу отделенного от Арала узкой протокой озера Судочье, где в изобилии водилась рыба, берега густо заросли камышом и куда даже приезжали отдыхать богатые хивинцы, как ростовчане на Левбердон. Наш основной отряд ждала крепостица Джан-Кала — убогое укрепление, полузанесенное песком и со столь примитивными стенами, что его защитникам нужно было встать на колено, чтобы выстрелить из-за зубца. Весьма сомнительное препятствие для нас, зато многочисленные ночные огни у его стен подсказали, что не менее двух тысяч степняков готовятся дать нам отпор.

Все эти сведения нам передавали киргизы, проживавшие поблизости. Большая их часть с русскими воевать не хотела — наперегонки мчались с разведывательными сообщениями и заверениями в покорности. А вот меньшая, под предводительством известного смутьяна Сары Джатова, решила отблагодарить хивинцев за гостеприимство и присоединилась к туркменской кавалерии. В общем, основной части первого корпуса предстоял бой — в каком-то смысле, за рыбу (с провиантом все обстояло, мягко говоря, не очень), за камыш (была надежда, что удастся накормить им лошадей) и хорошую пресную воду. Потом планировалось, двигаясь напрямик, строго на восток, выйти на Кунград. Местные нас уверяли, что Айбугирский залив значительно обмелел, и урусам не составит труда значительно срезать маршрут.

Что же касается трех полков авангарда, то они, не спускаясь с плато, отправились в обход этого залива, вытянутого к югу в виде длинного языка. По наспех составленной карте им была поставлена задача: опрокинув пограничные заслоны, захватить город Куня-Ургенч, а далее, развивая успех, двинуться на северо-восток к городу Ходжейли, где, соединившись с основными силами, выступить непосредственно на Хиву вдоль русла Аму-Дарьи.

На мой взгляд, план был состряпан на коленке и опирался на массу непроверенных сведений. Можно ли и вправду пересечь Айбугирский залив по его дну? Какие силы нам противостоят на юге? Как они распределены, могут ли маневрировать резервами? Достаточно ли всего трех полков для столь мудреного обходного маневра по неразведанной местности, да к тому же бедной источниками воды на первом этапе выдвижения к крайней южной точке, к городу Куня-Ургенч? Можно ли его взять с наскока?

Но кто бы меня слушал? После фиаско с донесениями о фантомной армии у полковников ко мне появилось несколько снисходительное отношение, вроде похлопывания по плечу и ехидного хмыканья. Мол, возгордился малец, посчитал себя чуть ли не спасителем корпуса, вознесся не по чину. Поставил на уши весь передовой отряд, а вышел пшик. Так что давай-ка ты, квартирмист, займись лучше делом и обеспечь авангард водой.

А где мне ее взять? Что Уч-Кудук, что другие колодцы в южной части плато имели только «техническую» воду — сказывалась близость солончаков и самого впечатляющего из них, Барса-Кельмеса, «места, откуда нет возврата». Полки уже наступали мне на пятки, но мне нечем было их порадовать. Вся экспедиция оказалась под угрозой.

— Петро! — окликнули меня подъехавшие полковники Астахов и Миронов. — Снова пустышка?

Среагировал на вопрос не сразу. Я стоял около одного из колодцев и с удивлением разглядывал вытащенную из него дохлую собаку без шкуры. После случая в Шах-Сенем я, образно выражаясь, дул на воду и приказывал проверять колодцы «кошкой». Вот и вытащили дохлятину. А лошади-то морду от ведра не воротили! Выходит, тот колодец был отравлен чем-то более злодейским.

— Что? — машинально переспросил я.

— Спросили тебя про Уч-Кудук твой, не подошел?

— Не мой и не подошел! — сердито ответил я и тут же поправился. — Извините, господа полковники, зарапортовался. Плохо все с водой. Нас еще один переход ждет, а чем поить людей будем, ума не приложу.

Очень тянуло выдать вслух «я же говорил», да что толку!

Полковники переглянулись, помрачнели.

— Еще варианты есть?

— Есть! — признался я. — Но надежд особых не питаю. Отправил большую часть сотни вперед — малыми силами не готов поиск проводить, видели мы туркмен конных. Как бы не столкнуться с крупным отрядом.

— Кажись, кто-то скачет, — крикнул мне глазастый Зачетов. Его гребенцы остались со мной, как всегда, в арьергарде отряда.

— Твои? — поинтересовался Астахов.

Я, недолго думая, забрался с ногами на седло, встал в полный рост и, балансируя руками, вгляделся в сторону приближающихся всадников. Они мчались на фоне резко темнеющего неба, на рукавах белые повязки.

— Мои!

Вгляделся в горизонт.

— Никак дождь собирается? — недоверчиво сообщил полковникам. — Глазам своим не верю.

— Дождь — это наш шанс! — с надеждой ответил Миронов, плотный сильный казак средних лет с обезображенным шрамом загорелым лицом. — Бурдюки так прогнили, что подвозом воды скорее потравим сотни, чем им жажду утолим.

— Проводник несется. Кажется, Мамаш, — выдал я новую порцию информации.

— Прыгай в седло, акробат, поскакали ему навстречу, — добродушно приказал мне Астахов, не теряющий духа даже в столь экстремальных обстоятельствах.

Через пять минут мы встретились с киргизским беком — Мамаш давно признался, что парень непростой, да я и не сомневался, держа в памяти, что он из рода торе, рода чингизидов.

— Вода большой идет по небо! — закричал он мне на подъезде. — Палатка готовь, кошма готовь, вода собирать надо!

Его тут же все поняли. Полковники моментально развернули коней и, нахлёстывая их плетьми, помчались к своим полкам раздавать указания.

Поднялся ветер, песок хлестал в лицо, вдали прогремели раскаты грома, черные тучи неслись прямо на нас — такие желанные, такие вымоленные!

Ба-бах!

Прямо над головой раздался небесная канонада. Еще и еще! Но никто не втянул голову в плечи. Напротив, казаки начали раздеваться, задирая к черному небосклону не испуганные, а радостные лица.

Дождь! Ливень! Чистейшая пресная вода! Жизнь!

Порядка в колоннах давно уж не было, а тут и вовсе все пришло в смятение. Забегали казачки, засуетились — кто-то с побратимами, ухватившись за углы, растягивал пыльную попону, кто-то, сдернув шапку с головы, надеялся набрать хоть четверть ведра, чтобы напоить верного друга-коня. Иные, слабее духом, припадали к земле и пили из небольших лужиц. Лошади весело ржали, не обращая внимания на гром небесный — выпятив жаркие толстые губы ловили дождевые капли, наслаждались барабанящим по спинам тугим струям и радовались вместе со своими хозяевами, взбрыкивая ногами, как жеребята-стригунки.

Мне оставалось одно — стянуть с головы папаху, поднять глаза к грозовым небесам и прошептать молитву:

«Господи! Спасибо тебе за все, спасибо, что принял мой грех! Спасибо, что спас эти ни в чем неповинные души, кои я обрек на такие страдания!»

Гром!

Сверкнула молния!

Бог ответил!

Я, как казаки, как вся эта масса мужиков и юнцов, не оглядываясь на свои прожитые 67 лет, вдруг преисполнился щенячьего восторга — хотелось прыгать голым и простоволосым под проливным дождем, шлепать босыми упрелыми ногами по лужам, вопить, хохотать, закрутить над головой шашку…

Мы выживем! Мы минуем этот проклятый Усть-Юрт и это бедовое место, «откуда не возвращаются»! Мы спасем своих коней! Мы снова боеспособны и порвем всех, как Тузик грелку — только встань на нашем пути!…

К ночи резко похолодало. Казаки вспомнили про прихваченные из дома бурки и шинели.

* * *

Давным-давно великий и ужасный Чингисхан доказал всей Средней Азии, этим зажравшимся бухарцам, самаркандцам, хорезмийцам, что крепкие стены из спекшегося до крепости камня кирпича из сырой глины, какие они не были бы высокими, не спасут жителей городов. Они усвоили урок — настолько он был впечатляющ, жесток и разрушителен.